Гавриил Воскресенский, архимандрит
0
150
Гавриил (в мире Василий Николаевич) Воскресенский, архимандрит Спасского Муромского монастыря, сын дьячка Московской епархии, родился в 1795 г., обучался сначала в Вифанской семинарии, а затем в Московской Духовной Академии, где окончил курс вторым магистром в 1820 г. Оставленный при Академии бакалавром по кафедре философии, Воскресенский 2? марта 1821 г. был пострижен в монашество с именем Гавриила и назначен библиотекарем, а в 1822 г. получил звание соборного иеромонаха. В октябре 1824 г. Гавриил Воскресенский был переведен в С.-Петербургскую Академию бакалавром по кафедре философии, а 16 декабря (по Словарю Родосского, 26 ноября) был назначен инспектором Академии. Возведенный 31 мая 1825 г. в сан архимандрита, Гавриил Воскресенский 2 сентября того же года был назначен ректором Орловской семинарии, а 26 мая 1827 г. был переведен в Могилевскую семинарию. 15 августа 1829 г. Гавриил Воскресенский оставил духовно-учебную службу и был назначен настоятелем Казанского Зилантова монастыря. В Казани Гавриил Воскресенский состоял профессором богословия в семинарии, законоучителем 2-й гимназии и профессором канонического права, богословия и (1849 г.) энциклопедии философических наук в Университете. Назначенный в 1848 г. архиепископом Казанским Григорий Постников неодобрительно смотрел на Гавриила и в 1852 г. устроил его перевод в Троицкий Киренский монастырь Иркутской епархии. Почти 9 лет провел Гавриил в Сибири, стараясь кое-как, поднять благосостояние захудалой обители. Благодаря покровительству С.-Петербургского митрополита Исидора, ученика Гавриила по Академии, старый архимандрит 8 января 1861 г. был назначен настоятелем Архангельского монастыря в Юрьеве-Польском. В Юрьеве Гавриил опять было принялся за педагогию: устроил воскресную школу, пытался попасть в учителя истории и географии в местное уездное училище. В 1867 г. Гавриил Воскресенский был переведен в Спасский Муромский монастырь, где и умер 10 мая 1868 г. Гавриил обладал блестящими способностями: М. П. Погодин, бывший его учеником, «преклонялся пред его обширными познаниями в богословии, философии, математике, словесности, языках». Он издал несколько философских сочинений: 1) «Историю Философии», в 6 частях (1837-1840 гг.), 2) «Философию Правды» (1849 г.), 3) «Историю Восточной Философии» (1844 г.), 4) «Историю Российской Философии» (1844 г.) и 5) «Основание опытной психологии». Все эти сочинения «носят характер неотделанности в логическом и систематическом отношении, но в свое время встречены были одобрением критики». «История Философии» была «по тогдашнему времени особенно замечательна, так как включала в себя и историю философии в России, начинавшуюся с Владимира Мономаха». Гавриил составил также «Описание» Зилантова монастыря и памятника воинам на Зилантовой горе. Как преподаватель, он отличался большими достоинствами; ученики любили его за «правдивые, полные жизни уроки». Гавриил был неудачником в полном смысле этого слова. Быстро пошедший в гору, имевший несомненную «надежду епископства», он вынужден был расстаться с блестяще начатой карьерой, полжизни изнывал в захолустных обителях и почти в 60 лет попал на край света, в Сибирь. Привыкший к обществу образованных людей, живший одинаковыми умственными интересами с Тютчевым, Строевым и Калайдовичем, он вынужден был сосредоточивать свое внимание на починке деревянной ограды разваливающегося монастыря или на разведении монастырских огородов. Занимавший кафедры в академиях и университете, он должен был довольствоваться аудиторией воскресной школы и лишь мечтать о кафедре истории и географии в уездном училище. Духовное начальство имело непобедимое предубеждение против талантливого архимандрита, вызываемое отнюдь не одним недостатком в нем «смирения и благопокорливости», но и «не вполне благоговейной» его жизнью. Митрополит Московский Филарет будто бы говорил, что «пока он жив, не видать Гавриилу Зилантовскому архиерейской мантии»; благочестивый Григорий Постников поспешил избавиться от Гавриила, заслав его в Сибирь; даже благодушнейший из смертных митрополит Киевский Филарет, признавая, впрочем, что в Гаврииле «есть надежда», находил, что «надобно его прошколить, потому что дарования имеет, но еще не устоялся». Долгая скитальческая жизнь в глухой провинции, неприятности по службе и неудовлетворенное самолюбие изломали талантливую натуру Гавриила; в конце концов, этот «бесподобный», по выражению Погодина, человек опустился, сделался странным, как-бы несколько ненормальным. Его переписка с учебным начальством в Юрьеве не только «наполнена не относящимися к делу объяснениями и неуместными выражениями, в присутственном месте не дозволенными», но прямо кажется произведением юродивого или душевнобольного. «Следил, следил за морями да китами, писал этот кандидат в учителя географии, не могу найти толку, как кит, глотающий только мошек и только ими питающийся, проглотил человека. Где тебе? не видал моря, не знаешь и горя. Глотаем ежеминутно мириады существ, а, сидя покойно в креслах, думаешь, что в море следишь за китами, земная черепаха!... Анальфавита! слушайте! корень: ними — лежу; китос лежачка; комос намордник. Кит без намордника проглотит человека, а особенно по манию Божественному. Всем вам следователям за морями да китами комос!... Нет очков. Для выбора должно ехать самому. Сиди, черепаха земная! Хорошо бы поговорить с окулистами, дантистами. Молчи, рыба безмозглая!» И это писал человек, который в молодости «пустяков говорить не любил!» Едва ли не тот же характер носили и его проповеди последнего периода. По официальному отзыву архиерея, жители Юрьева слушали их «со вниманием и с приметною для себя пользою», но ближе стоявший к делу местный протоиерей уклонился от письменного отзыва «касательно этого предмета серьезного содержания». Жалкое наследство, оставшееся после Гавриила, лучше всего показывает «богатство нищеты настоятельской», о которой он сам говорил. Денег осталось всего 675 рублей, кроме двух серий на похороны. Вместо церковных облачений оказался лишь «футляр для митры жестяный»; была одна всего икона Св. Германа, да и то без ризы; самыми ценными вещами были кресты магистерский и архимандричий серебряный; все прочее представляло разную носильную ветошь. В число вещей попали зачем-то и вериги двух сортов. Лучшую же часть имущества, состоявшую из перины, двух подушек и двух «старых» ряс, Гавриил, еще при жизни завещал «для избежания споров» дворовой женщине Евфросинии Куликовой «в награду за молочное производство».