Первый в РСФСР. Как белгородец Николай Анощенко возродил свободные полёты на аэростатах

Началось всё, конечно, в детстве – с запуска бумажных змеев на берегу Везёлки. Впоследствии юный авиатор увлёкся моделированием летательных аппаратов, получил немало наград, в том числе из рук отца русской авиации Николая Жуковского, а осенью 1910 года построил свой первый настоящий монопланный планер «Коршун № 1» и испытал его в коротком полёте. Уже спустя 10 лет 25-летний Анощенко навсегда вписал своё имя в историю воздухоплавания, первым возродив в Европе свободные полёты на аэростатах. Необыкновенному путешествию по небу, стартовавшему прямо с Красной площади 27 июля 1920 года, Анощенко посвятил отдельную главу своей книги «Полёты белгородца».Отчаянные первопроходцы. Идею свободного полёта на аэростате Николай Дмитриевич вынашивал несколько лет. Ведь с начала Первой мировой войны 1914 года ни в России, ни вообще в Европе таких полётов не совершалось. А потому он и его команда должны были стать первыми в Европе воздухоплавателями, возродившими аэростатный спорт. Но, как вспоминает Анощенко, организовать тот памятный полёт было очень непросто. «Первое препятствие, которое предстояло преодолевать, было весьма серьёзным – у нас не на чем летать: нужных оболочек не было, – писал авиатор в своих воспоминаниях. – Долго и упорно пришлось повсюду разыскивать старые аэростаты. Из питерской Воздухшколы нам прислали две обнаруженные там оболочки сферических аэростатов, «вполне годные для полётов». Но при первой же раскладке они расползлись по швам».. В итоге нужную оболочку нашли среди трофеев: от пленного колчаковского воздухоплавателя узнали, что один круглый аэростат есть в Саратове. Его нашли и доставили в подмосковное Кунцево. Дата выпуска оболочки – 1909 год, объём неизвестен.«С тревогой пробуем материю на ощупь – не пересохла и при натягивании на руках не рвётся, – вспоминает Анощенко. – Клапан исправен, сеть тоже в относительном порядке – порванных клеток не так много – зачиним, корзина (гондола) хотя порядком и помята, но всё еще сможет поработать, – дно, хотя и выгнулось, без дыр. Значит, можно будет полететь. Ничего другого нет и не предвидится. Газ для наполнения оболочки у нас тоже есть – старый, отработавший положенный срок водород, который просто выпускается в воздух. Правда, не было ни гайдропа (толстый длинный канат, используемый при посадке – прим. авт.), ни якоря, ни якорного каната – решили лететь без них.». Лишь накануне вылета отчаянный экипаж отыскал‑таки среди бракованного имущества Авиапарка столь нужные якоря. Гайдропы же сумели сплести из тройниковых канатов.В последний момент. После всех официальных согласований с Реввоенсоветом и Авиадармом вылет назначили на день торжественной демонстрации на Красной площади в честь 2-го Конгресса III Интернационала.Но руководство поставило условие – обязательно посадить в корзину аэростата хотя бы одного владельца «бреве» (то есть диплома) на звание «пилота-воздухоплавателя». Дело осложнялось тем, что такие разрешения последний раз выдавались ещё до начала войны царским Аэроклубом. Совершенно случайно такой человек отыскался – это был Иван Олеринский, работавший делопроизводителем в Главвоздух­флоте. Правда, в последний раз он летал на аэростате целых 11 лет назад.«Приказ за номером 28-М был подписан; он сопровождался категорическим указанием далеко не залетать и снижаться, как только аэростат минует границы Москвы, так как спуск вдали от центра грозил нам большими неприятностями, – рассказывает Анощенко в книге. – Нас могли принять за польских шпионов или за белых и без лишних слов ликвидировать на месте».. И вот наступило долгожданное утро 27 июля 1920 года.«Радостно и весело солнечным утром на улицах Москвы, как будто нет уже ни голода, ни эпидемии, ни войны», – делает в своём дневнике заметку Анощенко. Он спешит на Красную площадь к своему аэростату. И находит его «в довольно жалком, сморщенном виде». Причина в том, что, не зная точного объёма оболочки, водородом его заполняли на глазок.В итоге летучего газа не хватило, но взлетать решили несмотря ни на что. Из‑за этой неприятности пришлось исключить из команды одного человека. Делали это в спешке, прямо перед взлётом, потому что только в этот момент почувствовали: корзина поднимет не больше троих. Кроме Олеринского и Анощенко в экипаже остался командир отряда Леонтий Куни.«Быстро срываем резиновое кольцо, зажимающее аппендикс, и аэростат плавно раскрывается. Одновременно нас начинают «сдавать на гайдропе». Дно корзины уже «отклеилось» от булыжной мостовой и тихо раскачивается из стороны в сторону. Мы висим на одном месте, так как аэростат почти не тянет нас вверх, а к нам бегут всё новые посланцы и истошно кричат, чтобы мы не мешали параду.. — Балласт! Весь мешок! Быстро! – нервно командует Олеринский, и Куни поспешно высыпает песок за борт.. — Ещё мешок!.. Ещё!... И только тогда наш аэростат оживает и всё быстрее идёт вверх. Наконец‑то…». Примостившись на балластном мешке в углу корзины, Анощенко начинает запись: «Вылет с Красной площади в 12 часов 30 минут 27 июля 1920 года. Взлёт форсированный…».. От Москвы до Богородска. Аэростат легко набирает высоту. И спустя некоторое время барограф фиксирует высоту 4 850 метров. У членов команды начинает слегка шуметь в голове и закладывать уши. Термометр на солнце показывает +24 градуса Цельсия, а в тени всего только четыре градуса тепла. Олеринский в своей летней рубашке окончательно замёрз и дрожит. У всех начинают синеть губы, они как будто посыпаны белым порошком, в ушах какой‑то шум.Вскоре воздухоплаватели замечают вдали белые здания Богородска, к которым летит аэростат. Вдали, ближе к горизонту, всё ещё полыхает ярким золотом своего купола храм Христа. Постепенно аэростат начинает снижаться. И Анощенко замечает – чересчур быстро. «Я пробую по барографу определить скорость движения, – вспоминает он в книге. – А Иван Олеринский даже не смотрит на приборы».. «Вот мой анероид, – говорит он, выбрасывая за борт корзины маленькие кусочки тонкой бумаги. – Если они падают вместе с нами – значит, скорость снижения всего около одного метра в секунду, что гарантирует «дамское» приземление; ведь можно при посадке подходить к земле со скоростями два и даже три метра в секунду».. Скорость снижения увеличивается. Аэростат потряхивает от сильного ветра. Но везде под корзиной густой лес. И вдруг – две спасительные полянки.«Подтянуться за обруч! Поджать ноги!» – командует Олеринский. И Анощенко с Куни проворно хватаются за толстое деревянное кольцо, поджимают под себя ноги и почти в тот же момент чувствуют мягкий толчок – дно корзины ударяется о землю. Первый в РСФСР свободный полёт завершён. «Чудо божье»Когда команда вылезает из корзины и начинает собирать оболочку, из леса показывается сначала один босоногий мальчуган, потом второй, третий… Немного погодя на поляну выходят и крестьяне.«Товарищи! Не бойтесь и подходите ближе. Только не курите», – кричит им Анощенко и объясняет, что от огня может взорваться смесь выпускаемого из аэростата водорода с воздухом.Мужики задают прилетевшим с неба десятки вопросов и помогают разбирать аэростат. Один из них, ухмыльнувшись, рассказывает про перепуганных до смерти деревенских баб, которые приняли воздушный шар за купол церкви.«Ей-богу! – со смехом рассказывает он. – Чудо, говорят, божье, да всё крестятся на вас. Теперь в лесу хоронятся. Вишь, нет тут ни одной бабы.. А другой парень без улыбки заявляет:. — Твоё счастье, что ружья со мной не было, а то, вот тебе крест, пальнул бы в тебя. А стрелок я отменный.. — Да за что же это? – спрашивают его.. — Да уж так, ни за што… Оно, конешно, я по корзинке вашей не бил бы, – зачем по людям стрелять. А вот в шар‑то твой я пальнул бы беспременно. Ей-ей, пальнул бы – пузо‑то у него больно агромадное – не промахнулся бы».. Собрав, наконец, громоздкий аэростат и погрузив его на телегу, Анощенко спешит на расположенную по соседству фабрику и по телефону сообщает в Штабвоздух о благополучном окончании полёта.«На другой день ранним утром, – завершает воспоминания Анощенко, – мы уже шествовали по просыпавшимся московским улицам, гордые сознанием, что задание мы выполнили, и что возрождение свободного воздухоплавания в РСФСР началось именно нашим полётом, первым свободным полётом в свободной России».. Спустя всего два года Николай Анощенко установит новый рекорд, на этот раз мировой. Он совершит самый длительный на тот момент беспосадочный перелёт на воздушном шаре из Москвы в Северную Карелию. Его длительность составит 22 часа 10 минут. За это время аэростат Анощенко преодолеет расстояние 1 273 км.Анастасия Состина.