«Главное – люди…»
7 мая 2023 года исполнилось десять лет с начала архипастырского служения епископа Волгодонского и Сальского Антония. В преддверии юбилейной даты владыка дал интервью в формате онлайн-конференции. Предварительно он задал вектор разговора: «Жизнь архиерея принадлежит Церкви. Наш разговор имеет смысл только в контексте того, что мы – Церковь, а архиерей как лицо Церкви всегда на виду. Говорить имеет смысл еще и потому, что вокруг архиерейского служения много разговоров в том числе и внутри Церкви – как и о любом, наверное, начальствующем лице. Говорят по-разному, иллюзий нет никаких, архиерей – человек со своими немощами. И это важный момент: отделить архиерейские немощи от того, что архиерей – лицо Церкви. И говорить [в связи с этой датой] мне хочется о Церкви».
Вся внешняя работа Церкви направлена на то, чтобы отдельному человеку было хорошо, чтобы ему помочь, или на то, чтобы храмы были полными?
– Мне кажется, это связанные вещи. Мне не очень нравится слово «хорошо». Храм, безусловно, должен быть территорией доброжелательного отношения к человеку, но не территорией спокойной, комфортной жизни. Если человек доброе отношение встречает, то храм естественным образом наполняется. Дело, в конечном итоге, не только в наполнении храмов. Верующих у нас гораздо больше, чем тех людей, которых мы можем назвать своими прихожанами. Если нам удается в нашем служении коснуться сердца человека и он, пусть не завтра, но через несколько лет переступит порог храма, это хорошо.
Наполняемость храмов – очень абстрактный показатель; важно не количество людей, а качество нашей приходской жизни.
Есть ли разница между структурой дореволюционной Русской Православной Церкви и Церкви постсоветской?
– Конечно, есть. Мы живем в совершенно уникальных условиях. Современная состояние церковной жизни в ее земном выражении абсолютно уникально, так Русская Церковь никогда не жила: в той свободе от государства, которую мы имеем, в управленческих структурах, которых никогда не было. Например, Межсоборное присутствие. То есть практика принятия важных документов совершенно иная.
Жизнь наша сегодня уникальная, и, я думаю, что рано или поздно это закончится. Поэтому я и говорю, что нам нужно успеть что-то важное кому-то сказать, что-то важное сделать, чтобы этой свободой правильно воспользоваться, правильно организовать нашу церковную жизнь.
Это то, о чем я всегда переживаю: научиться жить самостоятельно, с опорой на прихожан, без оглядки на благотворителей, на поддержку госорганов. Поэтому всё, что мы делаем, – наша молодежь, присутствие в школах – это работа на будущее. И дело не в том, что у нас есть задача всех воцерковить, дело в том, что Церковь – это люди, и нужно думать о том, с кем мы останемся завтра, с кем будем вести диалог. Времени у нас для этого не очень много.
Когда вы были иеромонахом у вас, наверняка, были какие-то взгляды на жизнь Церкви. Как они изменились, когда вы стали архиереем?
– Это хороший вопрос в том смысле, что я понял, какой я был дурак. Владыка Иона, который меня рукополагал, при которым прошло все мое иерейское служение, был очень мудрым человеком, но нам, молодым священникам, казалось, что надо делать всё по-другому. Мы думали: ну почему он не сделает вот так или эдак, почему не скажет чего-то, что мы бы сказали? Я, что называется, напросился. И Господь мне всё это дал: «На – делай».
И ты вдруг понимаешь, что зависим от людей, от обстоятельств, от ресурсов. Я, однозначно, очень многое пересмотрел. Так всегда бывает, когда мы смотрим на что-то со стороны, а потом сами оказываемся в этой роли. Я практически не думал о самой сути архиерейского служения, но вот что и как делать – об этом я, конечно, рассуждал. То была дерзость, глупость.
Рассуждали, например, о том, куда уходят эти конверты. Надо понимать, что моя первая епархия, Ахтубинская – некоторые её приходы – до выделения из состава Астраханской епархии считались местом «ссылок». На каждом епархиальном собрании пугали отправкой куда-нибудь в Кочковатку или Сероглазку. Потом оказалось, что это далеко не самые плохие приходы. Но в той действительности, до раздела, считалось так. И потом уже, став архиереем, когда я приезжал служить в какое-то приспособленное под храм помещение и спрашивал, откуда оно взялось, мне отвечали, мол, это владыка денег дал, и мы купили. Священник живет в доме: «Откуда он?» – «Владыка дал денег – мы купили». А мы всего этого не знали, не знали о тех случаях, когда владыка вот так просто помогал сельскому духовенству.
Ваше Преосвященство, а какие были первые трудности на вашем архипастырском пути?
– Трудно было себя осознать архиереем. Господь в Евангелии говорит: «И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие» (Мф. 9. 17). Я себя чувствовал вот такими ветхими мехами, в которые влили вино благодати архиерейской. Я думал: я священник, а архиерей – тот же священник, просто у него ответственность больше. А оказалось, что архиерейское служение принципиально отличается.
В какой-то момент я подумал, что хотел бы служить на одном приходе, делать то, что нужно и правильно, не убеждать всех во всем, а просто делать самому. Но архиерей этой возможности не имеет: ты приехал, сказал слово, но никогда не знаешь, как оно отзовется. Да, можно делать что-то на уровне кафедрального собора, но епархиальная жизнь этим не может ограничиваться. Это другой образ пастырства, который необходимо было осознать.
Вторая трудность – размеры епархии, ее география. Ахтубинская епархия, где я начинал свое архиерейское служение, – две трети территории Астраханской области, ее протяженность составляет больше 300 километров с севера на юг. Но самым сложным было то, что она разделена на две части Волго-Ахтубинской поймой. Это примерно 20 километров рек, речушек. Большую часть года ты проехать не можешь с одного берега на другой. Чтобы приехать с одного прихода на другой, порой нужно было двигаться через Волгоград или Астрахань, часто по 600 километров. Когда объезжали таким образом всю епархии по кругу, мы называли это кругосветкой. Это было тяжело.
Были и другие трудности. Были приходы, где архиерей никогда не бывал за всю долгую историю епархии. Там на меня смотрели и спрашивали: «Ты кто такой?» Надо было объяснять, кто такой архиерей, зачем он нужен. В этом смысле и с духовенством было непросто: мне – с ними, а им – со мной. Для них тоже наступило какое-то новое время. Человек служит на одном месте много лет, привык к чему-то, а тут приезжает архиерей. Раньше приезд архиерея был, как праздник – раз в несколько лет, и никто на празднике, конечно, никаких вопросов не задавал. А тут оказалось, что можно и несколько раз в год послужить с архиереем, что он может и просто так заехать посмотреть.
Паромная переправа через Ахтубу
Кто из святых отцов является для Вас примером в вашем святительском служении?
– Я бы не мог выделить кого-то одного. Конечно, это святитель Иоанн Златоуст, потому что он много разговаривал с людьми и очень много сделал для Церкви, не только в богословском смысле.
Василий Великий. Всегда вдохновляюсь его литургией. Текст евхаристического канона раскрывает личность человека. Как же надо любить людей, чтобы написать такие слова молитвы? Меня это поражает каждый раз, когда я служу литургию Василия Великого.
Из наших отцов это, конечно, Николай Японский – миссионер и пастырь, вообще он был очень интересным человеком. Он очень искренне писал обо всем, что переживал в своей непростой жизни. Он был в меру строгим и очень мудрым.
Однозначно святитель Филарет Московский – тот самый архиерей, который сумел совместить в себе образ доброго пастыря и гениального администратора. Пятьдесят лет управлять Церковью, пережить трёх императоров… нужно обладать какой-то уникальной харизмой. Со всеми находил общий язык – его слово было важным, авторитетным.
Это что касается святых. Могу назвать и пока еще не святых. Это, конечно, Святейший Патриарх Кирилл, мой владыка Иона, это митрополит Волгоградский Герман (Тимофеев), владыка Пантелеимон (Шатов), наш владыка митрополит Меркурий, владыка Лонгин (Корчагин), владыка Юстиниан (Овчинников), и еще ряд архиереев. У нас очень много достойных иерархов. Всегда стараюсь у них чему-то учиться, мне близок их образ служения.
Владыка, вы человек очень деятельный, собирающий вокруг себя людей, создающий динамику даже в рядах стабильно статичного духовенства. Случалось ли с вами профессиональное или личное выгорание, возникало ли желание остановится на достигнутом?
– Мне нравится ответ на этот вопрос, который до меня уже сформулировали: чтобы выгорать, надо гореть. Я, конечно, верю в выгорание, но это больше связано с духовной жизнью. В остальном я верю в усталость. Усталость у меня бывает. В эти моменты я стараюсь переключиться. Я знаю, что мне помогает отдохнуть, и этим пользуюсь. Наверное, бывает и такое, что хочется опустить руки и сдаться, но, слава Богу, проходит. Просто понимаешь, что ты не можешь не делать или жить как-то по-другому. Я боюсь такого состояния, когда, по словам одного архиерея, ты уже думаешь: «А кому это надо? Это никому не надо».
У меня есть своё понимание жизни Церкви, я часто о нём говорю, с ним можно спорить, может быть, оно не для всех. Но раз Церковь мне доверила руководить её некой частью, я буду стараться это делать в этом самом понимании. Я трезвый человек, знаю, что не всегда у меня будет получаться так, как мне хочется. Но что-то получится, и ради этого чего-то буду трудиться. Периодически я встречаюсь с каким-то скепсисом, недоверием – это бьет по рукам, но я же верующий человек, я понимаю, что благодать Божия и Дух Святый дышит, где хочет.
Меня с самого начала успокаивала мысль о том, что я этого служения не искал, никогда ничего не делал, чтобы поменять место своего служения, не стремился к этому. Когда ты стараешься жить так, чтобы воля Божия совершалась в твоей жизни, ты можешь надеяться и на помощь Его. Когда сам чего-то добиваешься, ты остаешься один, и тебе трудно. За десять лет я научился тому, что иногда надо отступать. Время имеет великую силу. Всё расставляет по своим местам.
Говорить, что проблема выгорания меня никогда не коснется, я не стану. Пока я от этого свободен.
Каковы должны быть основные качества хорошего священника? Как решаются кадровые проблемы в епархии?
– Кадровая проблема может решаться, только если мы все вместе будем понимать, что это проблема и что она общая, а не только архиерея. Это принципиально. Священник после себя должен оставить других пастырей. Это как с родительством – священник должен думать о том, кто после него будет стоять в алтаре у престола. Есть такое выражение: «Нужно воспитать себе наследника престола».
Как проблема решается? Сейчас мы больше ищем людей постарше, уже состоявшихся мужчин. Есть ребята, которые учатся в семинарии. Не такие большие наборы у нас, тем не менее, мы возлагаем на них определенные надежды.
У священника, прежде всего, должно быть доброе, материнское сердце. Второе – искреннее желание людям послужить. Всегда приходит на ум фраза апостола Павла, которую Иоанн Златоуст приводит в своих «Шести словах о священстве»: «Я сам готов быть отлученным от Христа ради братьев моих». Это не просто жертвенность, не просто самоотдача, это какой-то серьезный вызов, когда ты действительно готов сделать что-то для людей.
Трудолюбие, любовь к богослужению – тоже важные качества. Дар слова не считаю важным качеством, кому-то он дан, кому-то – нет. Личная харизма – тоже обоюдоострое оружие, которое часто обращается против самого священника.
Владыка, одни священники отдают все силы окормлению больных и бездомных; другие стараются, прежде всего, быть духовниками; кто-то вовлечен в науку или преподавательскую деятельность; кто-то уделяет внимание благоукрашению храма, занимается строительством. Но на чем пастырь должен сосредоточиться в первую очередь? Что главное в его служении, а что второстепенное?
– Главное – люди. А вот какие акценты сделать в служении людям, зависит от личных качеств священника. Кто-то может служить словом, у кого-то есть дар молитвы. Это то, о чем говорит батюшка Серафим Саровский: благодать Духа Святого стяжается разными путями. Как говорит апостол, «пусть каждый из вас пользуется тем даром, какой получил от Бога, чтобы служить другим, верно распоряжаясь всяким даром благодати Божией» (1 Пет. 4. 10). Нужно помнить одно: мы служим людям, мы от них зависим, они нас содержат, выделяя нам средства из своих, чаще скромных, материальных средств.
Владыка, что вам приносит радость?
– Общение с людьми, возможность говорить людям о Христе. Очень радуюсь, когда такая возможность появляется. Радует, когда людям интересно то, что ты говоришь, и получается сказать так, чтобы было интересно и полезно. И если потом случается, что Господь тебе дает такое слово, что вследствие этого в жизни человека что-то меняется, то это некий предел радости.
Я радуюсь, когда у нас в епархии что-то получается – не просто события, а когда складывается какая-то устойчивая традиция. Вот решили мы кормить бездомных в Волгодонске. Это сложилось, и уже идет несколько месяцев без моего участия. Это просто пример. Я такое очень люблю: когда есть идея, мысль, ты собираешь народ, привлекаешь людей, и потом это работает без тебя и приносит пользу Церкви.
Радостно, когда новые священники появляются, и когда я вижу, как человек меняется, меняется его взгляд, его отношение к людям.
Из личных радостей. Радует, когда узнаю что-то новое. Если случается диалог с человеком, и этот диалог меня обогащает, когда человек делится опытом. Даже не обязательно духовным, зачастую просто житейским.
Расскажите, как вы справляетесь с молитвенным правилом при таком интенсивном ритме жизни, когда постоянно случаются поездки, литургии вне кафедрального собора?
– Не скрываю, что я сторонник чтения молитвы Иисусовой. Придерживаюсь того мнения, что молитва Иисусова должна быть по времени, а не по счету. Это то, что тебе доступно всегда. Был у меня опыт: я включал правило, последование в машине, слушал. Если далеко еду куда-то и не попадаю на литургию, тоже могу включить запись. Но чаще всего, конечно, четки. Меня это собирает. Когда слушаешь, все равно рассеиваешься, молитва начинает каким-то фоном идти. В домашних условиях я пытаюсь жить в определенном ритме. Секретов особых нет.
Как думаете, нет ли у вас злопамятства?
– Это, наверное, надо спросить у наших отцов (улыбается). Немного развернем вопрос: если человек ошибся, дам ли я ему второй шанс? Дам. Что уж точно у меня есть, так это долготерпение. Я готов понять чью-то немощь, но это не может длиться вечно. Потому что нужно же дела делать, мы не можем бесконечно оправдывать немощи друг друга. Но опять же, я умею разделять личные отношения и служение. Я могу кого-то раздражать как человек, да и у меня иногда возникают такие чувства, но все-таки есть какой-то опыт, и я понимаю, что это можно преодолевать. Молишься за человека, трезвишь себя, и всё это проходит. Затаивать злобу и мстить у меня нет сил и времени, да и грех это большой. Слава Богу, этим не болею. Что мне тяжело всегда принять и оправдать – это небрежение к Церкви и к людям.
Владыка, какой ваш любимый фильм?
– Нет однозначно любимого фильма. Люблю некоторые старые советские ленты – «Любовь и голуби», «Большая семья», «Доживем до понедельника». «Гарри Поттера» люблю. Еще из современных: до сих пор большое впечатление от фильма «Остров». «Монах и бес» – хорошая сатира в традициях XIX века.
Есть сериал «Сломленный», про католического священника, стоит его посмотреть. Он пастырский. Там есть важные вещи, на которые надо смотреть, чтобы не думать, что там всё у них плохо. Люблю раннего Звягинцева – первые его фильмы очень библейские, но тяжелые. Почему-то люблю «Ликвидацию» и картину про Мишку Япончика – очень всё там обаятельно, есть в этом какая-то своя эстетика, переживание ушедшего мира. Это из разряда «отдохнуть умом».
Как вы относитесь к спорту, занимаетесь ли чем-нибудь? Если священник занимается спортом, как к этому относитесь?
– Мой спорт – зарядка по утрам. Не всегда получается. На Рождество подарили мне стол для пинг-понга, играю в настольный теннис. Играю в шахматы – если, конечно, это считать спортом.
Если же священник занимается спортом, я только за. Конечно, во всем должно быть разумение. Во всем должна быть мера. Никакого противоречия с пастырским служением тут я не вижу. Хорошо и в футбол погонять, и в волейбол некоторые наши отцы играют.
Бывали ли вы на Святой Земле, что вас там особенно впечатлило?
– Да, я бывал трижды на Святой Земле. Самым сильным стало первое впечатление, когда мы приехали, в субботу… Был уже поздний вечер, и гид повел нас показывать дорогу к храму Гроба Господня, чтобы потом мы ночью могли пойти сами. В субботу вечером в Иерусалиме улицы пусты, шаббат еще не закончился. Старый город, узкие темные улочки. Мы быстро по ним шли, поворот за поворотом. И в какой-то момент мы внезапно оказались перед этим маленьким двориком храма Гроба Господня. Я никогда не забуду этого чувства – слёзы сами потекли. До сих пор говорю об этом с волнением. Может быть, я просто впечатлительный человек…
Публикация сайта Волгодонской епархии
приводится в сокращении