Дно болота
Единственный на 12-миллионную Москву центр по спасению диких птиц «Дно болота» погибает. Долги за электричество, нехватка корма, медикаментов и элементарных бытовых удобств давят нещадно. Но хозяйка центра надеется на чудо и продолжает выхаживать своих больных питомцев.
Летом в подмосковной деревне Вяхирево толчея дачников, зимой жизнь теплится в трех домах. На отшибе деревни, продуваемый ветрами со всех сторон, стоит домик в одну комнату. Внутри он похож на большое гнездо. По комнате, медленно передвигая оранжевыми лапками, ходит гусь Иви. За временными стенами-простынями — силуэты птиц: осоеды и вороны. Около входной двери дикие утята, страдающие рахитом, шипят на бесцеремонные руки человека, которые меняют им подстилку. На чердаке живут цапли, утки, а под крышей летают три галки и голубь.
Запах зерна и птичьего помета.
Директор центра помощи диким птицам «Дно болота» Алена Резниченко колдует над большой сковородкой с картошкой (электрическая плита еле-еле работает), поглядывая за гусенком Уткой. Двухнедельный гусь с желтым пятном на спине развалился в самодельном гамаке (перевернутый табурет, между ножками натянуто полотенце) посреди кухни. У него не сгибается лапка. На этой оттопыренной в сторону лапе висит дырявый розовый носок — в доме холодно.
— Привезли в субботу вечером с диким гипертонусом правой лапки. Мы показали его врачу, тот сказал, что у него порвано сухожилие. Его покусала собака.
Люди, которые его нашли, сразу же полили его водкой, йодом — тем, что нельзя птицам. Это спиртосодержащие, а у пернатых очень нежная кожа.
Если курс внутрисуставных инъекций и массаж не дадут результата, то малыша придется усыплять… Оставлять его лежачим слишком жестоко. — Алена держит гусенка на коленях, тот уткнулся головой ей в подмышку. «Мама, это как? Почему лапка не работает? » — как бы спрашивает он голосом Алены.
Алена похожа на красивую ворону: пышные короткие черные волосы, пряди у лица заложены за уши, нос с горбинкой.
Пока Алена нянчится с Уткой, гусь Иви, вытянув шею из-за загородки, с ревностью поглядывает на новенького, забравшись повыше на матрас Алены, застеленный загаженной простыней. Кроватей в доме пока нет — все спят на матрасах, практически на полу.
Раньше в доме жил еще один гусь, по имени Амадей, по-домашнему Дюша. На холодильнике выцветшие магнитики с ним — мощный гусь с горбинкой на клюве.
— Он родился у родителей нашего волонтера Веры Пахомовой (у нее сейчас свой центр помощи птицам «Воронье гнездо» в Москве). Родители ради развлечения разводят гусей, индюков, потом они убивают их каждый год. Они столько съесть не могут, поэтому раздают друзьям. Всех 50 убили, а последнего им стало жалко. И они попросили дочь найти ему дом. Так он попал ко мне, хотя гусей я заводить не собиралась. Я сразу его посадила на кровать, расстелила пеленочку и сказала: «Дюша, ты будешь спать тут». Он слегка офигел, поспал со мной ночь, потом на следующий день сказал: «У меня коротенькие лапки, но мне надо на кровать». В отличие от Иви, который гадит везде, он только на пеленочку. И никогда с ним никаких проблем не было.
Каждое утро Алена спокойно выпускала стаю уток под присмотром Дюши на пруд. Так в один день Дюша топал по тропинке через поле к пруду, вторым шел Иви, а за ними орава уток. В 11 утра Алена пришла за ними, позвать домой.
— Вижу перья. Утки с Иви забились на деревья посреди пруда. Нет одной уточки, нет Дюши. Я вся в слезах бегала, развешивала объявления, всех опрашивала. Потом уже успокоилась, обошла местность. Тут у нас были кусты.
Дюше отрезали голову и шею с чипом и просто пару кусков срезали с груди. Не знаю, зачем им голова гуся. Видимо, люди были нетрезвые, потому что трезвый полностью гуся бы разделал.
А уточку я так и не нашла, — Алена держит сигарету между средним и безымянным пальцами. Черный лак на кончиках ногтей сколот. Между большим и указательным — шрам сердечком, «поцелуй» от орлана Василия.
После происшествия Алена закрыла прием птиц до того, пока участок не обнесут забором. Высокий, глубоко уходящий в землю забор обойдется в 390 тысяч.
Алена никак не планировала обустраивать свою жизнь таким образом. Планировала как раз по-другому. Десять лет назад она бросила ветеринарскую академию и пошла администратором в кинематограф, хотела уехать в США, снимать там игровое кино. Но однажды в Перово наткнулась на больного голубя:
— Голубь сидел такой несчастный, слюни пускал. Я подобрала его, больного трихомонозом. Это когда голубь не может ни есть, ни пить — у него в горле образуется пробка из бактерий, и голубь умирает просто от жажды. Лечится это все очень легко за неделю, и потом птицу можно возвращать в природу. Я его вылечила от трихомоноза, но он умер от другой инфекции.
Раньше если кто-то и лечил птиц, то только краснокнижных или редких. Городские голуби, по словам Алены, умирали пачками.
После первого голубя Алена взяла еще ворону в качестве домашнего питомца. Но с вороной в московской квартире было неудобно, поэтому Алена вернулась к маме, в частный дом в Ногинске.
— Мне как-то позвонили: «Это же вы занимаетесь спасением птичек? Вот к нам в вентиляцию попал галчонок. Мы его к вам сейчас привезем». Узнали они обо мне по сарафанному радио. Дальше знакомые зоозащитники говорят: «Зачем ты берешь шприцы в розницу? Бери оптом». Начали брать оптом, потом подумали, что птицам в доме тесновато, построили первый вольер, потом завели группу в фейсбуке — так в 2014 году появился центр помощи диким птицам «Дно болота».
Сегодня «Дно болота» — это участок 4,6 сотки в деревне Вяхирево с небольшим прудом (в центре много водоплавающих птиц). Деньги на строительство вольеров собирали через платформу «Планета.ру», собрали 150 тысяч, еще 150 дали «спонсоры»— сама Алена, ее мама и родственники.
— Это был октябрь, уже было достаточно холодно. Мы поставили здесь две теплицы, переехали со всем скарбом и с птицами, поставили какие-то вольерчики и неделю сами ночевали в этой теплице вместе с птицами. Потом построили этот домик за неделю, совсем не утепленный. В нем и зимовали. За всю зиму у нас умерла только одна чайка Кастрюля, но не от голода-холода, а от аспергиллеза. У нее была очень запущенная форма. Первый раз мы спали в куртках-шапках, покрытой кучей одеял. Поилка гусей, которая стояла около меня, полностью замерзала.
Той зимой топили буржуйку, но она капризничала и совсем не грела. Сейчас дом обогревают два маленьких тепловентилятора.
Алена рассказывает о птичьих судьбах. Вот чайка Чайник с одним крылом. Он был здоровым птенчиком. Алена вырастила его, и нашлась женщина с дочкой-подростком, которая его забрала.
— Через год они привозят мне его в совершенно жутком состоянии: сгнившие перепонки все в язвах, перо какое-то масляное. Плюс аспергиллез, — вспоминает Алена. — Они сказали, что у них нет времени его лечить.
Потом хотели его забрать, но так он и остался у нас. У нас был ворон Котик, Котика купили люди у браконьеров. Съездили к врачу, он совершенно здоровый. Он у нас здесь летал, пытался общаться с другими воронами. Прилетает дикий ворон, и у них звук такой: «Кро-кро-кро». Котик ему: «Ве-ве-ве-вя». Тот смотрит на него — мол, что это такое? В итоге наш научился, стал летать с воронами. Первое время прилетал покормиться, потом просто так уже и не брал еду, то есть научился добывать. Потом перестал прилетать, но его было видно, когда он летит с другими.
Недавно Алене позвонили ночью из Йошкар-Олы: нашли трех рахитных утят. Это 800 км от Москвы, ближе не нашлось для них приюта. Действительно, центров для диких птиц по России не так много. Есть в Казани, Новосибирске, Санкт-Петербурге, в Москве, помимо «Дна», есть «Воронье гнездо», но оно берет птиц только на реабилитацию и в основном ворон.
Многие ветеринары просто боятся иметь дело с птицами.
В 2016 году Алена вернулась к учебе и окончила ветакадемию.
— Люди однажды привезли мне птицу после «лечения», говорят: «У него там ссадина на сгибе крыла». Подняла я крыло, а там такая дырка, и из нее торчит кость. Мне говорят, что врач туда не смотрел… Потрясающий непрофессионализм! Птица от кошки, от собаки, от морской свинки ничем не отличается. Обработать рану, убрать опарышей, просто промыть — это у всех одинаковое. Сшить что-то, ампутировать — например, крыло. Суставы — они у всех одинаковые. Или вот с голубями. Голуби считаются разносчиками заразы, поэтому их не пускают на порог клиники. У меня у самой такое было, когда я искала в Ногинске клинику, где мы сможем сделать птицам рентген. Только в одной сказали: «Не вопрос». Во всех остальных побоялись заразиться орнитозом. А того, что к ним приносят котят, у которых много общих инфекции с человеком, причем достаточно опасных, никто не боится.
Последний раз Алена была в отпуске два года назад.
— Все надо контролировать, из-за этого я больше всего устаю. Не получается отдохнуть морально.
Каждое утро просыпаешься и думаешь: нужно вот это, нужно найти деньги, этого нужно отвезти, здесь нужно найти волонтеров, здесь нужно вкрутить лампочку.
Даже если что-то делают волонтеры, ответственность за все лежит на мне. Я же не могу сказать людям: «Вот это делал волонтер, поэтому получилось так фигово».
3 августа хозяйка «Дна» на один день вырвалась на «Пикник Афиша». От праздника остались два желтых дождевика, сейчас испещренных коготками.
Волонтеры Алены — ребята от 14 до 25 лет, они похожи на слёток — птенцов, которые уже оперились, но все еще плохо летают.
— В волонтеры ко мне идут одни подростки, — говорит Алена. — Мальчики-волонтеры не интересуются девочками, не ходят на тусовки, у них нет друзей, они ни с кем не общаются. Достаточно одинокие, у них нет общения в социуме, они выращены в основном бабушками и мамами. Они здесь находят компанию, какое-то общество. Чувствуют себя полезными: он там что-то построил, спас кого-то, выкормил. В итоге я вижу их развитие, и это очень приятно наблюдать. И они каким-то образом тянутся ко мне сами — видимо, у меня сильный материнский инстинкт. Но, с другой стороны, я не притягиваю к себе людей, которые могли бы взять на себя ответственность. Эти мальчишки все ходят за мной стайкой, как Иви, а если вдруг я уеду там на неделю, то они будут сидеть и ждать Алену.
Сейчас с Аленой живут Андрей и Настя.