"Был бы белой куропаткой": Алексей Эбель рассказал, от каких проблем спасет наука о птицах

На территории Алтайского края в разные годы и сезоны останавливались и проживали более 370 видов птиц. Всех этих пернатых считали, изучали и спасали орнитологи, для которых птицы – главное увлечение жизни. В честь недавно прошедшего Дня орнитолога amic.ru пообщался с фотохудожником и орнитологом Алексеем Эбелем , узнал об особенностях профессии, чем она интересна и с какими трудностями сталкиваются любители птиц. "Что-то неладное в тайге" – Алексей Леонович, как в этом году перезимовали птицы у нас в регионе? Можно ли выделить какие-то особенности? – Эта зима была сложной. Перепады температур вообще большая проблема для птиц, потому что снег становится плотным, замерзают ветки, почки, семена растений. А тут был еще и не очень хороший урожай рябины и мелкоплодных яблок – основной корм пернатых. Те же свиристели, например, прилетели к нам и полетели дальше корм искать. Кроме того, у нас второй год подряд настоящее нашествие таежных видов птиц. Те, кто обычно не гнездятся в лесостепи и в частности в Барнауле, расселились по всему региону. Это щуры, которых многие заметили, – яркие крупные птички, очень дружелюбные к человеку – а также сойки, кедровки. Обычно птицы, гнездящиеся в Сибири, перемещаются южнее. Вероятно, с тайгой есть какие-то проблемы. Можно сделать вывод, что для птиц там корма нет. – Что же такое произошло в тайге? – Возможно, птиц "согнала с места" суровая поздняя осень, которая провоцирует их на поиск кочевки. А может быть, виноваты сильные пожары. К сожалению, мы не можем отследить последствия для популяций, потому что пожары были в малодоступных местах тайги и те птицы, которые там гнездятся, улетают зимовать в юго-восточную Азию. То есть они летят мимо нас и мы не можем понять: столько же птиц вернулось или нет. Но косвенно появление в нашем регионе птиц из тайги указывает на какие-то проблемы. "Не можем доказать, что его нужно внести в Красную книгу" – А в целом можно ли говорить, что птиц в Алтайском крае стало гораздо меньше? – Этого нельзя сказать наверняка, потому что сокращение популяций птиц связано не только с процессами внутри региона, но и с изменением миграционных путей, а это не быстро проявляющийся процесс. Но в целом сказать, что у нас резко снизилась численность за последние два-три года, нельзя. – А почему птицы меняют миграционные пути? – Потому что ухудшаются условия зимовки. Наши птицы в основном зимуют в Африке, в юго-восточной Азии – и там и там идет развитие сельского хозяйства, его химизация, и для птиц, конечно, возникают угрозы. Причем там скорее, нежели у нас. У нас мало что меняется. Но и  в Алтайском крае меньше становится тех видов, которые связаны с агроландшафтами. Практически исчезла белая куропатка, которая раньше была обычным видом для наших краев, становится меньше серых куропаток, которые живут в полях. – То есть Красная книга пополняется редкими алтайскими птицами? – С этим есть некоторые трудности. Вы знаете, что у нас есть федеральная и региональная Красные книги. Федеральные "краснокнижники" автоматически попадают в региональную. Но есть виды, которые по разным соображениям относятся только к региональной Красной книге. А есть птицы, которых исключают из федеральной, но оставляют в региональной по разным причинам, в том числе и из-за документальной путаницы. Есть странная тенденция последние годы, что федеральную Красную книгу пополняют исходя из данных по регионам, и если в регионе вид не внесен в нее, то и в федеральном списке его не будет. – То есть чтобы исчезающий вид попал в Красную книгу, нужно очень сильно постараться? – Вот вам последняя история. У нас есть такой вид – лесной гуменник. Это гусь, численность которого катастрофически снижается. И во всех регионах Юго-Западной Сибири он внесен в Красную книгу и включен в федеральный список, но в Алтайском крае мы никак не можем доказать, что в местный документ его тоже нужно внести. Парадоксальная ситуация: везде, где гусь обитает, он внесен в Красную книгу, а у нас, где он всего лишь останавливается в сезон охоты, не внесен. А дело в том, что общественный совет Минприроды в большинстве своем состоит из лесников и охотников. Они и принимают решение не вносить гуся в Красную книгу. Но и мы не остановимся, поднимаем этот вопрос уже на федеральном уровне. – А кто должен заниматься мониторингом популяции? Я так понимаю, если возникают проблемы с доказательством редкости вида, то он не организован у нас в крае централизованно... – Да, у нас, к сожалению, практически нет орнитологов. В основном это любители. Поэтому сложно посчитать популяцию каждого вида. Государство, увы, не финансирует работу орнитологов. В крае более-менее налажен ежегодный любительский мониторинг. Мы выпускаем бюллетень, где есть вся информация по редким видам. Но все равно это очень мало, потому что это непрофессиональное сообщество. Мы добываем очень отрывочные сведения, и они стопроцентно неточные. "Исчезающая профессия" – Профессия орнитолога стала настолько редкой и неперспективной? – Для начала скажем, что такой профессии сейчас вообще не существует. Я сомневаюсь, что у кого-то в нашей стране в трудовой книжке записана должность "орнитолог". Есть просто "научный работник", как, например, в университете либо в Тигерекском заповеднике. А квалификация у них, как правило, биологическая. Это в какой-то степени принижает нашу специализацию, и непонятно, сколько вообще орнитологов существует не только в крае, но и в стране. – А молодежь проявляет интерес к этому делу? – Энтузиасты есть, но, к сожалению, по профессии работы не найти. И все потенциальные орнитологи переходят в категорию действующих бёрдвотчеров, то есть любителей-наблюдателей. Они и являются основными поставщиками информации о птицах. Я тоже больше не орнитолог, а бёрдвотчер. А те орнитологи, которые преподают в университете, практически не выезжают в экспедиции и не наблюдают птиц в живой природе, потому что заняты учебным процессом. – А в других странах есть орнитологи? – В Европе орнитолог считается важной специальностью. Они пристально наблюдают за птицами и их миграционными путями, потому что, например, пернатые могут переносить опасные инфекции. – То есть отсутствие орнитологов в России может привести к проблемам? – Можно сказать и так. Одна из них – это перенос болезней, которую некому отслеживать. Например, птицы принесли в регион лихорадку западного Нила, которая значительно страшнее птичьего гриппа и даже энцефалита (а их, кстати, тоже птицы разносят по миру). К сожалению, это из тех направлений, которые начинают развивать только тогда, когда возникает острая потребность. А чтобы избежать больших проблем, всего-то нужно мониторить ситуацию. В Алтайском крае сейчас этим никто серьезно не занимается. Еще существенной проблемой являются птицы на аэродромах. Чего только не придумывают, чтобы их отпугнуть. Применяют целые комплексы биорепеллентов – и звуковые сигналы, и крики птиц, попавших в беду, и шипение змей. Даже специальные квадрокоптеры запускают для распугивания пернатых. Но этого все равно недостаточно. Птицы очень быстро понимают, реальная угроза или нет. И нет даже тридцатипроцентной гарантии, что весь этот комплекс мер будет их пугать. А между тем решение проблемы очень простое: если бы они пришли к нам, орнитологам, и спросили, где строить аэропорты, проблема была бы исчерпана в самом начале. – Но орнитологов, конечно, никто не спрашивает… – К сожалению. У нас даже наоборот. В Нижегородской области, например, строится трасса, которая проходит через места скопления журавлей. Но это же понятно, что их будут там сбивать. Они только лет через десять адаптируются и, может быть, поменяют дислокацию... Да даже взять наш барнаульский аэропорт. Он построен недалеко от скопления врановых, там рядом свалка, место их ночевок. Там же и скопление других птиц, в том числе и перелетных. Аэропорт поставили именно в том месте, где пути перелета птиц пересекаются с траекторией полета самолетов. А рядом еще и поселок Новомихайловка, где крупнейшее скопление грачей. – То есть у нас в аэропорту особенно высокий риск столкновения с птицами? – Ну, птицы у нас тоже не дурные. Врановые очень умные и крайне редко летают рядом с самолетами. Чаще всего аварийные ситуации создают крупные перелетные птицы – гуси, журавли. Возможно, в уже построенных аэропортах для безопасности стоило бы выбирать время взлетов и посадок, учитывая транзиты птиц. Но, опять же, для этого нужна совместная работа с орнитологами, о которой никто не задумывается. "Мы не можем спасти всех птиц" – Орнитология – это же не только мониторинг и наблюдение за птицами, это еще и спасение пернатых, лечение и реабилитация. Наверняка у нас есть и нехватка ветеринаров, которые могли бы их лечить. – Да, это тоже проблема. Специалистов нет в целом по России. У нас в Барнауле есть общественная организация "Ноев ковчег", которая оказывает помощь птицам. Но это, скорее, спасение отдельных особей и проявление человечности, чем крупная помощь по сохранению какого-либо вида. Птиц лечат и передают в другие места для дальнейшего проживания, если их нельзя вернуть в место обитания. – Какая история спасения вам больше всего запомнилась? – У нас было много таких случаев. Один из последних: нам привезли чернозобую гагару аж с Ямала. Молодая птица-инвалид, у нее сломано крыло, она уже не будет летать. На Ямале ей жить негде, птица водоплавающая. Всем Ямалом деньги собирали, и одна женщина-волонтер на поезде ее нам привезла, чтобы мы могли гагару реабилитировать и пристроить. – Если я вижу птицу, которой нужна помощь, что можно сделать и куда обратиться? – Это сложный вопрос. Птенцов, например, брать к себе нельзя категорически, даже если рядом нет родителей. Вы можете только поднять упавшего птенца с земли и посадить его на ветку. Проблемная ситуация по голубям, грачам, воронам. Получаем много звонков от людей по поводу этих птиц с разными болезнями, травмами. К сожалению, мы не всех можем спасти и пристроить, а потому иногда приходится отказывать. Однозначно забираем, если это какой-то редкий вид или крупная птица, у которой больше шансов вылечиться. – А самостоятельно возможно птицу выходить? – Да, мы можем дать консультации по лечению, кормлению и уходу. Многие берут птиц домой и выхаживают по нашим рекомендациям. Но нужно понимать, что чем меньше птичка по размеру, тем меньше у нее шансов. И нужно быть готовым оставить ее у себя либо искать ей новый дом, особенно если у птицы сломаны крылья. "Я был бы белой куропаткой" – А вы почему стали орнитологом? Как вас заинтересовали птицы? – Я всю жизнь провожу в окружении птиц. Орнитологию изучал с детства, с 14 лет. Мне было это интересно, я вел дневники наблюдений. А выбрал их, потому что птицы круглый год и они рядом с человеком. Вот сейчас, пока с вами разговариваю, гляжу в окно и уже пять видов птиц насчитал. – Есть ли у вас мечта увидеть какую-то особенную птицу, например? – Всегда, конечно, интересно увидеть какой-то новый вид. Есть такой термин: "лайфер" – это вид, увиденный впервые. И увидеть первый раз, как он выглядит, какой у него голос, особенности – все это очень интересно. Особенно тех, кто есть в нашем регионе, но я их еще не встречал. А еще интереснее обнаружить совершенно новый вид на территории Алтайского края. Но мне лично больше интересна работа по сохранению редких видов птиц. У нас есть проект по черному аисту. По пеликанам работаем. Сейчас будет проект по птице-сизоворонке (ракше). – Если бы вы могли выбирать, какой птицей бы стали? – Наверное, дятлом. ( Смеется. ) На самом деле, сложно сказать. Но если пофантазировать... Мне нравится Алтайский край и не нравятся Египты-Таиланды, поэтому мне не хотелось бы кочевать. Хотелось бы быть ближе к земле. Поэтому я был бы птицей, которая у нас здесь живет, но достаточно редкая. Например, белой куропаткой.