От монаха до секретаря обкома: Музеи Кремля и ГИМ рассказывают об Александре Невском
К 800-летию со дня рождения князя-схимника они параллельно представляют юбилейные выставки.
Археолог Говард Картер, открывший гробницу Тутанхамона, слегка преувеличивая, говорил: «Из всей жизни Тутанхамона нам достоверно известен лишь один факт, а именно: что он умер и был погребен». Про Александра Невского, конечно, известно намного больше, но по степени мифологизации благоверный князь не сильно уступает египетскому коллеге. Первое жизнеописание Александра Ярославича составили спустя 20 лет после его смерти, к тому же это было житие, где факты приносились в жертву канону. Так агиография заменила биографию. А потом наступил черед мифологии – князь превратился в миф, в том числе политический.
О легенде по имени Александ Невский и рассказывается на выставках в Оружейной палате и Государственном историческом музее. Шаг этот в какой-то степени вынужденный – в отличие от мальчика-фараона после героя Ледового побоища не осталось почти никаких предметов, которые можно было бы демонстрировать на юбилейных выставках.
Кремль пошел по принципу своего бывшего обитателя – лучше меньше да лучше. Камерная экспозиция, разместившаяся в вестибюле Оружейной палаты, берет не количеством, а качеством. Один из главных экспонатов выставки «Александр Невский. Имя, символ, легенда» – шлем конца XII – начала XIII веков, предположительно принадлежавший князю Ярославу Всеволодовичу, отцу Александра. Среди вещей, что показывали в этом году на всевозможных выставках о победителе тевтонских рыцарей, это один из немногих предметов, который напрямую можно отнести к эпохе «юбиляра» (еще один такая вещь – подвесная печать Александра Невского, представленная в ГИМ). Уникальный артефакт нашли в начале XIX века – его обнаружила недалеко от города Юрьева-Польского крестьянка, собиравшая орехи. Находку преподнесли Александру I, а император передал ее в Оружейную палату, где она с тех пор и хранится. Здесь же находится другой шлем, который связывали с Александром Невским – впрочем, ошибочно. На самом деле изготовлен он в XVII веке знаменитым оружейником Никитой Давыдовым для царя Михаила Федоровича. «На нем изображен архистратиг Михаил, как и на шлеме Ярослава Всеволодовича, – говорит куратор выставки Федор Панфилов. – Это одна из причин, по которой шлем стали приписывать Александру Невскому».
Оба шлема теперь выставлены в Оружейной палате – словно борющиеся друг с другом история и миф. Легенда о «шлеме Александра Невского» родилась в XIX веке на волне романтизма, интереса к национальным корням вообще и средневековой истории в частности. Тогда в Оружейной палате «обнаруживали» то кольчугу Марфы-посадницы, то саблю Владимира Мономаха. «Разумеется, эти предметы были историческими памятниками, но не имели никакого отношения ни к Марфе-посаднице, ни к Владимиру Мономаху», – уточняет Федор Панфилов. Что до «шлема Невского», изготовленного в XVII веке, то легенда о нем оказалась необычайно живуча: в царское время в качестве атрибута великого полководца он попал на Герб Российской империи, а в советский период на ордене Александра Невского князя изображали именно в этой ерихонке.
А вот Сергей Эйзенштейн подошел к вопросу более научно: в знаменитом кинополотне он «надел» на Александра реплику шлема Ярослава Всеволодовича – того самого, найденного при сборе орехов. Впрочем, художественной «отсебятины» в картине тоже хоть отбавляй. Самая яркая из них, уже превратившаяся в миф, – хрестоматийная сцена с проваливающимися под лед Чудского озера тевтонскими рыцарями. «Экипировка и вооружение русских воинов не уступали западным, – поясняет Федор Панфилов. – Тяжесть доспехов княжеских дружинников была такой же, как у рыцарей, и они утонули бы точно так же. Источники не упоминают о таком происшествии на Ледовом побоище. Зато в летописи говорится, что часть немцев провалилась под лед реки во время сражения при Омовже – битве между Орденом меченосцев и русским войском, возглавляемым Ярославом Всеволодовичем, отцом Александра Невского. Кстати, в том сражении принимал участие и совсем юный Александр». Еще один художественный вымысел в картине – толпы русской пехоты, идущие на рыцарей: на самом деле обе армии были конными.
Знаменитые кинокадры с Ледовым побоищем демонстрируются на выставке в Историческом музее. Можно сказать, творение Эйзенштейна здесь полноценный экспонат, ведь именно благодаря ему возник канонический образ князя, современный миф о нем – как о государственнике, радеющем о русской земле, правителе, противостоявшем Западу, человеке, выбиравшем между Европой и Азией и в конце концов сделавшем ставку на «особый путь». Впрочем, миф этот возник не сразу – ГИМ как раз и показывает его рождение. Сначала Александра почитали исключительно как святого, инока, чей образ лишен политической подоплеки. Причем, почитание началось сразу после его смерти. Спустя сто лет князь был прославлен для местного почитания во Владимирской епархии, а в XVI веке канонизирован в лике чудотворцев. Вслед за этим складывается его иконография – святого изображают как схимника, молящегося перед Христом или Богоматерью. Но в петровское время образ Александра меняется: отныне это блистательный правитель, победитель шведов – стоит ли уточнять, что император «лепил» Невского по своему образу и подобию.
При Петре культ князя-схимника начинает играть важнейшую роль: мощи святого торжественно переносят из Владимира в Петербург, в Александро-Невскую лавру. Символично, что лавру строили во время Северной войны на месте, где, по преданию, Александр Ярославич победил шведов. Меняется и иконография – по указу Синода героя Ледового побоища следует изображать не в монашеских одеяниях, а великокняжеских. Показанные в ГИМе иконы – лучшая тому иллюстрация: вот образ конца XVII века, где Невский показан в виде схимника. Зато на иконе XIX столетия князь предстает в императорском облачении – горностаева мантия, корона. А на образе, написанном в 1900-х, святой изображен в виде статного воина в доспехах и с мечом в руке – от скромного, ссутулившегося монаха не осталось и следа.
Новый всплеск интереса к личности князя, победившего немецких рыцарей, приходится на Первую мировую войну. «Именно в это время в учебниках истории начинается мифологизация Ледового побоища», – говорит Игорь Кураев, куратор выставки в Историческом музее. Зато советскую власть образ святого поначалу смущал – из Александро-Невской лавры были изъяты его мощи, а серебряная рака, пожертвованная когда-то Елизаветой Петровной, передана в Эрмитаж, где она до сих пор и находится (в лавре сегодня ее копия). Впрочем, в раннесоветской борьбе с князем «ничего личного» не просматривалось – основной целью было искоренение «варварского пережитка старины, каким является культ мертвых тел». В 1930-е взгляды властей меняются – Германия ведет себя все агрессивнее и надобность в легендарном герое, побеждающем ее, все очевиднее. К тому же в Стране Советов идет «реабилитация» патриотизма, до этого считавшегося сугубо буржуазным явлением. И вот в 1938 году на экраны выходит «Александр Невский» Сергея Эйзенштейна. Правда, сценарий пришлось несколько раз переписывать, так как специалисты находили в нем ошибки, «непростительные для людей, хотя бы сколько-нибудь знакомых с русской историей». К тому же в конце фильма режиссер собирался «убить» Невского – в финале картины отравленный людьми хана Александр умирал, глядя на Куликово поле. Но будущего святого «спас» Сталин – прочитав сценарий, генсек с негодованием написал: «Не может умирать такой хороший князь». В итоге советские зрители лицезрели исключительно живого Невского. Правда, он не всем пришелся по душе – фильм критиковали за излишний пафос, надрывный патриотизм, театральность и даже «лубочность». Довженко, например, раздражало излишнее «осовременивание» героя: «Получается так, что Александра Невского можно, право, назначить секретарем Псковского обкома», – язвил режиссер. Он же приводил анекдот, рожденный после выхода картины: «Папа, скажи, а какой царь, кроме Петра, был за советскую власть?» Папа говорит: «Александр Невский».
Зато после выхода ленты святой превратился в настоящего героя, всенародного любимца. Дети во дворах играли в Ледовое побоище, взрослые на новогодние маскарады наряжались в Невского... Фразы из фильма стали крылатыми, например: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет» (плакат 1942 года с этими словами показан в ГИМе). Власти тоже были в восторге: Эйзенштейн получил Сталинскую премию и орден Ленина, а на советском ордене Александра Невского изобразили актера Александра Черкасова, исполнившего главную роль в картине Эйзенштейна, – благо прижизненных портретов героя не сохранилось. Кстати, орден Невского – единственный, который, перерождаясь, существовал в Российской империи, Советском Союзе и постсоветской России. Учрежденный Петром I (царь, скорее всего, вдохновлялся французским орденом Святого Людовика – короля-крестоносца, современника Александра Невского), он впервые был вручен уже при Екатерине I. В 1725 году императрица возложила знаки ордена на 23 кавалеров, не забыв и себя любимую. При этом установление об орденах издал только Павел I – оригинал можно увидеть на выставке в Оружейной палате. Тут же ордена Александра Невского – с бриллиантами и без, с мечами, с лентами и так далее. Когда-то эти орденские знаки принадлежали Александру I, королю Пруссии Фридриху Вильгельму I, королю Обеих Сицилий Франциску II, шведскому королю Оскару I и прочим венценосным особам. После революции они были проданы советским правительством за рубеж и вернулись в Россию только в 2016 году, пополнив коллекцию Оружейной палаты.
В 1917 году орден Невского упразднили, но в 1942-м вновь учредили – во время войны власти вспомнили о «прогрессивных» исторических личностях, в число которых, естественно, вошел Александр Ярославич. Вернулся из небытия и фильм Эйзенштейна, «репрессированный» после подписания пакта Молотова-Риббентропа. Теперь его показывали солдатам перед отправлением на фронт – для поднятия боевого духа. А слова «Бей немца!», сурово произнесенные Невским-Черкасовым, приобрели совсем другой смысл.
Фотографии: Софья Сандурская / АГН Москва.