«В голоде и холоде жизнь его прошла…»
«С весны до осени огороды сильно выручали. Колхозные-то овощи все шли государству: все для фронта, все для Победы. Мы жили этими словами…» За мужика остался в 12 лет Мой друг детства Юра Кокорин был обычным сельским мальчишкой. Как все. В 1939 году его отца арестовали по ложному обвинению, так и сгинул его батька где-то в ссылке. А Юра остался в семье за мужика. Рано почувствовал ответственность за свою мать, сестренок Фаину и Надю, братишку Колю. Мать Юры тетя Тася была женщина тихая, скромная. Работала в школе уборщицей и получала очень немного – 25 рублей в месяц. Еще она хорошо шила, но заказов было мало: в ту пору все жили бедно и скромно, вещи носили сколько могли, да потом еще дочка за мамой донашивала, младшие за старшими. Не до моды было. Мы вместе с Юрой учились в нашей сельской школе, которая открылась в 1938 году. Там было четыре класса и одна учительница – Мария Севостьяновна Славина. Когда началась война, Юре было 12 лет. Взрослые работали сутками, мама Юры тоже. Вот и пришлось ему стать буквально хозяином в доме. Если раньше, до войны, он иногда и с мальчишками бегал, и на самокате катался, то теперь эти немудрящие развлечения стали недоступны – некогда. Юра вставал в пять утра. И, если не зима, шел на речку – ловить карасей. За два часа – ведро рыбы. В Зее тогда много рыбы было. Вот и еда, и на продажу можно… Летом он подрабатывал в колхозе: молол на жерновах отходы пшеницы. И домой ему разрешали брать немного. Дома добавит Юра туда картошки тертой или тыквы, пожарит или испечет – вот тебе и черные калачи. Детворе казалось, что это сущая вкуснятина. Как калачик – так праздник! Ягоды, грибы Юра собирал, весной – почки с деревьев. И все нес в дом, чтобы прокормить сестер и брата. Отец и дед его охотниками были, и, хотя Юре свои навыки передать они не успели, видно, голос крови не обманешь: хорошо у него получалось сусликов ловить. Поставит капкан у норы, а саму нору водой зальет, суслики выскакивают – только успевай хватать. Зимой в лесу Юра ставил петли на зайцев и диких коз. Полно тогда было зверя, животные даже к селу выходили. Тушки он разделывал в лесу, на санях возил в село. На тех же саночках и дрова домой вез. Еще зимой работал Юра почтальоном: три раза в неделю ездил на лошади за почтой в село Усть-Тыгда. 12 километров! А с собой брал топорик и пилу. На обратном пути обязательно останавливался и дрова заготавливал домой. При этом каждый будний день до обеда он еще и в школу ходил! А уж всю мужскую работу после школы делал. Когда уроки успевал учить, мы и представить не могли, но Юра наш всегда учился только на хорошие отметки. Наверное, ночами занимался… А на десерт – багульник Помню, мой отец подарил как-то Юре фуфайку, ватник и подшитые старые валенки. Вот он обрадовался, все приговаривал: «Спасибо, дядя Гриша, будет мне тепло в лес ходить». С одеждой да обувью тогда сложно было. Да что там сложно – не было их… Помню, в 1944 году, когда я и мои подруги хотели поехать учиться дальше, у нас не получилось, потому что ни обуться, ни одеться не было. Не в чем нам было ехать, не в обносках же, в каких в родной Гоголевке бегали… Носили мы тогда дохи да обувь, сшитую из козьих шкур. Помню, в 1943-м брат мой Вася, который тогда в Комсомольске-на-Амуре служил, приехал в гости. А ехал он на бортовой машине с друзьями. По дороге убили они 50 диких коз для своей воинской части. Разделали, а шкуры людям раздали, чтобы унты да дохи нашили себе. Вот как раз мама Юрина занималась выделкой козьих шкур. И чуни хорошо шила. Но денег все равно семье не хватало, жили они не просто скромно, честно сказать, в нищете. Спали все вместе на больших нарах, чтобы согревать друг друга. Из мебели – лавка и стол, на столе стояла кормилица – швейная машинка. Посреди хаты – чугунная печь. Дети обычно вокруг нее днем и сидели, так теплее. Из еды чаще всего была картошка, которую в той же печи и пекли. Весной суп варили из молодой крапивы, чай заваривали из березовых шишек. А когда зацветал багульник, цветы его были самым вкусным десертом (хотя мы и слова-то такого не знали). В селе тогда у многих были коровы (в основном в тех семьях, где рук хватало, чтобы сена накосить), но в семье Юры не было. Молоко сдавали на госпоставку, для личных нужд разрешалось оставить только один надой. Но не забывали сельчане делиться, Юрину семью угощали – кто молочком, кто яиц куриных принесет. С весны до осени огороды сильно выручали: сколько вырастишь овощей, столько и съешь. Колхозные-то овощи все шли государству: все для фронта, все для Победы. Мы жили этими словами… И хоть тяжело, а все же дружно жили. Помогали друг другу. Вместе оплакивали похоронки, вместе письмам радовались. Ничто не напрасно Когда война закончилась, не сразу, но стало чуточку легче. Тете Тасе стали больше заказов на шитье приносить. Юру в армию не взяли, потому что у него мать с сестрами были на иждивении. Перевез он семью на станцию Сиваки Сковородинского района, там был большой леспромхоз. Устроился путейцем, а заочно учился на мастера. Сестры подросли, пошли учиться в техникум на учителей начальных классов. Всю свою жизнь Юра проработал мастером на железной дороге. Поднял сестер, брата, женился, детей и внуков вырастил. Иногда, когда вспоминал военное детство, он напевал строчки из старой песни про Щорса: «В голоде и холоде жизнь его прошла, но недаром пролита кровь его была…» Фото: с сайта protivkart.ru, с сайта infourok.ru