«Деревянные храмы — это воплощенная любовь». Парсуна протоиерея Алексия Яковлева

Ну, не должно быть — с этим-то я сам, безусловно, согласен, но ведь оно есть, нет?

Не могу опять-таки сказать. Почему? Потому что есть прекрасные примеры для того, чтобы потрудиться. Например, есть сестричество. Есть те люди, которые на приходах в Москву помогают фронту. Есть наша экспедиция на Русский Север. И в рамках одной экспедиции человек проживает целую жизнь и возвращается, и у него вновь есть силы для того, чтобы здесь еще несколько месяцев потрудиться в мегаполисе, взирая на все уже наполненным радостью и силой к свершениям личностью.

То есть вы с верой и надеждой смотрите на состояние нашей Церкви как собрание людей.

Однозначно.

Это очень хорошо. Отче, скажите, пожалуйста, если представить такую гипотетическую ситуацию: вы, выбравший тогда семинарию вместо аспирантуры, это сколько было лет назад уже?

Почти 30. 

Почти 30 лет назад вы окончили высшее учебное заведение, вас берут в аспирантуру, а вы идете в семинарию. И вот если бы вы из того времени посмотрели бы на себя сегодняшнего, эти два человека бы встретились, что бы вас, того, в вас нынешнем больше всего бы удивило?

Я думаю, что супруга.

Супруга?

Да, потому что ничего лучше, чем супруга, в моей жизни не может быть. Как вы знаете, Соломон немало говорил, что все на земле хорошо, но нет ничего лучше, чем вторая половинка, чем супруга, и это действительно так.

Ответ и неожиданный и прекраснейший, но я немножко позловредничаю. Вы 30 лет назад смотрите на себя сегодняшнего. Что самое было бы неожиданное?

Я думаю, что это была бы и Военная академия ракетных войск стратегического назначения, потому что я…

Но вы говорите о внешнем делании, а я спрашиваю про внутреннее состояние. Вы же изменились за 30 лет, правда?

Вы знаете, когда-то будущий преподобный Амвросий поступил в Оптину пустынь и посмотрел осуждающе на старца, который был полный, грузный. Старец понял его взгляд, мысли, сказал, что, говорит, смотришь, думаешь, лучше будешь? Нет, говорит, хуже, хуже. И по прошествии десятилетия, преподобная Амвросий говорит: так и случилось — хуже, хуже стал.

Вы так, значит, аналогией ответили. Хорошо, отче, а как вы думаете, есть у меня такой любимый сейчас вопрос: насколько вы себя хорошо знаете?

Для того чтобы понять, насколько я хорошо себя знаю, для этого нужно спрашивать у других. Как известно, путь глупого прям его глазах, но слушающий совета мудр. Я человек, который очень любит слушать советы. То есть в моей жизни был прекрасный человек, которого звали схииеродиакон Николай, который стал моим наставником на протяжении 13 лет. Фактически он меня сформировал как будущего священника, и я жил в прямом послушании ему. Я спрашивал дедушку, как лучше поступить — он просил меня в свое время назвать его дедушкой. И это было замечательно. То есть он прямо показывал золотой путь, как лучше всего сделать, и я удивлялся, какие прекрасные от этого бывали результаты. Очень важно слушаться архиереев, потому что зачастую архиереи видят то, чего ты не видишь. Если ты смотришь на один-два шага вперед, ну, может быть, три, то их благодать, она просматривает гораздо большее пространство. Очень важно слушаться духовника. И я как-то спросил у духовника своего, он в Троице-Сергиевой лавре, как быть, если я не могу с вами посоветоваться? Он говорит: спроси совета у супруги. И в этом плане очень важно в отношении себя спросить у них, что они обо мне думают, что они обо мне знают, потому что их взгляд со стороны более будет адекватный. В этом плане я могу сказать, что вообще жизнь в послушании — есть такое понятие монашеское, как послушание, — оно самое быстрое для того, чтобы достигнуть Бога, как добродетель. И в этом плане это замечательно, потому что как бы зачастую ты в какой-то степени складываешь себя ответственность, но в то же самое время ты ее и несешь. Я не могу сказать, насколько я себя хорошо знаю, лучше спросить у тех людей, с которыми я советуюсь.

Мне кажется, что здесь я понимаю, о чем вы говорите, но это скорее вопрос о том, насколько ваше представление о себе совпадает… наше представление о нас совпадает с тем, каким нас видят другие. Ну а все-таки путь веры — это же во многом путь и самопознания. Когда вы себя последний раз удивляли? Может быть, не в хорошем смысле, а в плохом, а может быть, в хорошем, когда вы удивлялись тому, что вы сделали, или подумали, или не сделали?

Удивляю я себя больше в отрицательных смыслах. (Смеется.) То есть: Господи, ну как же так, ну как же так, ну разве так можно было поступать! И в плане изменений замечательный есть дневник святителя Николая Японского. Он писал его для себя, он шифровал. И если его читать, то видно, как меняется человек — от юноши до зрелого мужа и, в конце концов, уже до старца святого равноапостольного. В этом плане, как вы говорите, что о нас с вами думают другие и что мы из себя действительно представляем. Это, безусловно, ответственность, ответственность за тех людей, главой прихода которого ты являешься, ответственность в целом за страну, потому что есть люди, которые сейчас на поле боя проливают свою кровь за тебя. И в этом плане, конечно, нужно стремиться соответствовать тому, что о тебе думают, тому, чем ты являешься на самом деле.

А апостол Павел говорит, что мне не важно, как судите вы меня вы или другие люди, я и сам себя не сужу, ибо судья мне Господь. А как эти две вещи соединить? Вам важно, что о вас думают другие?

Я думаю, что нет, потому что в первую очередь Господь, действительно, судит, и правда, она все равно, так или иначе, становится правдой.

Отче, хочу еще у вас спросить о таком явлении в нашей жизни, как дела милосердия, важнейшем для христианина, но здесь, мне кажется, есть два подхода, которые не вполне друг с другом соединяются. Первое, мы говорим, что человек даже неверующий, если он принимает участие в каких-то добрых делах, едет на Русский Север, или помогает сейчас нашей армии или в больнице трудится, он может быть неверующим, но мы считаем, что все равно это хорошо, он делает дела милосердиями. А с другой стороны, мы говорим, что принципиально важно в делах милосердия осознанность того, что ты это делаешь ради Христа. Но это ведь получается, что одно с другим не соединяется.

Это на самом деле тайна, которая прочитывается объективно всей жизнью. Что такое делать для Христа? Что такое жить для Христа? И когда человек делает дела милосердия, он фактически свидетельствует о своей вере, о близости к Христу, который сам явился примером, образцом милосердия. А потом, когда примешивается, может быть, к твоим делам какое-то тщеславие, гордость, самохвальство, превозношение, то Господь посылает скорби, которые очищают это дело твое хорошее для Царства Небесного, потому что, преодолевая эти скорби, клевету, остается только Христос, ты делаешь только ради Христа, не ради чего-то другого. И в этом плане всякое доброделание, оно само по себе приводит ближе к Богу.

А не ради чего-то другого, когда вы говорите, вы имеете в виду, что ты не ждешь, спасибо что тебе скажут, да? Не ждешь, что кто-то тебя похвалит, что тебя наградят или просто скажут: ой, какой молодец. Вы правы, что это ведь тайна, легко сказать «надо делать ради Христа», а как это даже понять, что это значит, что я делаю для Христа или нет?

Мы когда начинаем первые шаги делать вере, то понятно, что это хорошо и есть такая благодать призывающая, которая тебя укрепляет во всех этих добрых делах и радостно. Потом она отступает, и ты делаешь то, что знаешь, что хорошо, уже такой идёт твой выбор, твой подвиг. А дальше, по мере прохождения десятилетий твоей жизни, ты начинаешь понимать, что за теми словами Евангелия, которые ты читаешь, стоит действительно живая личность. И я был очень близок с отцом Дмитрием Смирновым, мы не очень часто встречались, но почти 30 лет мы с ним дружили, он покровительствовал нашему проекту в его самых первых шагах. И для меня отец Дмитрий был человеком, который видел Христа, он стоял перед Христом, он говорил правду, потому что это была правда Христова. То есть такой живой пример человека, который со Христом. И это все происходит не за один год, а это происходит в течение десятилетиё. То есть для того, чтобы таковым быть, для этого нужно очень долго ходить в субботу вечером и воскресенье утром в храм, читать утренние и вечерние молитвы, соблюдать посты и так далее, и так далее. Наша душа, она же тоже вырастает, то есть изменяется наше тело, а душа, она из младенческого состояния должна стать достойной Царства Небесного, как это не страшно звучит, но она должна преобразиться, измениться, вырасти. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, это тайна, которую можно услышать и понять только сердцем, то есть интеллектуальным путем понять, что это такое — делать для Христа, очень сложно. Это останется просто формулировкой, но не будет чем-то, что ты это осмысленно чувствуешь, понимаешь, что является твоей сутью.

А почему вы сказали, что страшно звучат слова о том, что душа должна преобразиться, чтобы быть достойной Царствия Небесного?

Ничто нечистое не войдет в Царство Небесное. То есть, в принципе, Царство Небесное — оно только лишь по милосердию Божию, по нашему смирению, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит, но никак не по делам, поступкам, мыслям, словам, желаниям и так далее и тому подобное. Очень важно смирение, потому что Церковь — это не спорт, где каждый может определенное количество упражнений делать, соблюдать режим и в конечном итоге победить в Олимпиаде или быть претендентом на победу. В Церкви тайна, когда человек тем выше, чем он более смирен. Человек тем выше, чем он более чист сердцем. И в этом плане Богородица — удивительный пример. Девушка, которую никто не знает, которая скромно живет при храме, служит Богу, но она выше всех херувимов и серафимов, Честнейшая Херувим, и та, которая самая могущественная, потому что она ни много ни мало мать Бога и имеет такое дерзновение обращаться к Богу не только как к Богу, но еще и как к своему Сыну. Поэтому Церковь — это такая тайна, которая постигается жизнью.

НАДЕЖДА

Я в нескольких интервью читал, что вам задают вопрос: ну а зачем восстанавливать храмы или поддерживать в таком достойном состоянии в местах, где нет людей? Если я правильно понял один из ваших ответов, то смысл в том, что люди, которые это делают — вы, ваши сподвижники, делают это скорее для себя: есть восстановленный храм, а есть восстановленная душа, благодаря этому храму. Я правильно понял это? Можно сказать, что люди это делают для себя в каком-то смысле в первую очередь?

Я думаю, что в первую очередь делают люди для храма, потому что любая святыня не может находиться в мерзости и запустении. Люди это делают для Бога. Но все то, что ты делаешь для Бога, Богу, безусловно, не так важно, как важно самому тебе. И то, что вы сказали, сформулировал один американец, который живет в России, Россия стала для него родиной. Он алтарник нашего храма. Завтра читает лекцию о церковнославянском языке глазами иностранца. И он, вернувшись из очередной экспедиции сказал: батюшка правильно ли я понимаю, что это не мы спасаем храмы, а это храмы спасают нас? Я сказал, что да, Матфей, это действительно так. И надежда, она была у тех людей, которые в советские годы эти храмы ценой иногда своей жизни сохраняли. Надежда на то, что эти храмы будут служить местами, где люди соединяются, соприкасаются с небом, была у тех, кто их строил столетия назад, и надежда, она их не посрамила. Хотя до наших дней дошла одна треть из деревянных храмов Русского Севера, в первую очередь мы занимаемся деревянным зодчеством Русского Севера, но однако то, что до нас дошло, это не может не восхищать, не может не радовать душу. И например, такая история, когда люди прибирают храм. Последняя служба была в нем в 1937 году, священника потом арестовали. Храм полностью был ограблен. И юноши чинят крышу, а девушки убирают такой слежавшийся птичий помет, как войлок. Они складывают в большие такие полиэтиленовые мешки. Они в респираторах, в очках, в косынках. И яркая солнечная погода. А когда солнце, то и пыль, то можно потрогать луч солнца, он такой становится осязаемый. И одна девушка, беря очередной кусок такого по типу войлока, материала, она говорит: девчонки, я что-то нашла. Она поднимает сверток в этот луч солнца, и вдруг — яркий блеск золота. Представляете? Грязь, пыль. И они настолько этого не ожидали, что они, девушки, там человек пять было их, они аж закричали. Она держит в руках серебряную позолоченную чашу, дискос, полный евхаристический набор, который священник в 37 году спрятал, положил между стеной алтаря и иконостасом, все это потом засыпалось мусором, птичьим пометом. И литургия, которая должна была на следующий день, в день Смоленской иконы Божьей Матери, как раз престольный праздник этого храма служится, они находят то, что последний священник в 37 году передал следующему священнику, это было, по-моему, 2011 год. И батюшка — золото, достаточно его было просто вымыть, — и он на следующий день совершает на этом евхаристическом наборе литургию. Надежда этих людей, она не была посрамлена. И когда ты с этим соприкасаешься, когда ты служишь литургию в храме, в котором... в этом году, например, летом была литургия в храме Трех святителей на зимнем берегу Белого моря. Там не было литургии 105 лет. И когда ты служишь эту литургию, то ощущение такое, что с тобой стоят все те люди, которые этот храм строили, приходили в него, священники, которые в нем служили, последние священники, которые мученически свою жизнь закончили. Надежда, она не бывает посрамлена. В этом плане вообще надежда — это прекрасно. Почему? Потому что когда есть надежда, то начинает действовать Бог. Если ты надеешься на Бога — как в Священном Писании говорится: надеющийся на Господа не посрамится вовек, — совершенно чудесным образом совершаются какие-то дела, свершения. Такой пример. Сезон экспедиции должен начаться. Я думаю: неплохо было бы взять благословение у архиерея. Больше всего храмов в Архангельской митрополии деревянных, у владыки митрополита Архангельского. Но это было уже порядка 10 лет назад, думаю, ну, позвонить архиерею — это как-то очень неприлично и неудобно. Проходит буквально два дня, мы с супругой едем в машине, я отвожу ее и детей на дачу в Ярославской области, и нужно заправиться. Мы заворачиваем к заправке, и супруга Танюшка говорит, смотри, говорит, какой-то батюшка, батюшка, батюшка, смотри. Я рядышком ставлю машину, чтобы заправиться, это в районе Ярославля, — стоит митрополит Архангельский и Холмогорский, говорит: «А ты что, говорит, тут делаешь?» Я говорю: «Я еду туда». Он говорит: а я в Москву еду. Я говорю: «Владыка, я хотел взять благословение на сезон экспедиции». — «Бог благословит». И представляете, такие события, когда ты надеешься, они случается постоянно, потому что объективно каждый год наших экспедиций начинается с того, что мы подготавливаем объекты, то есть храмы, часовни, начинаем работу по созданию проектов, все это согласовываем, но это огромные деньги, то есть каждый храм — это больше миллиона рублей. В этом году у нас было 38 храмов и часовен, и у нас нет этих денег. Но уже 18 лет существует наш проект, опыт показывает что на абсолютно безденежном состоянии в конце года все работы проведены, и не только они, но еще чуть больше. И в этом плане надежда — она, действительно, удивительна, потому что она не посрамляет.

Знаете, меня сейчас, конечно, совершенно пронзили ваши слова, когда вы говорили про это ощущение молитвы в храме, ощущения того, что рядом молятся все эти люди, которые здесь когда-то молились. Я даже с ваших слов это почувствовал и представляю, какой силы это может быть, когда ты там. Когда мы выходили на тему новомучеников, мне кажется, что это важнейшая тема, но меня не покидает ощущение, что как-то недостаточно мы делаем, понимаем это, недостаточно то, что мы можем взять от новомучеников, оно входит в нашу церковную жизнь. Может быть, я ошибаюсь, может быть, что-то меняется, но даже с точки зрения каких-то формальных вещей, как часто мы обращаемся в своей личной молитве или соборной? Когда-то, правда, это было уже больше десяти лет назад, но мне одна моя знакомая с грустью сказала: ты посмотри, сколько молебнов заказывается новомученикам или святителю Николаю. Я говорю: а почему? Она говорит: ну, у святителя Николая понятно, что просить — путешествие, еще что-то, а что, говорит, у новомучеников просить? Укрепление в вере. А мы просим его, мы чувствуем в этом потребность? И у меня нет какого-то выраженного вопроса, но что вы думаете по этому поводу.

Я думаю, что для всякого живущего в наши дни человека, для того чтобы его в вера не превращалась бы в какую-то рутину, очень важно знакомиться с подвигом новомучеников. Есть такая прекрасная детская пословица в дореволюционной России: бойтесь, дети, лени как дурной привычки и читайте в день вы хотя бы по страничке.

Замечательно.

И в принципе, святитель Тихон Задонский, он говорил: «спасение в чтении». И очень важно каждому верующему человеку каждый день, но обязательно что-то читать, например, о новомучениках, потому что реально будет меняться его жизнь. Как-то древние говорили: человек есть то, что он ест. И в этом плане очень важно какую-то святыню вкладывать в свою душу, в свой мозг для размышления. Меня привел к вере один замечательный человек, житель Тамбова, его мама ходила в церковь, была певчей, и мне было 16 лет, я с ним познакомился и хотел быть похожим на него. Так вот у него есть такая замечательная традиция: он засыпает с книжкой. То есть он обязательно читает, иногда он ее откладывает, иногда не откладывает, но так или иначе я эту традицию для себя постарался перенять и читаю до тех пор, пока я еще понимаю, (смеется) когда третий раз не понимаю, я уже понимаю, что можно засыпать.  И очень важно нам узнавать о святых новомучениках. Мы создали в рамках нашего прихода такой сайт, который называется «проповеди.рф». И этот сайт, который максимально предназначен для тех, кто готовится к проповеди, и несколько нажатий — и тебе лучшие проповедники рассказывают на ближайшее воскресенье порядка 50 проповедей, а в принципе на каждый день там несколько тоже десятков самых разных материалов. И мы умышленно создаем раздел, который посвящен новомученикам, чтобы о них рассказать. И в этом плане новомученики, они, безусловно, именно сейчас востребованы. И для того чтобы нам понимать, что будет впереди, для этого очень важно обращаться к их опыту и делать соответствующие выводы для того, чтобы эта история не повторилась.

Отче, вы сказали про чтение, хочу к чтению вернуться. Я обратил внимание, что в тех интервью ваших, которые я читал, вы упоминаете и Пушкина и Пришвина порой А если брать чтение художественной литературы, к чему кому вы чаще всего обращаетесь сегодня, если время остается? Засыпая с книжкой, там художественные книги бывают в этом ряду?

Я стараюсь художественные книги слушать в машине, они как развлечение тогда, когда ты делаешь какие-то рутинные дела. Перед сном я обязательно стараюсь прочитать что-то о Церкви. И Александр Сергеевич Пушкин это наше все, и хотя мы всего его знаем, но иногда возвращаемся. Интересно то, что в наших экспедициях иногда бывает так, что люди во время трапезы читают Александра Сергеевича.

А что читают?

Ну, например, «Евгения Онегина» прочитали. Причем американец в этом принимал участие. В экспедиции был американец, жительница Австралии, сейчас вернувшаяся обратно в Россию. Они удивительным образом встретились в одной экспедиции. И «Евгения Онегина» за 10 дней, за 7 дней экспедиции они прочитали. Я люблю Юрия Казакова, прекрасного писателя, и, как вы упомянули, и Пришвина. И в этом плане, конечно, литература — это то, что дает тебе опыт. Если церковная литература — это то, что тебя преображает, воодушевляет, то художественная литература, опыт этих людей, он как прожитые жизни и определенные выводы. Поэтому это тоже, безусловно, очень важно.

А вы сказали эту известную фразу о том, что Пушкин — наше всё. А почему Пушкин — наше всё?

Мы упоминали сегодня священномученика Иоанна Восторгова, и он в столетие Пушкина говорил о том, что Александр Сергеевич, воспитанный в абсолютном таком непонимании, нелюбви к России в лицее, он все это в себе победил, изменился, преобразился, и это как бы воскрешение русской души через все это такое наносное, чужое. И в этом плане даже его произведение «Капитанская дочка» — это как бы такое Евангелие, когда правда Божия торжествует, когда есть очень светлые, чистые герои, личности, и для того, чтобы такое написать, для этого у самого автора должны быть именно такие светлые, чистые порывы души и такая же вера. В этом плане очень важно, что художники и поэты, если добавляется «православный», то, может быть, это уже второстепенный. Почему? Потому что художник, если он художник, то все его творчество, оно должно вести к вере, к Богу. Точно так же, как и писатель, и другой человек, который создает культурные произведения. Если добавляется еще это слово, значит, он не сумел своим творчеством сказать то, что должен был бы сказать.

ТЕРПЕНИЕ

А вам в жизни что сложнее терпеть: какие-то рутинные вещи или большие серьезные вызовы, что от вас требует большего терпения?

Рутинные вещи — это то, что лично меня очень удивляет. То есть, с одной стороны, я знаю, что я должен сделать, и все это не рутинные вещи, то есть это все то, что реально очень хорошо и полезно, но, к сожалению, я не умею хорошо организовывать свой рабочий день, и что-то то, что очень хорошо и полезно, оно перекладывается на следующий день еще как-то. И в этом плане я понимаю, что ну не дорабатываю.

А что вы имеете в виду, отче, что не умеете организовывать день? Он всегда идет не так как вы планировали, или вы не можете распланировать?

На меня все обижаются.

Обижаются, потому что вы опаздываете?

Обижаются, потому что я не уделяю достаточно времени. И все в очереди ждут: и нам нужно, и нам нужно, и нам нужно.

Вы переживаете из-за этого?

Ну, я стараюсь изо всех сил.

Стараетесь переживать или стараетесь исправиться?

Стараюсь исправиться. Замечательные слова говорил Иван Петрович Павлов. Он говорил, что самое главное в любом деле — это пересилить себя, когда совсем не хочется трудиться. И в этом плане, конечно, интереснее, например, принимать участие в экспедиции, когда кто-то тобой руководит, когда тебе сказали: работаешь отсюда и до обеда. Но гораздо сложнее все это организовывать, с кем-то встречаться, какие-то вопросы решать. Но так или иначе, как известно, в терпении вашем стяжите души ваши.

Вы говорили, что обычно же неделю длится экспедиция, и вы говорили, что день занимает дорога, а день, вы настаиваете, чтоб был отдых. Я подумал, что в современном мире вообще понятие о труде как о ценности, о необходимости труда для достижения результата, оно все больше из нашей жизни уходит. И я хочу вас спросить, а как вы считаете, праздное времяпрепровождение — это грех?

Однозначно. Грех. И даже я вам скажу, что я очень благодарен вам за ваш вопрос. Почему? Потому что труд — это на самом деле есть жизнь, а жизнь — это труд. И наши русские люди, они умели трудиться с радостью. И Дмитрий Сергеевич Лихачев, когда бывал в отрочестве на Русском Севере, он именно это качество выделял и удивлялся ему. На Русском Севере, если, например, ты заходишь в какой-то брошенный, полуразрушенный дом, но ты видишь, как сделан косяк этого дома, то есть дверной проем, что он украшен резьбой, топориком это сделано, и оттого, что это сделана резьба, сразу на душе появляется какая-то радость. И все, что делали русские люди, они делали с любовью и с радостью. Труд на самом деле — это добродетель, а всякая добродетель, она должна приносить радость. И труд, он должен быть радостным. Очень важно в целом нашему русскому народу понять, что труд — это прекрасно. Труд — это не наказание, а это, наоборот, созидание, сотворчество. Труд — это то, что преображает и тебя. Есть такой пример, что если вода в горной реке, она чиста и удобна, и приятно пить, то если она застаивается, там заводятся всякие насекомые и прочее. Так труд — это и для души радость и очищение, труд души и то, что делает тебя по-настоящему счастливым, он как раз и создает жизнь.

А если теперь, наоборот, к отдыху. Я понимаю, что на общий вопрос можно дать только общий ответ, но все-таки есть какое-то общее понимание того, что здесь — необходимый отдых, а здесь уже праздное времяпрепровождение, это важно, нужно и необходимо, а это уже плохо? Какая граница между отдыхом и праздностью?

Для меня это тоже сложный вопрос. — почему. Потому что, к сожалению, не получается отключиться от каких-то дел, переживаний. И в этом плане, когда ты едешь на Русский Север, это самый лучший отдых, потому что дорога, обстоятельства, другие люди, что-то еще. То есть это то, что дает возможность тебе надышаться свежим северным ветром и вернуться обратно через 5 дней уже как бы с некой решимостью и пониманием, как что-то делать здесь, в этих рутинных каких-то делах, которые как-то не решаются и прочее. А Север, он дает ответы на стратегические вопросы. То есть есть вопросы тактические, а есть стратегические. Север — это как часть нашего отечества, самое уникальное с точки зрения своей чистоты. У меня ощущение такое, что, когда ты приезжаешь на Русский Север, ты как губка, наполненная чернилами, всякой грязью. И эта природа окружающая, она вытягивает, как в воду если губку погрузить, эти все чернила, они вытягиваются. И то же самое происходит и с твоей душой. Дмитрий Сергеевич Лихачев говорил, что если на юг едут люди для того, чтобы поправить здоровье, то на север — для того, чтобы исцелить душу. И в этом плане Север, он как бы неоткрытая часть нашего Отечества, которая должна обязательно еще сыграть свою роль в нашей истории. Тот же академик Дмитрий Сергеевич Лихачев говорил, что возрождение России начнется с севера.

А были в вашем уже 18-летнем опыте люди, на которых Север никак не повлиял? Они поехали — и ничего особенного.

Вы знаете, бывает несколько человек. Вот в этом году на Русский Север съездило 800 человек в рамках нашего проекта, но несколько человек я знаю которые съездили и ничего не почувствовали. Ну что ж, так и должно быть. Когда-то у Патриарха спросили: Ваше Святейшество, а есть люди в Церкви, которые думают не о Церкви? На что Патриарх ответил: да, говорит, это как и во времена Христа, приблизительно один к двенадцати соотношение. Но в рамках нашего проекта я таких знаю только единицы.

А они потом не пытались, вторую попытку никто из них не делал?

Я честно говоря не знаю досконально их судьбу. В целом все, кто съездил, это люди совершенно преображенные. И замечательно то, что, на Север для того чтобы поехать, не только нужно быть хорошим человеком, но еще и решительным, поэтому в этом плане такой отсев происходит.

А решительным в чем, что требует решительности?

Если говорить о наших экспедициях, то это экспедиция за тысячу — полторы тысячи километров. Иногда нужно добираться на байдарках, иногда несколько километров пройти по тайге. Это жизнь в суровых условиях, в палатках, это труд, это сложные условия: комары, гнус. Это люди, с которыми ты не встречался до того, как отправился в экспедицию, никогда. Это работа, которой ты никогда не занимался. Это места, где тебя в принципе никто не ждет. И в этом плане человек, который отправляется в экспедицию, это очень решительный человек. Уже то, что он поехал, обусловливает какую-то его индивидуальность. Радостно, и это очень отмечал отец Дмитрий Смирнов, что в рамках проекта, в рамках экспедиции люди знакомятся друг с друг с другом и создаются семьи. Мы перестали считать количество созданных семей, наверное, четыре или пять лет назад, когда было больше пятидесяти семей. И знаете, что интересно, что я не знаю ни одной семьи, которая создалась бы в рамках нашего проекта, в которой произошел бы развод. То есть люди на севере, они видят друг друга такими, какие они есть. То есть такой, какой ты есть, когда вокруг тебя комары, когда ты трудишься по 10−12 часов, такой ты и есть. И там как раз можно увидеть через все внешнее душу человека в этих трудах, в работе.

Скажите, а в этих поездках от вас лично что требует большего терпения: внешние условия или люди, которые впервые собрались, впервые там, может, друг друга увидели и должны неделю вместе находиться?

Но в отношении наших поездок, можно сказать, что действительно объективно действует благодать Божия, которая людей как-то объединяет, сплачивает, преображает, и это очень интересно. То есть люди открываются совершенно по-другому. Поэтому иногда бывает тяжело чисто физически трудиться, и это действительно подвиг, потому что хорошо, если светит солнце, а бывает так, что все время идет дождь. Или бывает так, что труд очень сложный и непредсказуемый. То есть, например, нужно было ослабить давление на балки храма потолочные, потому что в советские годы сложили на них печки, дымоходы лежали, разбросаны кирпичи, и в целом нужно было убрать утеплитель, который был сделан для отапливаемого храма в дореволюционные годы. И нужно было собирать песок в вёдра под крышей храма. Была жаркая погода. Относить эти вёдра для того, чтобы выбросить в небольшое окошко этого чердака. И это была работа в течение пяти дней в такой пыли, которую сложно представить. Даже в пылесосе в момент его работы там меньше пыли, чем там. И люди по восемь часов такой подвиг в этой жаре, в этой пыли, они совершали. Иногда бывает сложно и терпение необходимо для того, чтобы преодолеть себя не только в момент, когда ты первый час работаешь, но когда ты работаешь третий, четвертый день, а нужно еще работать еще сутки, вот это сложно. И в этом плане, конечно, каждая экспедиция, она индивидуальна, уникальна. Я, конечно, не бываю во всех. У нас в этом году было 68 экспедиций на Русский Север. Но, как говорил протоиерей Дмитрий Смирнов, это событие, экспедиция — она останется таким ярким светом в твоей жизни, а для местных жителей, может быть, останется самым лучшим, что они переживали за последние годы.

Вы в одном интервью признавались, что когда вы пришли в Церковь и стали читать утренние и вечерние молитвы, то вы очень боялись что-то пропустить, не прочитать, И вы говорите, что, потому что многое из того, чем я раньше занимался, я бросал — плавание велоспорт теннис и так далее, и вам даже кто-то сказал, что и это бросишь. А почему вы бросали-то плавание, велоспорт и теннис? Вам не хватало терпения, теряли интерес или что?

Наверное, не хватало терпения, и я такой не очень усидчивый был ребенок, не всегда у меня все хорошо получалось, и такой был другой. (Смеются.)

А если к молитве теперь вернуться. Сегодня для вас молитва — это что?

Это самое главное, что есть в течение дня, и я понимаю, что молитва — это не просто то, что ты должен сделать, а это то, что ты должен сделать хорошо, потому что от того, как ты помолишься, зависит все то, что ты сделаешь.

А как это: сейчас я помолился хорошо — это как? Это что значит?

Мы стараемся молиться всей семьей, то есть супруга, дети, мы читаем вечерние молитвы, чуть-чуть, по благословению духовника, сокращенные, читаем Евангелие утром, и когда все вместе помолились, то это очень здорово, это хорошо, потому что…

Вы по очереди читаете?

Да, по очереди, да. Бывает, что иногда я молитвы слушаю, но тут, конечно, к сожалению, не получается добросовестно подключиться, продумывать, прочувствовать каждое слово, но молитва — это то, что объективно дает силы на то, чтобы делать все дела в течение дня. В этом плане нельзя пренебрегать молитвенным правилом, оно не такое большое для всех православных христиан, но оно необходимое. Церковь, если она что-то учредила, значит, она берет ответственность за то, что так будет для тебя полезно. И в течение дня приходится много самых разных вопросов решать, в том числе от которых зависят люди, иногда, может быть, судьбы и так далее. И без молитвы это сделать невозможно. В отношении молитвы в экспедициях. Знаете, как здорово, когда молится экспедиция. Во-первых, не все люди, которые отправляются, они имеют опыт молитвы. Но в экспедициях также по желанию, как правило, все участвуют в утренних, вечерних молитвах. И когда ты стоишь среди этих людей, то это ощущение силы, которая тебя наполняет, радости, понимание того, что ты с Божьей помощью справишься, задачи поставленнные будут решены, это удивительно. И я знаю людей, которые стали молиться в экспедициях, как правило, утренние, вечерние, и когда они возвращаются, например, у одной женщины, у нее уже там третий ребенок родился, но чтобы не прочитать вечерние молитвы, даже если 2 часа ночи, она не ложится спать. В этом плане в экспедициях молитва — это то, что как бы особенно переживается и ощущается. А еще тоже в отношении молитвы хотел рассказать о молитве невоцерковленного и даже, может быть, считающего себя неверующим человеком. Был случай, когда отправилась наша экспедиция, и нужно было настелить полы в храме для того, чтобы совершить первую литургию. Так получилось, что первая экспедиция, которая должна была демонтировать полы, она не поехала из-за ковида и из-за других каких-то сложностей. И на вторую выпадала роль сделать работы и первой, и второй. И местный житель, который очень хорошо понимает в строительстве, он говорил, что, ребята, вы бессмысленно приехали, вы ничего не успеете, это просто физически тем количеством людей, которые приехали, сделать невозможно. Но за полутора суток полы были демонтированы, и этот местный житель, в общем-то неверующий такой человек, он встречал машину с лесом, огромный КамАз, доверху наполненный досками, длинный-длинный, на понтонной переправе через реку Пинега. И паромщик говорит, так я, говорит, его не повезу. Сейчас он заедет, а мы тут же и сядем. Несколько недель не было дождей, река пересохла, и переправить его нет никакой возможности. А это означало, что нужно разгружать доски, партиями их перевозить, перевозить пустую машину, там это всё загружать. И это означало, что, действительно, бессмысленно было, то есть максимум доставили бы доски до храма. И этот местный житель, он обратился к Богу и сказал: «Господи, ну что, зря, что ли, они приехали?» И с таким недоумением он стоит, и бежит паромщик и кричит: «Вода поднимается, вода поднимается!» КамАз заехал на паром, его переправили, он разгрузил доски, полы успели настелить, крестили человек 8 местных жителей, человек 30, наверное, причастилось, большинство из них в первый раз в своей жизни. И я потом спрашивал у супруги, которая хорошо знает Север, как такое может быть? Она говорит: если где-то прошел ливень, то в момент, когда эта вода достигает определенной точки берега, вода может подняться. Именно так, совершенно непредсказуемо, и произошло. И это, кстати, к вопросу о молитве.

Удивительно, удивительно.

ПРОЩЕНИЕ

У вас были в жизни ситуации, когда вы очень долго кого-то не могли простить?

Я удивлялся и не то чтобы простить не мог — я не мог понять.

Это какого-то поступка да, поведения человека?

Да. Но в целом в отношении прощения тоже есть примеры из нашей экспедиции. Иногда мы недостаточной информацией обладаем для того, чтобы осудить. Как-то я был в Германии, в Гамбурге, по приглашению Международной ассоциации добровольцев, помогающих сохранению культурного наследия, на такой конференции. И в Германии участвовал в литургии в деревянном храме православном, построенном на кладбище лютеранском. И после литургии мы пришли в дом, где была накрыта трапеза для прихожан. Батюшка, замечательный совершенно наш там священник, попросил рассказать о проекте. Они сказали, что изо всех сил постараются поехать, но маловероятно, что уж очень далеко до Русского Севера доехать. А я осудил и как-то и прихожан, и батюшку, потому что на стенах висели фотографии полураздетых женщин. Я думаю: ну как это, приходской дом? Думаю, ну как так? Понятно, что там Германия, либеральные взгляды, но не до того степени, что как бы в приходском доме церковном такое могло бы висеть. И когда я уже прощался, я спросил: а что это за дом? Они говорят: да это нам рабочие кладбища дали, мы свой еще не успели построить, мы тут по воскресеньям чай пьем. В этом плане в отношении прощения мы часто можем судить, не имея достаточных знаний о том, что происходило, и, конечно, не имея для этого компетенции. А в экспедициях однажды нашу команду вез на буханке местный житель, полупьяный, который всю дорогу издевался над людьми, что делать вам нечего, москвичам, вы приезжаете за тысячи километров какие-то рухнувшие здания восстанавливать, вы с головой плохо дружите — что-то в этом духе. После того как экспедиция поработала, он трезво уже ее отвозил обратно. На следующий год он не только привез бесплатно, но еще и работал вместе с нашей экспедицией, а когда экспедиция уехала, он занимался закупкой стройматериалов и прочее. И когда поехала экспедиция на третий год, то там уже все серьезные работы были сделаны, оставались такие уже доделки, и он руководил нашими добровольцами совершенно бесплатно, безвозмездно. Всю зиму он восстанавливал свой храм, и вот уже на третий год руководил нашими добровольцами. И в этом плане тоже мы не имеем права осуждать, потому что мы не знаем, как поменяется человек. В отношении прощения есть еще один пример из жизни моего близкого друга. Он только-только воцерковлялся, ему было, наверное, лет 18−19. Случилось так, что мальчишки на улице у его младшего брата, первоклассника, отобрали мячик. Он спустился, отобрал мячик у этих хулиганов. А через какое-то время он идет по двору, перед ним вырисовывается пять человек, и тот, у кого он мячик отобрал, он бьет его по щеке и говорит, ну что ты, говорит, тут самый крутой, что ли? И этот молодой человек, он думает при себя: когда я отбирал мячик, я как бы сражался на стороне правды, за мной был Бог, правда, что нужно детям мячик вернуть. Если я сейчас буду драться, то я буду драться за себя, явно там не за кого-то. И такие слова вспомнились ему: «Мне отмщение, Я воздам», – говорит Господь. И это в мыслях у него все пролетает, он мог бы подраться, он занимался спортом, был в хорошей физической форме. И за спиной этих пятерых появляются еще двое. А в 90-х годах была такая мода: если у тебя много мышц, носили такие тоненькие маечки, чтобы все, что у тебя есть, чтобы было видно. Один такой здоровый качок, рядышком с ним такой человек с лицом пэтэушника, ничего не выражающим. И качок говорит: «Кто тут моего друга обижает?» И сразу эти пятеро испарились. Они с этим парнем накачанным, они в школе учились, даже не здоровались никогда, но просто в одной школе учились, видели друг друга. Пожали друг другу руку, и все, и разошлись. И этот молодой человек возвращается как-то дня через два домой,. у подъезда стоят двое: тот, у которого он мячик отобрал, тот, который его по щеке ударил. И он думает: ну, опять начинается вся эта история. И когда он с ними поравнялся, тот, который его ударил, говорит: «Прости меня». Его товарищ говорит: «Ты что?» А тот говорит: «Заткнись, дурак. Прости меня». Они пожали друг другу руки, и все, собственно говоря, на этом все было закончено. И такая история, что «Мне отмщение, Я воздам». Если бы он тогда подрался, то непонятно, что было бы в плане душ и событий, а то, что он отдал место Богу разобраться, то случилось покаяние, то есть изменение человека в плане прощения. Мне кажется что очень важно вспоминать слова «Мне отмщение, Я воздам» и не переживать насчет того, что тебя кто-то обидел.

Отче, дорогой, а вот у нас есть специальный день, Прощеное воскресенье, и, как правило, мы в этот день очень много просим прощения у людей, которым мы вообще ничего не сделали. Особенно занимательными, конечно, являются эти веерные рассылки по всей записной книжке телефонной: «прости меня, прости». И нередко это сочетается с тем, что у людей, у которых мы должны попросить прощения, мы их даже не вспоминаем в этот день, потому что, как сейчас принято говорить, это другое, да. Ну, во-первых, насколько вы считаете, что в этом есть какая-то проблема, а во-вторых, что для вас, если можно так сказать, идеальное Прощеное воскресенье, как его надо провести?

Для меня прекрасным образцом Прощеного воскресенья является Прощеное воскресенье Московской духовной академии. Когда я учился там, то ректором был владыка Евгений (Решетников), и владыка кланялся всем преподавателям, студентам, семинаристам, и потом все подходили к нему, потом по очереди к проректорам, просили прощения. И знаете, это настолько было дорого, настолько это было свято, это такое было прекрасное начало поста, настолько легка была твоя душа после этого чина прощения. Это настолько было глубоко. И это совершенно замечательный для меня опыт, и я думаю, что это образцовое такое Прощеное воскресенье. В отношении того, что сейчас в храмах такая же традиция существует, это тоже очень-очень важно. Я, как настоятель, прошу прощения у своих прихожан, и мне абсолютно реально важно, чтобы они меня простили. Потому что, если они меня простят, я могу надеяться на милосердие Божие и наоборот. В этом плане, это реальная ответственность, ответственность за то, что если ты хочешь быть с Богом, если ты хочешь быть Божиим, то сначала нужно человеческие какие-то вопросы решить и снять. Поэтому я думаю, что это хорошая традиция. Не могу сказать про веерные рассылки.

У вас это вызывает какую-то эмоцию, вы отвечаете, когда вам пишут «прости меня»?

Мне, слава Богу, не пишут. (Смеются.)

ЛЮБОВЬ

Ваша жена, ваша матушка художник. Творческая натура супруги требует какого-то особого внимания, отношения и проявления любви?

Моя супруга — это уникальный художник, которая смогла вдохновить и меня, и наш проект по возрождению деревянных храмов Севера. Это, по большому счету, ее талант, это ее сила, это ее мощь, которая влилась в наш проект. Бернард Шоу, если не ошибаюсь, говорил, что за каждым успешным мужчиной стоит любящая женщина. И вот Татьяна, она как раз очень любит Русский Север, бабушек, дедушек Русского Севера. И для меня это образец и радость, и очень здорово то, что супруга во всем поддерживает то, что касается Русского Севера. В отношении внимания: сейчас она на этюдах на Белом море с дочкой нашей младшей, и, конечно, то есть нужно со стороны мужа тоже трепетно относиться к тому, что человеку нужно работать. И в этом плане прошу Бога, чтобы Господь укрепил и дальше поддерживать супругу свою.

А вам может не понравиться какая-нибудь работа, сделанная вашей супругой? 

Нет.

(Смеется.) То есть в принципе такого не может быть? Я понимаю, что я задаю запрещенный вопрос. 

Нет. Дело в том, что как узнать, кто перед тобой. Если это художник, то художника можно узнать по его картинам, потому что на картинах отображается не реальность, а отображается душа художника. То есть мы когда-то были с супругой на Байкале, и она писала этюд: Байкал, гора, снежная вершина, очень сильный ветер, холодный ветер. И этюд она писала около часа, и я за этот час замерз. Ну, может быть, каждую минуту я понимал, что я дальше не могу мерзнуть, уже дальше нет сил. Я ходил вокруг нее, прятался за корнями поваленного дерева. Я мерз страшно. А она стояла на этом ветру и писала. И когда я потом посмотрел на ее этюд, то удивительно, то есть это стопроцентная реальность, но у нее на этюде тепло. Понимаете, то есть ветер, снежные горы там и прочее, но этюд передает душу художника. И фотоаппарат — это всего лишь отражение физического мира, а картина — это отражение души. И я с супругой своей именно так познакомился. Отец Ярослав Шипов, прекрасный писатель, он, когда я был еще студентом Академии, говорит: обрати внимание, очень хороший художник. Я попросил принести, посмотреть картины, фотографии, и когда я посмотрел, я был настолько потрясен, я был настолько удивлен, потому что это очень здорово, то, что, если у человека есть мастерство, он может передать именно то, что он хочет, и так, как он хочет. И в этом плане я не могу сказать, что мне что-то из того, что она напишет, не понравится.

А она спрашивает у вас как тебе это, есть какие-то обсуждения работ?

Не очень я бы сказал, потому что ее работы ей не нравятся, она не любит свои работы, ее работы не висят у нас в доме.

Да вы что, вообще нет?

Есть одна работа наших детей, портрет. Почему — потому что она все время видят в них недостатки. но у нее самое лучшее образование, какое только существует. Она закончила с отличием Художественный лицей, она закончила Академию живописи с отличием и похвалой Совета. То есть мастерство ее совершенно. Интересно то, что у нас в Москве художественная Академия живописи ваяния и зодчества, которую создал Илья Сергеевич и которую сейчас возглавляет Иван Ильич Глазунов…

Глазунов, да.

…она лучшая среди всех, наверное, существующих художественных учебных заведений мира. Потому что если раньше мы ездили учиться в Италию, то сейчас итальянцы, которые бывают у нас, они говорят: если бы один великий итальянский художник сказал, если бы я родился второй раз, я бы учился у вас.  То есть мы эталон, мы сохранили то, что в Европе, к сожалению, разрушилось за попытками самовыражения, еще чего-то, а у  нас сохранилась школа, и в плане мастерства, в плане рисунка она выдающийся мастер, а в плане того, что она пишет, мы очень совпадаем: мы любим и Север, и бабушек и дедушек. В этом плане, наоборот, каждая ее работа — это для меня подарок, для меня это утешение.

А ваше восприятие искусства, искусство в вашей жизни, отношение к изобразительному искусству благодаря этому как-то изменились или нет?

Они стали более глубокими, я еще больше полюбил реализм.

Поскольку тема — любовь, мы часто говорим, что семья — это еще и школа любви. А есть ли такая прямая связь, как вы думаете, между тем, как мы любим близких в семье, и между тем, как мы способны любить ближних, то есть тех, кто вне круга родного, или это не обязательно связанные вещи?

Это абсолютно связанные вещи, и в силу того, что если ты не любишь свою вторую половинку, то во всех отношениях ты везде обманщик. То есть самые близкие люди, самые дорогие, которые, в силу того что они самые близкие, они могут от тебя что-то потерпеть и прочее. И такое, к сожалению, может быть, и бывает. Если ты не любишь их, то во всех остальных смыслах, на всех остальных людях ты только создаешь маску, иллюзию. Любовь, она начинается в семье и проверяется в семье. Если есть любовь в семье, то тогда ты можешь быть и человеком настоящим, любящим уже и во всех остальных обстоятельствах жизни. И в отношении русских деревянных храмов — это тоже воплощенная любовь. Представляете, построить 400 лет назад храм который высотой 44 метра. К примеру, в деревне Пила храм — 44 метра до основания креста: это 15-этажный дом 400 лет назад. Для того, чтобы его построить, нужно было потратить столько же леса, сколько леса необходимо было, чтобы построить всю деревню, в которой жили эти люди. То есть нужна была такая решимость, чтобы 15-этажное деревянное здание возвести. При этом у них не было чертежей, проектов. Это все делалось так, как диктовала душа. И деревянные храмы — это воплощенная любовь. То есть если ты видишь их, любовь этих людей к Богу, любовь этих людей к нам, потому что столетия прошли, за последние 80 лет никто этими храмами особенно не занимался, а эти храмы дошли для нас и свидетельствуют и об их любви, и об их отношении к труду, и об их отношении к семье, потому что, чтобы это построить, нужно быть идеальными в тех и в других обстоятельствах. И это свидетельство вообще в целом как бы о народе, живое свидетельство о его любви.

У вас есть любовь к Русскому Северу. У меня есть любовь к животным. Поэтому у меня тоже есть темы, к которым я все время обращаюсь. Я хочу вас спросить, а здесь есть связь какая-то между любовью человека к животным и любовью к людям? Потому что мы ведь нередко сталкиваемся с ситуациями, когда защитники животных просто внешне дышат ненавистью к себе подобным. Что это за любовь, которая нам дана? Я имею в виду любовь к животным. Как она связана с любовью вообще, с любовью к человеку? Насколько это важно?

Есть такие слова Священного Писания: «блажен, кто и скоты милует». Животные — это наши друзья, животные — это те, которые помогают воспитывать наших детей. У нас дома живет огромная собака.

А какая у вас собака?

Поморский белкодав. Это шутка. (Смеется.)

Я стал лихорадочно представлять, как это.

Нам в храм подбросили щенка размером с кулак. Его особенностью было то, что, когда кто-то уходит, он начинал скулить, и это было ужасно, то есть он так скулил как будто его страшно мучили. Из его приданого было только сумка, в которой его принесли. И пока я искал, кому бы его пристроить, сторожа не выдержали этой пытки: вот уходят — он скулит, и скулит бесконечно, то есть скулит, пока кто-то не придет. Они отдали его в недостроенное здание нашего храма, я его оттуда забрал себе в кабинет, и вопли этого несчастного щенка — можно было подумать, что же там вообще делает с ним настоятель, что это за человек такой. Но в конце концов, когда я нашел прекрасную женщину, которой можно было бы доверить этого щенка, дети сказали: папа, давай к нам. И теперь это 45 килограммовая мощная сильная собака, которая при этом добрая и умная. И я понимал, что, если подбросили в храм проще было бы его просто утопить, убить, выбросить, значит, они знают что он добрый и умный, поэтому и подбросили. Это оказалось правдой. И с момента, когда он жил у нас в храме он научился, когда звонят колокола, петь. И теперь в деревне нашей на берегу Белого моря, где моя семья живет летом, и собака там, соответственно, тоже живет, всегда, когда поднимается звонарь на колокольню, он садится, настраивается и, как только раздаются первые звуки, он начинает петь. Это такое шоу для всех туристов. Он не обращает на них внимания, он тоже поет. Это очень здорово, что мои дети, они общаются, они любят. Мы назвали собаку Шкипер, у него перепонки на пальцах, поэтому такое прозвище.

Это порода какая-то или нет?

Это дворняга, такая классическая настоящая дворняга, и мы его любим. Это же часть животного мира, то естьэто часть творения Божия, и через него, через него мы общаемся в нашем городе, где стекло, бетон, асфальт, мы общаемся с творением Божьим. Это очень здорово, и для детей это тоже очень здорово, потому что они счастливы; не очень счастливы, конечно, когда нужно идти с ним гулять, но счастливы от общения.

Но он с вами постоянно живет, да?

Да, постоянно, просто…

И летом, когда…

И летом он ездит тоже с нами, соответственно, ходит в суровые походы и иногда является образцом смирения. «А ты Шкипера покормил?» — «Нет». — «Да ты что?!» Он терпеливо ждет, иногда показывает, что неплохо бы покушать. То есть это очень здорово.

Спасибо огромное, отче дорогой, за нашу беседу. У нас еще финал с вами остался. Я хочу вам предложить такую ситуацию. Представьте, что к вам приходит молодой человек и говорит: батюшка, я решил, что надо как-то  послужить Богу, людям и уже договорился идти, скажем, в какую-то службу милосердия, помогать в больнице, но узнал про «Общее дело» и решил, что я все-таки не пойду к ним, а пойду к вам, буду помогать вам, любить Русский Север вместе с вами, а туда не пойду, хотя уже договаривался. «Принять нельзя отказать» — где вы поставите знак препинания?

Принять нельзя. Отказать. Я вам скажу очень просто. Дело в том, что, если он будет братом милосердия или еще кем-то, он потом обязательно поедет с нами на Русский Север.

(Смеется.) Спасибо большое, отче дорогой, да, тут не поспоришь.

Спасибо, Владимир Романович.

Спасибо. Это был протоиерей Алексей Яковлев. А мы продолжим писать «парсуны» наших современников через одну неделю.