Как «прохозяйничалась» дореволюционная Россия

Бытует мнение, что царская Россия перед Первой мировой войной и революцией 1917 года была страной экономически процветающей. В ряде работ (например, у М.В. Назарова) можно встретить утверждения о «небывалом подъеме российской экономики».

Да, в России строились новые заводы и железные дороги. За период 1880-1917 гг. было построено более 58 тыс. км железных дорог. Да, среднегодовые темпы прироста промышленного производства были высокими: в 1889-1899 гг. – 8,0%, а в 1900-1913 гг. – 6,25%. Да, по некоторым видам промышленного производства наблюдались еще более высокие темпы роста. Тот же В. Назаров приводит пример: в 1909-1913 гг. производство двигателей внутреннего сгорания выросло на 283,5%. Перед мировой войной стали производиться самые мощные в мире самолеты «Витязь» и «Илья Муромец» Игоря Сикорского.

Да, в обеих столицах (Москве и Петербурге) кипела оживлённая жизнь, появились трамваи, в глазах рябило от вывесок магазинов, ресторанов, трактиров, увеселительных заведений. Да, на больших заводах и фабриках мастеровые и квалифицированные рабочие получали неплохие деньги.

Да, внутри страны и за ее пределами обращался золотой рубль, который считался едва ли не самой «твердой» валютой в мире. Да, наша «благородная» публика выезжала в Европу, оставляя там каждый год сотни миллионов золотых рублей; у рядовых европейцев создавалось впечатление, что в России живут исключительно богатые люди. Да, на мировой рынок поступали десятки миллионов пудов зерна, нефти, железа, леса из России, и она получала за эти товары сотни миллионов золотых рублей.

Всё это даёт основание ностальгически вспоминать о «России, которую мы потеряли».

Однако у «блестящей» России была оборотная сторона. Подавляющее большинство населения жило в деревне; после реформы 1861 г. жизнь крестьянина становилась все тяжелее, голоднее. Иногда голод охватывал целые губернии. Вчерашние крестьяне наполняли города в качестве рабочих, но достойные заработки были лишь у рабочей аристократии, а это в лучшем случае несколько процентов самодеятельного населения. Не жили, а выживали и многие помещики, которые не смогли приспособиться к новому укладу. Да, они ездили в Европу, закладывая свои земли или получая выкупные, но у дворянского сословия России не было будущего. Здоровье народа ухудшалось, широко было распространено порочное пристрастие к вину. Леса хищнически вырубались, земля истощалась.

Высокие темпы роста экономики в отдельные годы мало о чём говорили. Чаще всего большие цифры получались за счет очень низких исходных значений тех или иных показателей. Так, цифра прироста производства двигателей внутреннего сгорания накануне войны получалась высокой по той причине, что в начале ХХ века такие двигатели в России вообще не производилось. Производство самолетов Игоря Сикорского, было штучным. Перед войной своей авиастроительной промышленности у России (в отличие от Германии, Франции, САСШ) не было. Отставание России от стран Запада наблюдалось по многим базовым производствам: черной металлургии, производству цемента, угля и кокса, минеральных удобрений и т. д. Доля США в мировом промышленном производстве в 1913 г. была равна 35,8%, Германии – 15,7%, Англии – 14,0%, Франции – 6,4%, а Россия находилась лишь на пятом месте с долей 5,3%.

Читая «ностальгические» книги по дореволюционной России, получаешь впечатление, что страна переживала непрерывный экономический бум на протяжении десятилетий. На самом деле экономическое развитие России было очень неравномерным. В ХХ век российская экономика вступила в состоянии глубокого кризиса. Он продолжался с 1900 по 1903 г. включительно. Оживление и подъем экономики, начавшиеся в 1903 г., были прерваны русско-японской войной. Потом до 1908 года была экономическая депрессия. В 1909-1913 гг. промышленность переживала подъём, последний перед надвигавшимися на страну драматическими событиями. Периодические кризисы приводили в лучшем случае к сокращению и приостановке производств, а в худшем случае – к разорениям и банкротствам отечественных предприятий, которые переходили в руки иностранных хозяев.

Всё более ощутимым становилось нашествие в страну иностранцев, бравших под свой контроль целые отрасли народного хозяйства. Так, в черной металлургии доля иностранных инвестиций в акционерном капитале в 1913 году составила 66%. Постепенно под контроль иностранного капитала попала нефтедобыча (в Бакинско-Грозненском нефтяном районе): по данным русского экономиста П. Оля, доля иностранного капитала в добыче нефти в России с 5,9% в 1893 г. выросла до 48,5% в 1902 г. В своей работе «Русская нефть и ее государственное значение» П. Оль писал: «Острая конкурентная борьба между иностранными инвесторами развернулась в 1900-е гг. вокруг нефтяных богатств России… В результате к началу войны фактически вся русская нефть оказалась в руках трех владельцев – Нобелей, Ройял Датч-Шелл и РГНК» (РГНК – Русская генеральная нефтяная корпорация, созданная в 1912 г. при активном участии Русско-азиатского и Международного банков, контроль над которыми принадлежал иностранным инвесторам).

В 1908 г. под контроль иностранцев перешла значительная часть золотодобывающей промышленности (создание компании «Лена-Голдфильдс» с контрольным пакетом акций у англичан). «В добыче цветных металлов иностранному капиталу принадлежало почти безраздельное господство: в медеплавильной – англо-американскому, в марганцевой – германскому, в свинцово-цинковой – франко-бельгийскому».

Российская промышленность все больше переключалась на производство сырья и полуфабрикатов, отправляемых за рубеж. Квинтэссенцией экономических бед был неумолимый рост внешнего долга, накануне Первой мировой войны Россия вышла на первое место в мире по величине этого долга: около 8 млрд. руб. золотом в 1914 г. Это был преимущественно государственный, а не частный долг.

Вот об этой оборотной стороне медали и писал с болью в сердце известный русский экономист Сергей Федорович Шарапов (1855-1911).

В своей речи «Иностранные капиталы и наша финансовая политика» (1899) С. Шарапов в яркой, образной форме показал, какую высокую цену пришлось России заплатить за видимость «гигантских достижений» в экономике в конце XIX в. Русскому человеку в его собственной стране уже ничего не принадлежало. «Наша показная сторона, наш фасад, бьет в глаза. Огромная промышленность, сеть железных дорог, очень большая и дорогая военная оборона страны. Подсчитайте все это хотя приблизительно, как наш инвентарь, и вы будете по­ражены. Его стоимость едва ли превысит сумму нашего внеш­него долга. Значит, по существу-то дела все это не наше, не нажитое народным трудом, а чужое, все равно как бы взятое напрокат, арендованное, и эта аренда составляет ежегодно око­ло ста тридцати миллионов рублей золотом».

В такую ситуацию Россия попала в течение трех-четырех десятилетий – с момента начала реформ Александра Второго. Россия, как выразился Шарапов, «прохозяйничалась». А все потому, что власти обращали внимание на фасад дома, называемого русским хозяйством, начисто забывая о том, что внутри: «…в пореформенный период мы прохозяйничались, вот настоящее слово! В том, что они накопили богатства и не зна­ют, куда поместить свободные капиталы, мы накопили бесчис­ленные долги, которые не знаем, как заплатить».

Шарапов констатировл, что Россия успела за короткий период времени стать банкротом, поэтому переход еще оставшегося у российских собственников (государства и частных лиц) имущества в руки иностранцев становится почти неотвратимым. Подобно тому, как у должника забирают имущество по исполнительным листам: «Полная аналогия с запутавшимся помещиком, с задолжавшей фабрикой. Помещику нет другого исхода, как рас­продавать имение по частям, чтобы кое-как выпутываться: сегодня свел лесок, завтра продал хутор, сдал в аренду огород, трактир, покос, потом их продал и т. д. Фабриканту остается образовать товарищество и дать часть паев своим кредиторам. И вот, в правлении заседает директор «от Кнопа» ... Что другое обозначает или может обозначать захват ино­странцами наших руд, копей, приисков, основание новых заво­дов? Да только то, что все это формы расплаты России за свое хозяйство, за то, что она обратила все свое внимание на фасад и совершенно позабыла о внутренности дома. И вот, фасад бле­стит, а сзади стоят иностранцы с исполнительными листами в виде наших бесчисленных бумаг. Можно смело сказать, что всякое основание в России теперь нового иностранного дела, всякая покупка иностранными компаниями наших естественных богатств есть только ввод во владение по этим исполнительным листам...»

Конечно, он был не одинок, свою озабоченность социально-экономическим состоянием страны, утратой (или угрозой утраты) экономического (а затем и политического) суверенитета России выражали такие экономисты, общественные деятели, писатели, как И. Аксаков, А. Нечволодов, Г. Бутми, В. Кокорев, Ф. Чижов, П. Оль, Ю. Жуковский, князь А. Щербатов, А. Энгельгардт, А. Шипов и др.

Слово С.Ф. Шарапова «прохозяйничались» в полной мере можно применить и к экономике Российской Федерации.

За три десятилетия существования ее позиции в мире заметно просели. По оценкам МВФ, доля России в мировом ВВП (расчеты по паритету покупательной способности рубля) снизилась с почти 5 процентов в начале 1990-х годов до 3 процентов в 2021 году. А на пике развития советской экономики (на рубеже 70-80-х годов) доля тогдашней России (РСФСР) в мировой экономике, по оценкам экспертов, достигала 9 процентов. За этими цифрами, отражающими количественную сторону экономической деградации, скрывается качественная деградация: деиндустриализация, превращение России в «экономику трубы», эксплуатация России Западом путем вывоза природных ресурсов, захват иностранным капиталом контроля над многими отраслями и производствами в российской экономике, утрата экономического суверенитета.

Начавшееся 24 февраля этого года открытое противостояние России и Запада даёт нашей стране шанс остановить процесс дальнейшей деградации отечественной экономики. Немалую помощь в таком переходе способны оказать идеи русского дореволюционного экономиста С.Ф. Шарапова.