Тема для обсуждения от Евгения Титаева

Всё, к чему прикасаемся

Всё к чему мы прикасаемся, становится русским. Так бы я ответил на вопросы, в чем особенность национальной психологии, есть ли русский характер и особый путь.

На одном из ток-шоу, где согласно разнарядке, присланной Беклемишевской башней Кремля, я занимал позицию повышенной русскости, цитировал Тютчева (другие строки, не про «аршин») и бил либерала по-нашему, по-таежному, чтоб шкурку не попортить, с той стороны прилетел весомый аргумент. «Вот ты тут Берендея из себя строишь, а сам в джинсах «левайс». «Это не я становлюсь американцем, надевая тамошние ковбойские штаны, — ответил я. — Это штаны (кстати, китайские) становятся русскими, облегая нашу стать, вечно ищущую приключений и устремленную в будущее». Ответил рефлекторно, в рамках дискуссии — и только потом понял, что суждение крайне полезно своей метафоричностью и универсальностью. И запомнил его.

Оно, товарищи, очень нам пригодится. Россия по вавилонским меркам действительно молода, русские «в бореньях силы напрягают» сильно после древних греков (как, впрочем, и разные саксы с галлами). Культура наша, быт, вера, образ жизни, несомненно, зиждятся на заимствованиях. Но! «Богатыри» наши, в девичестве «багатуры», били тюркских прародителей только звон стоял. Кремль строили итальянцы, но гляньте на Москву с крыши Пашкова дома, как Воланд: точно не Милан. Не Мурано. Не Апулия. Королев отлично знал устройство А‑4 Вернера фон Брауна. (По апокрифу его заставил Берия. Сергей Павлович не хотел, заявлял, что Р‑1 у него в голове, и она лучше немецкой ракеты, но Берия мягко убедил ученого: «Сергей… Павлович, дарагой, мы четыре года воевали, миллионы положили, чтоб вы съездили в Нордхаузен, осмотрели трофеи. Хуже не будет. Поезжайте, а?» И посмотрел поверх пенсне). Королев счел за благо не спорить. Поехал, посмотрел. Хуже не стало. 20 лет не прошло — и полетел Гагарин. Русские всех уделали.

Что характерно, люди других национальностей, проникаясь общим настроем нашей удивительной Родины, тоже необратимо русеют, «глазами жадными цапают, что хорошо на Западе» (да и на Востоке) и тащат в домик. Делал тут для журнала «Родина» текст про Клавдию Шульженко и упомянул поэта Павла Германа. Он автор как минимум двух советских хитов: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» и «Ваша записка в несколько строчек» (1931 год, немецкая опереточная ария). Отечественный вариант глубже и светлее оригинала, вот что поразительно! Получается, еврейский поэт-песенник Герман понимал русскую душу? Получается, так.

А феномен русского модерна? Поезжайте в Абрамцево, поглядите, что сотворили с европейским деликатным извивом ириса Шехтель, Васнецов, Врубель…

А посмотрите, что творит «великий и могучий»? На него нынче обваливается просто камнепад заимствований, поскольку технологический прогресс и потребительский раж как не был нашей сильной стороной, так и не стал. С одной стороны, это порождает всякие «барбершопы» там, где прежде ютился салон «Мечта». С другой… Придешь в наипродвинутый офисный рай. «Клава», «мамка», «аська» (устар. — Прим. ред.), «мыло», «жми батон»… Чисто пятничный вечер в деревенской бане! Прочел недавно у наблюдательного языковеда: тетушка в магазине перебирает яблоки и ворчит «Хакнутые они какие-то!»

Теперь давайте про материи более серьезные. Не уверен, что у меня получится без оскорбления чувств, но попробую. Взять, скажем, православие. Почему Русь выбрала именно его? «А был ли у нас выбор?» — поставлю вопрос. Иудаизм скуп и герметичен, католики готичны и одноцветны, магометан легко спутать с басурманами… И только золотая, блестящая, тянущаяся к солнцу луковка православия имела у нас шанс. И он был использован сполна! В нем, разумеется, можно и нужно видеть византийскую основу, а стоя перед собором Святого Марка в Венеции, легко представить себя во Владимире. Но все великое и общемировое, от записок Розенбергов, положенных на стол Курчатову, до собранного из обломков византийской каменной вязи Георгиевского собора в Юрьеве-Польском, все у нас в России несет мощный оттиск преодоления, высоленности горьким опытом, открытия всесветлости заново, победы, достигнутой двойной, против прочих, ценой.

Ну, кстати, дорасскажу уж про Георгиевский собор. В начале XIII века построил его князь Святослав. Он решил, что будет и мастером, и архитектором, и возвел на бескрайней русской равнине нечто действительно выдающееся, тщательно византийское, кружевное, татуированное белокаменной резьбой с ног до головы. Как футболист. Но маленько непрочное — простоял храм до XV века. Обрушился. Тогда его бережно построили заново — из камней, что не скрошились в пыль. И добавив новых. Левши, стало быть, здание маленько подковали, изменили пропорции, переместили плиты, но, потрепанный судьбою, храм по-нашему, по-российски, сам из себя возродился и вознесся.

И только на фундаменте, на единственной плитке сохранился нетронутым крохотный кусок старой резьбы. Мелочь вроде, шутка Святослава: росточек, напоминающий ландыш, пробивается из мерзлоты.

Про русскую душу у меня всё.

Владимир МАМОНТОВ, публицист

http://portal-kultura.ru/articles/obozrevatel/250965-vsye-k-chemu-prikasaemsya/