Про людей и журавлей
Весной 2020 года на станции реинтродукции редких видов птиц Хинганского заповедника в природу были выпущены девять журавлей: один даурский и восемь японских. Это – итог, которому предшествует целая жизнь.
По инициативе WWF России Международный фонд охраны журавлей и Рабочая группа по журавлям Евразии объявили 2020 год Всемирным Годом журавля. Впрочем, для людей, которые работают в заповеднике, это вряд ли что-то меняет. Люди здесь особенные, да и не всякий сможет стать частью этого мира птиц.
В отпуск от журавлей к орланам
Научного сотрудника Хинганского заповедника, орнитолога Михаила Парилова я застал на Сахалине. На вопрос, каким чудесным образом он из Архаринского района переместился в Южно-Сахалинск, Михаил ответил, что сейчас в отпуске, но по договору с экологической компанией Сахалина участвует в работах по мониторингу белоплечего орлана. Вот так, даже в отпуске он продолжает работать.
— Ну, в общем-то, да, - смеётся Михаил. — Но можно сказать и отдыхается. Сейчас в Благовещенске в Амурской области жара, а здесь здоровая прохлада.
Белоплечий орлан, один из крупнейших хищников Дальнего Востока, водится в низовьях Амура и по побережью Охотского и частично Японского морей. Зимует в Японии. Эта птица – вершина пищевой пирамиды, и его численность отображает благополучие местной экосистемы. В Амурской области на вершине пищевой пирамиды тоже хищники, но и журавли, аисты. В заповеднике Михаил, собственно, и занимается мониторингом этих красивых птиц. Если всё в порядке с их численностью, значит за благополучие и продуктивность экосистемы можно не беспокоиться.
Из угольщиков с помощью диссидентов в орнитологи
Родился и вырос Михаил в Черемхово Иркутской области. Это город угольщиков вроде нашего Райчихинска, только побольше. В семье все, и отец, и старший брат – угольщики. Но Мише была уготована иная судьба.
— И отец мне говорил: «Вот я всё время дышу этой угольной пылью на работе, но ты лучше с биноклем походи по красивым местам», — вспоминает Михаил. — Так вот, в детстве мне посчастливилось встретиться с Борисом Николаевичем Вержуцким, официальным советским диссидентом.
В начале 80-х за то, что он во время экспедиции в Монголию посетил одно из мероприятий с приехавшим в то время Далай-ламой, Вержуцкого уволили с института и занесли в так называемые "чёрные списки", запрещающие приём на работу. Из-за этого он был долгое время вынужден подрабатывать в обществе «Знание» лекциями. А уже в конце 80-х его по дружбе взял на работу директор областной юннатской станции. Борис Николаевич пленил юношу рассказами и про Дальний Восток, и про Байкал, про права… Это же была «перестройка», советский строй трещал по швам, и тогда формировалось то, что сейчас мы бы назвали гражданским обществом. Катализатором общественной активности стал проект, предполагавший загрязнение Байкала производственными отходами. Советских людей, впитавших с молоком матери идею, что от тебя ничего не зависит, рабскую покорность существующей власти, буквально озарила мысль, что они могут отстаивать свои права и добиваться успеха! Сегодня, когда уже были Шиес и "Химкинский лес", это может выглядеть наивным, но тогда любая попытка отстаивать свои права была настолько крамольной, что люди, которые рискнули противостоять власти, выглядели просто героями!
— Конечно, меня, в то время подростка, это очень впечатлило, — продолжает Михаил. — Уже существовал знаменитый в то время «Фонд Байкала», позже появилась «Байкальская экологическая волна». В конце 80-х – начале 90-х общественное движение было мощное в Иркутске. Чувствовалось, что в этом сила, в этом правда, и мы бредили идеей, что сможем сделать не только Байкал, но и всю планету чистой.
После школы Михаил поступил на биологический факультет Иркутского госуниверситета. А следующим судьбоносным событием стала летняя практика на Дальнем Востоке.
— После того, как я побывал в Хинганском заповеднике, меня просто очаровали журавли, — вспоминает Михаил Парилов. — Я жил среди журавлей. На самом деле, когда я там оказался, то, как Алиса, попал в страну чудес, где всё поменялось местами. Я словно откусил кусок у гриба, и мир здесь для меня фактически перевернулся наизнанку.
На озере Клёшинском, где Михаил проходил практику, главными были журавли, а люди – как бы на втором плане. И это различие до сих пор сохраняется. То есть журавли скорее мирятся с присутствием людей на их территории. Настоящим журавлиным экспертом Михаил считает старожила станции Николая.
За судьбой в Архару
Зооинженер станции реинтродукции Николай Балан дальневосточник, родился и вырос в Находке. Когда в 1989 году узнал, что в Архаре есть заповедник, отправился туда работать.
— Когда я пришёл в заповедник, — вспоминает Николай, — там работали Владимир и Римма Андроновы. Они здесь познакомились, влюбились и поженились. Ну, это нормальная практика для заповедника (смеётся).
Николай знает, о чём говорит, ведь и он сам встретил свою будущую супругу здесь.
Владимир Андронов позже стал директором заповедника, а Римманачальником станции реинтродукции. Фактически эта станция – их детище. Работать с птицами парня учил Андронов.
— Но на самом деле, — говорит Николай, — мы никто не знали, ни он, ни я, как вести себя с ними. Всё постигали на собственном опыте. Было очень много ошибок, как я теперь понимаю, ведь тема была новая. Но мы шли вперёд, потихонечку.
Журавлиная нянька
Научный сотрудник Хинганского заповедника Ирина Балан и ведущий зооинженер станции реинтродукции Надежда Кузнецова – родные сёстры из Чебоксар.
— Когда я была студенткой Казанского университета, мне просто захотелось поехать в заповедник, - рассказывает Ирина. — Я написала много писем в разные заповедники с просьбой принять на любую работу. Ответили из Хинганского и Алтайского. Я выбрала Хинганский. В 1989 году приехала сюда, и уже здесь мы познакомились с Колей.
В заповедник нужен был сотрудник - гидробиолог, и Ирина перевелась из Казани, где училась на микробиолога, в университет Владивостока на заочное отделение по гидробиологии. А через три года к сестре приехала и Надежда. Это были 90-е годы, начинались трудные времена, сложности с работой. А у Николая с Ириной родилась дочь.
— Я приехала нянчить племянницу, — улыбается Надежда, — а в итоге стала нянькой у журавлей. По профессии я монтажник радиоаппаратуры и приборов 4-го разряда. После школы одиннадцать лет проработала на заводе в Чебоксарах. Приехала сюда и стала зооинженером.
Спасение журавлей
В 80-е годы в результате весенних пожаров гибло много яиц и птенцов журавлей. Первыми питомцами станции реинтродукции и были эти спасённые малыши. А потом возникла идея привозить яйца из зоопарков, где они были не востребованы, здесь птенцов выводить, выращивать и выпускать в природу. Это было в самом конце 80-х – начале 90-х годов. Как выводили птенцов? По-разному: то подкладывали курице, то в маленьком домашнем курином инкубаторе выводили журавлят. Получалось, но это были единичные случаи, одно-два яйца.
У истоков Станции реинтродукции стояли Владимир Андреевич и Римма Сабировна Андроновы. Они разрабатывали методику работы по выращиванию и адаптации птиц. За годы работы Станция доказала, что выпущенные в природу птицы способны выживать и заводить потомство.
— Не так много в мире проектов, — говорит Михаил, — где так успешно выращивают журавлей для выпуска. В России таких два. Первый – это тот, где выращивают стерхов, помните, с которыми летал президент. Ну, а второй – наш.
Журавль – птица территориальная
Журавлиные семьи в заповеднике обычно занимают территорию в 2-3 кв. километра. Место позволяет. А вот в Китае, например, концентрация больше, в поле зрения можно увидеть несколько пар.
На озере Клёшенском, на летнем стационаре Станции реинтродукции, как в упомянутой сказке Льюиса Кэролла бывают моменты, когда ты живешь по правилам, диктуемым журавлями. Речь идёт о птицах, которые не будут выпущены в природу. Здесь живут японские и даурские журавли. Они содержатся на Станции в качестве родительского поголовья. Птицы защищают свою территорию, в том числе и от людей. Они выгоняют пришельцев, буквально нападают, и можно здорово получить от журавля. Человеку, оказавшемуся на его территории, приходится быть внимательным, чтобы не «прилетело», или отстаивать право на своё присутствие.
— Приходится уходить от столкновения, — говорит Михаил Парилов, — потому что они не любят вторжений. Журавль проявляет свою территориальность так, что людям сразу понятно: кто здесь главный! Вот идёт красивая птица, вышагивает, и демонстративно чистится, смахивая на тебя перо. Можно заглядеться на это. Но журавль таким образом показывает своё превосходство и может в любой момент тебя атаковать. Они вроде бы позволяют находиться в этом месте, но напоминают, что ты тут не хозяин и просто обязан принимать: это его территория, он здесь главный, а не ты.
Отвернулся – ты проиграл!
Опыт работы с пернатыми есть. Но нет гарантии, что приёмы, работающие с одной птицей, сработают в случае с другой. Николай Балан вспоминает одного самца, который не боялся людей.
— Он постоянно приходил качать права на стационаре у Клёшинского озера, начинал нас гонять. Ну, и я давай с ним делить территорию. Несколько часов мы делили территорию по его правилам. Мы ходили и друг другу смотрели в глаза, — рассказывает Николай. — как я понимаю, у них очень важно: если ты отвернулся, то ты проиграл. Они могут часами ходить и наблюдать друг за другом. Но тот, кто повернётся спиной, то и проигрывает. И тогда всё, что до этого было, всё впустую. Вот мы часа четыре ходили, смотрели, делали разные жесты. Короче, я его победил, и он ушёл. Он первый сдался, отвернулся, пошёл назад. С тех пор повелось, как я приезжаю на озеро, он через эту невидимую полосу, где мы ходили, ни шагу не делает, когда я рядом. Вот я уйду, тогда может зайти на территорию. Но я не учёл один нюанс: туалет остался у него, и при необходимости туда попасть приходилось биться.
Конечно, бывало, что и доставалось от журавлей. Но, как уверяет Михаил, есть приёмы, чтобы обезопасить себя.
— Кстати, моя дипломная работа, в том числе заключалась в том, что я должен был как бы втереться в доверие к журавлям, — вспоминает он. — Мне это удалось, но не сразу. Пришлось себя навязывать паре журавлей, которая ходила с птенцом. Вот я как «друг семьи» и ходил за этими птицами по болоту. В жару! Для меня, сибиряка, то дальневосточное лето было чем-то ужасным. Это теперь, прожив здесь двадцать лет, смог с этим свыкнуться, а тогда это было что-то! Расплавленное солнце, вокруг журавли, порой казалось, что я просто брежу. Журавли ходили вокруг меня. Это какая-то мистика – здоровые, огромные журавли кричат рядом с тобой…
Журавлиный язык
Живут журавли в неволе до 40-45 лет, а в природе из-за конкуренции, врагов и болезней до 20-25.
Молодые птенцы, как дети, они любопытные, им интересны новые знакомства. Поэтому они не такие пугливые, как взрослые особи. Птицы в питомнике со временем начинают различать людей, узнают сотрудников станции и по-разному к ним относятся. Они чувствуют, кого можно клюнуть, а от кого надо спрятаться. Кого-то они могут преследовать и клевать, а кого-то побаиваются и в сторонку отойдут.
— Например, у нас есть птица, которой уже 30 лет, — рассказывает Надежда Кузнецова. — Так даже мы, старожилы, к ней без палки зайти в клетку не рискуем, страшновато. А птицы очень чувствуют, боится их человек или нет. Как собаки, например, да и любое животное, наверное.
Николай Балан уверен, что журавль даже как-то улавливает мысли человека.
— Когда о чем-то думаешь, гоняешь разные мысли, я это называю «жвачку жевать», — говорит он. — Так вот, когда начинаешь «жвачку жевать» и заходишь в клетку, птицы могут кидаться или бояться и бегать по стенкам. Значит, прежде чем войти в клетку, надо остановиться, восстановить дыхание изабыть про всё постороннее. Когда просто заходишь в клетку без лишних эмоций, птица спокойно на тебя смотрит. Вот так это работает. Бывает, идёшь по поляне, где пара птиц гуляет с птенцами, и они на тебя ноль внимания. Но только мелькнула мысль, что могут атаковать, и мгновенно идёт атака. Даже не знаешь, что первично, ты почувствовал их, или они твою мысль поймали.
В питомнике каждая птица на разных сотрудников реагирует по-своему, считает Николай. Кто-то радуется приходу, а кто-то и нет. Журавли-девочки могут пританцовывать, а мальчики дуться или сердиться.
— Но вот могу сказать, — уточняет он, — бывало, я входил в разной одежде, в разное время суток, и журавли реагировали именно как на меня. Значит, они как-то нас различают. Иногда даже, не видя сразу.
Они как люди
Николай считает, что у птиц, как у людей, тоже есть что-то вроде зависти, ревности или обиды. Причём обиду они могут держать не один год. Например, один японский журавль за что-то обиделся на сотрудницу. И теперь, как только она заходит в клетку, он начинает её преследовать, хочет ударить. Приходится её защищать. Причём она сама не понимает, что сделала не так:может быть, когда-то рыбу ему не дала, или чашку забрала с рыбой, но теперь он на неё обижен.
Или ревность. У журавлей нет ярко выраженных половых признаков, отличить самца от самки можно только по поведению или по генетике, уверяет Николай и вспоминает такой случай.
— Живёт у нас один даурский журавль – девочка. А по поведению, как «мужик». Когда мы поняли, что это самка, то начали искать ей пару, и никак не могли найти. Тогда она выбрала сама птенца и стала выращивать себе партнёра. Через три года он достиг половозрелого возраста, но начал смотреть «на сторону». Так она полетела и всыпала и ему и его пассии.Отвела его домой, причём летела сзади и долбила, а потом недели две-три не пускала на гнездо. Он хотел сесть в гнездо, а она его прогоняла, мол, «уходи, изменник, к чёртовой матери».
Не «мягкие и пушистые»
Как утверждает Николай, журавли, вопреки расхожему мнению, довольно кровожадные птицы.
— Очень кровожадные! — уверяет он. — Не верьте сказкам. Например, даже у лебедя на крыле есть специальная маленькая косточка. Когда он крылом бьёт, она постоянно под прямым углом к объекту, по которому он бьёт. Он одним ударом крыла, наверняка может ребёнку сломать руку. Лиса в природе не рискует приблизиться к взрослому лебедю, так как прекрасно понимает, чем это ей грозит.
А вот у журавля главное оружие не клюв, как многие думают, а ноги, лапы. Это Николай знает по личному опыту.
— Он высоко подпрыгивает, и лапами бьёт, — вспоминает зооинженер.—В нём было 14 кг (очень мощная птица, для японского журавля это серьёзный вес), а во мне почти 90. Так он меня лапой под дых бил, и я в воздухе сальто делал.
Следующим оружием уже идёт клюв.
— При мне один ребёнок от журавля рукой прикрылся, — продолжает Николай, — и он ему ладошку навылет прошил, даже не почувствовал. Они хищники, у них врагов в природе почти нет. Питаются они лягушками, насекомыми, мышами, но и воробьёв ловят. Только шум стоит! Ходит, пасётся, воробей мимо пролетает – реакция молниеносная, раз – и воробья поймал.
Заповедник — это судьба
Герои нашей истории живут своим делом уже больше 25-30 лет и что-то менять не намерены. Николай за тридцать лет несколько раз увольнялся, но снова возвращался – не отпустило.
По мнению Михаила Парилова в этологии (науке о поведении животных) есть такое понятие как «запечатление», или «импритнинг». Несколько вольно применив к человеку, можно сказать, что это когда в детстве и юношестве формируются основные базовые принципы, позволяющие индивидууму существовать, жить. И когда человек их теряет, то он как бы теряет себя, свою целостность.
—Я думаю, что это «запечатление» даёт о себе знать, — уверен Михаил. —Видимо, мне важно оставаться верным своим принципам.
В Хинганском заповеднике, похоже, и правда, уже традиция создавать семьи. Владимир и Римма Андроновы познакомились здесь. Николай встретил в заповеднике Ирину. Михаил с женой Татьяной тоже познакомились здесь. Татьяна – амурчанка, по профессии ботаник. У них двое детей. Старшему сыну 16 лет, а дочери - 10.
На вопрос, не собираются ли дети продолжить дело родителей, Михаил отвечает, что говорить об этом, наверное, рано. Скорее они стоят на распутье. Ну, а в основном дети сейчас сидят в компьютерах. Дочь любит танцевать.
—Я наблюдаю за их самоопределением, —говорит Михаил. —Пока интереса к нашей профессии они не проявляют. Но мы не теряем надежды.
А вот в случае Ирины и Николая уже можно говорить о династии. Единственная дочь, которую родители отговаривали, пошла по их стопам. Она после окончания ДальГАУ работает вместе с мужем Архаринском лесничестве, растят двух дочек.
— Всё равно ведь выросла на Клёшинском, с журавлями, считай всё детство и юность, — говорит Николай. — Так что у неё выбора, видать, не было. Судьба!
Михаил Митрофанов.