Забытые тайны Арзамаса-16. Какую тайну хранили леса под городом Горьким?
«Сначала надо проехать на метро, потом на конечной сесть в автобус, сойти на 5-й остановке и вперед по улице, затем повернуть направо и в кирпичном доме у 3-е подъезда спуститься в подвал...»
Писатель, журналист, лауреат Госпремии СССР Владимир Губарев
Я точно выполнил предписание — открыл дверь, и оказался в небольшом помещении, где было единственное окошко. Предъявил паспорт, дежурный посмотрел какую-то тетрадь, где, наверное, сразу же нашел мою фамилию, протянул талон: «Предъявите в 4-й кассе на вокзале, и получите билет», — сказал он. Окошко захлопнулось.
Так началось мое путешествие в «Москву. Центр 300».
Выбор места
Поезд приходит в Центр рано утром. Так, что пассажиры успели к началу рабочего дня. Останавливается у шлагбаума. Офицер проверяет документы, а солдаты тщательно осматривают вагоны. Всех просят выйти на платформу и пройти к контрольно-пропускному пункту. Там вновь проверка документов. Слева и справа тянется контрольная полоса, две стены из колючей проволоки и часовые с собаками.
Пожалуй, государственная граница охраняется не столь строго...
И лишь один вагон не досматривается столь тщательно. Он принадлежит Ю.Б. Харитону. В нем Научный руководитель Центра ездил не только в Москву, но и по всей стране — чаще всего на полигон. С ним вместе в вагоне бывали и Курчатов, и Зельдович, и Сахаров, и Павловский, и Негин, и Рябев, и Трутнев, генералы и маршалы, и многие другие, кого судьба связала с Центром.
В «лихие 90-е», когда ушел из жизни академик Харитон, вагон у Центра «отобрали». Не было у Центра средств, чтобы его содержать. Да и самолеты перестали летать ежедневно — опять-таки не было денег. Это у олигархов да Пугачевой и Киркорова их хватало и на личные самолеты, и по собственные вагоны, а у академиков и ядерных центров даже с оплатой билетов до Москвы были проблемы — уж такие были времена...
Считалось, что место для Ядерного Центра выбирали П.М. Зернов и Ю.Б. Харитон, то есть первый его директор и его легендарный научный руководитель. Основой для этого послужили воспоминания самого Харитона: «Было ясно, что для создания бомбы потребуются колоссальные давления для обжатия делящихся материалов и что такие давления в нужных объемах можно создавать взрывом больших количеств взрывчатых веществ. Москва была мало подходящим местом для подобных работ. Найти участок, изолированный от населения, недалеко от Москвы, пригодный для таких работ, было не так-то просто. Поездили много по заводам, производившим во время войны боеприпасы. И вот после долгих поисков 2 апреля 1946 года я вместе с Павлом Михайловичем Зерновым прибыли в небольшой поселок Саров, где когда-то молился святой Серафим. Здесь имелся небольшой заводик, на котором во время войны делались снаряды для "катюш" и другие боеприпасы. Кругом были непроходимые лесные массивы. Это создавало условия для необходимых взрывов, так как места было много и оно было хорошо изолировано от населенных пунктов».
На самом деле решение о создании здесь Центра было принято раньше еще в январе 1946 года, когда готовился доклад для И.В. Сталина о состоянии работ по атомной бомбе. В нем, в частности, писалось: «Учитывая особую секретность работ, решено организовать для конструирования атомной бомбы специальное конструкторское бюро с необходимыми лабораториями и экспериментальными мастерскими в удаленном, изолированном месте. Для размещения этого бюро намечен бывший завод производства боеприпасов № 550 в Мордовской АССР в бывшем Саровском монастыре (в 75 км от ж.-д. станции Шатки, юго-восточнее г. Арзамаса), окруженном лесными заповедниками, что позволит организовать надежную изоляцию работ».
При встрече с Курчатовым 25 января 1946 года (присутствовали на ней еще Берия и Молотов) Сталин согласился с этим предложением. А 16 марта он подписывает распоряжение о назначении заместителя наркома транспортного машиностроения П.М. Зернова начальником КБ-11, а профессора Ю.Б. Харитона — главным конструктором КБ-11 по конструированию и изготовлению атомной бомбы.
Они приехали в Саров уже не выбирать место для Центра, а начать создавать его!
Однако почему же «днем рождения» Федерального ядерного Центра России называется дата «9 апреля 1946 года»?
Дело в том, что в этот день появилось Постановление Совета Министров СССР № 805-327 сс/оп, в котором профессор Ю.Б. Харитон назначался главным конструктором «по конструированию и изготовлению реактивных двигателей».
Такое решение принял Л.П. Берия: чтобы «замаскировать» создание атомной бомбы, ее решено было называть «реактивным двигателем». С тех пор и появилась аббревиатура «РДС», которая прижилась для первых образцов атомного и водородного оружия.
«Все скрыть от американцев!»
Это была главная задача спецслужб, которые окружали Атомный проект СССР. А потому КБ-11 много раз меняло свое название, да и город тоже. Вскоре «Объект 550» превратился в «Базу 112», что не мешало ей быть п/я 49, 51, 214 и т.д. Целых десять лет КБ-11 по документам считалось «Приволжской конторой Главгорстроя СССР. Ну а потом на многие годы закрепился известный всему миру «Арзамас 16». В это время название города «слилось» с наименованием КБ. Дело в том, что в 1954 году тайный объект на границе мордовских лесов получил статус города. Первое название его — Ясногорск. Однако оно не прижилось, и вскоре город был переименован в «Кремлёв». Теперь городской комитет партии был «кремлёвским», что порождало не только восхищение, но и удивление. Кстати, службы безопасности были довольны: они окончательно запутали американскую разведку...
Но определение «кремлёвская парторганизация» не понравилось «наверху», а потому вскоре начались поиски новых названий. Сначала Центр стал «Арзамасом 75» (именно столько километров до реального города!), но потом утвердилось (опять-таки по настоянию службы безопасности) знаменитое «Арзамас 16». Почему именно эта цифра? Выяснить до сих пор не удалось...
Найти город с таким названием многим не удавалось. Были случаи, когда родственники тех, кто работал в «Арзамасе 16», приезжали в реальный город Арзамас, пытались найти улицу и дом, которые значились на конверте письма, но терпели фиаско. Кстати, об этом сразу же узнавали в службе безопасности — ведь именно по станции Арзамаса проходил «первый рубеж секретности».
А их вокруг КБ 11 было немало!
Некоторые из них могут показаться курьезными, но тем не менее они существовали!
Так как создание оружия возлагалось «на министерство сельскохозяйственного машиностроения», то использовать слова «уран», «торий», «плутоний» «радий» и прочие химические и физические термины категорически запрещалось. Их надо было заменять на названия цветов и овощей. Конечно же, это вызывало ненужные сложности, так как требовались «расшифровщики». Да и «цветочки» сами часто меняли названия, что запутывало всех окончательно. Не только потенциальных разведчиков из-за океана, но прежде всего самих создателей нового оружия — ведь многие из них понятия не имели, чем они занимаются. И только россыпь наград после испытаний первой атомной бомбы стала откровением для тех, кто ими был отмечен...
«Цветочно-овощная» терминология вскоре была заменена на сугубо «техническую»: уран-238 стал «А-8», плутоний — «аметилом» и «теллуром-120», уран-235 — «оловом-115» и так далее. Постепенно к этой терминологии привыкли. Академик А. Бочвар, руководивший получением плутония для первой атомной бомбы, однажды признался мне, что он даже в своем кабинете на совершенно секретном предприятии никогда не произносил слово «плутоний» — настолько тотальной была секретность.
Впрочем это было время, когда Курчатов подписывал свои телеграммы «Бородин». А Ванников стал «Бабаевым», Зернов — «Михайловым», Харитон — «Булычевым»...
В документах «Атомного проекта СССР», которые недавно рассекречены, эти фамилии встречаются довольно часто, и историкам приходится подчас лишь догадываться, к кому именно они имеют отношение.
Сложнее всего было со «спецконтинентом», которые выходили на волю. Как заставить их «не болтать»?
Заключенные строили завод, испытательные площадки, казематы для взрывов, коттеджи и жилые дома. В лагере было 10098 человек. Три пункта находилось в самом поселке Саров, остальные — неподалеку. Каждое утро колонны заключенных проходили мимо коттеджей, где жили руководители КБ-11, и общежитий, где обустраивались специалисты...
«За период с июня по декабрь 1946 г. в лагере было совершено 197 побегов, из них на 1 декабря — 82 человека не были задержаны. В январе-феврале 1947 г. стояли сильные морозы, 10 дней заключенные не работали. В это время и были совершены побеги. Шестеро преступников напали на конвоиров, обезоружили их, забрали автоматы с 32 патронами и винтовку с 30 патронами и скрылись. В результате поиска: два беглеца убиты, четверо задержаны. Конвоиры преданы суду Военного трибунала... В июне 1947 г. запретную режимную зону взял под охрану 365 полк МВД СССР. Число побегов сократилось».
Это цитата из рукописи книги Л.А. Кочанкова, который подробно рассказал историю создания и развития Службы безопасности Ядерного центра. Она хранится в Музее ядерного оружия, который создан в Сарове.
В город попасть можно было только по специальным пропускам. Но и выезд был закрыт, также требовалось разрешение высшего руководства. Не выпускали из города и тех, кто освобождался из заключения. Опасались, что они могут разгласить какие-то данные о Ядерном центре.
Понятно, что присутствие бывших заключенных создавало весьма нервозную обстановку в городе. Участились случаи хулиганства и воровства. И директор Объекта генерал П. Зернов напрямую обратился к Берии, мол, надо предпринимать экстренные меры, чтобы отселить бывших заключенных.
Тот принял решение быстро: вывозить освобожденных за пределы зоны и отправлять их на работу в Дальстрой МВД!
Сохранять тайну существования Ядерного центра удавалось довольно долго. Американцы узнали о его существовании только после испытаний первых атомных бомб. И выяснили они это, прослушивая междугородние телефонные переговоры, интенсивность которых между Москвой и Саровым резко возросла в начале 50-х годов...
А о существовании на Урале второго оружейного Ядерного центра американцам удалось узнать только после того, как М. Горбачев им это сообщил и пригласил Государственного секретаря США посетить Снежинск. Тот приехал в закрытый город с толпой сотрудников ЦРУ и разведчиков других секретных ведомств...
«Там строят коммунизм...»
В соседних деревнях царило твердое убеждение, что за колючей проволокой, что появилась у леса и внутри него, решили построить коммунизм, а потому и отгородились от остального мира. Год от года, когда к «проволоке» подтянулась железная и асфальтовая дорога, когда оттуда появлялись люди, которые покупали залежавшиеся в сельпо книги подчистую, брали ягоды не торгуясь, да и одеты были по-городскому, — все это предположение о коммунизме подтверждало.
А вот как описывал первую встречу с «коммунизмом» один из ветеранов атомной отрасли В.И. Жучихин: «Самолет сделал круг над каким-то монастырем в лесном массиве. С высоты монастырь выглядел очень занятно — с двух сторон его ограждали две речки, слившиеся неподалеку в одну, у стен монатыря расположился бойкий базар. Завершив разворот, самолет призмелился на взлетную полосу, сооруженную из металлической решетки прямо на грунте. А за границей решетки — непролазная грязь и в конце взлетной полосы — застрявший в этой грязи автобус. Первое, что подумалось после выхода из самолета, это не обещанный областной центр и не вблизи Москвы... На подход к территории завода, где в будущем должен был развернуться крупный научно-исследовательский и конструкторский центр, особенно бросилось мне в глаза разбросанные в огромном количестве штабеля готовых головных частей и ракетных двигателей знаменитых "Катюш". То, что у нас в училище считалось святая-святых, изделия высшей государственной секретности, здесь было разбросано, как дрова. Небольшой заводишко, окруженный хорошо охраняемой оградой, представлял собой незавидное зрелище: два пыхтящих локомобиля — весь энергоцех предприятия, несколько заводских корпусов древней постройки... »
А место было наизнаменитейшее! Здесь находился Саровский монастырь, и именно в нем начинал свой путь в будущее Ядерный центр.
Здесь в 1903 году Серафим Саровский был причислен православной церковью к лику святых. Легенда гласит, что Серафим во время возведения монастыря получил увечье, после которого уединился в лесу возле родника, и там прожил отшельником до конца жизни. Здесь он и стал чудотворцем, спасая жизни паломников. Слава о нем дошла до Николая Второго, и он привез сюда своего сына, чтобы излечить от болезни. Вроде бы Серафим помог мальчику.
Все здания монастыря использовались новыми владельцами. Здесь были не только некоторые лаборатории, но и столовые, гостиницы, кинотеатр, ресторан, а в «красном доме» (нынче он увешан мемориальными досками) расположилась администрация с кабинетами директора и научного руководителя. В одном из храмов был открыт театр. Я еще застал то время, когда там шли спектакли. Однажды увидел афишу своей пьесы «Дача Сталина». Купил билет, посмотрел спектакль. Понравилось.
Теперь в городе построен новый театр. Здание современное, эффектное. А все храмовые сооружения монастыря, которые сохранились, возвращены церкви.
Понятно, что город стремительно развивался, и давно уже предстает совсем иным не только старожилам, но и тем, кто попал сюда, когда Ядерный центр слегка «приоткрылся».
Один из ветеранов В.А. Цукерман вспоминал: «В 1948 году я случайно попал в кабинет Павла Михайловича во время его разговора со строителями. На столе — генеральный план будущего города. "Вот здесь будет широкий проспект, наверное, назовем его Октябрьским". Зернов проводит по сплошному массиву леса линию с сюга на север. "По нему мы пустим автобусы, а в дальнейшем и троллейбусы". Кругом стояли дремучие леса, а он планировал строительство города. Это казалось далекой фантастикой».
То, что было тогда фантастикой, сегодня в Сарове реальность...
Легенда о будущем
Есть человек, которому я доверяю абсолютно! Если мне что-то надо узнать в ядерной области, я звоню ему и всегда получаю исчерпывающий ответ и необходимую консультаци. Впрочем, не только в «атомном мире», но и в нашей науке, и в промышленности о нем знают многие. Это Лев Дмитриевич Рябев. Он начинал свой путь в Арзамасе-16 рядовым инженером, прошел по служебным ступеням до директорства в Ядерном центре, потом работал в министерстве, в ЦК партии, стал Министром среднего машиностроения, затем заместителем председателя Совета Министров, был освобожден от должности Ельциным, но по-прежнему оставался и остается самым знаменитым атомщиком в России. Не случайно ему недавно присвоено звание Героя России, хотя его он заслужил давным давно.
Однажды мы беседовали с ним.Вот фрагменты той встречи.
— Вы были директором «Объекта» шесть лет. Это лучшие годы вашей жизни?
— Одни из лучших. Это был «боевой» период — время, когда надо было разрабатывать новые системы вооружений, оснащать ракеты разделяющимися боеголовками, причем наши системы не должны были уступать тем, что были в США. И поэтому работа была очень интересная, напряженная, и что греха таить, приносящая удовлетворение, потому что мы добились неплохих результатов. Тот паритет между СССР и США, что сложился к нашему времени, в значительной мере был заложен именно в те годы.
— Хочу спросить вас об Арзамасе-16. Вы можете оценить его роль и как директор Центра в прошлом, и как министр Средмаша, и как один из руководителей Совета Министров СССР...?
— Суть не в должностях, а в понимании роли Арзамаса-16 в жизни страны. Прежде всего, это Национальный научный центр, которым мы должны гордиться. Он создан в 1946 году. Только что закончилась война, разруха, тяжелейшее положение в стране, но все-таки нашли силы и возможности для того, чтобы приступить к созданию такого уникальнейшего научного центра. Перед ним были поставлены колоссальные задачи, многие из которых были связаны с фундаментальными проблемами физики. И они решались быстро. На базе фундаментальных открытий делались конкретные конструкции. Там трудилась большая плеяда блестящих ученых. Причем многие из них сформировались еще до прихода туда. Юлий Борисович Харитон и Яков Борисович Зельдович... Их работы были известны в стране и за рубежом... Или Георгий Николаевич Флёров, которые сделал свое крупнейшее открытие еще до войны... Или выдающийся наш математик Николай Николаевич Боголюбов, а чуть позже Игорь Евгеньевич Тамм... Я хочу подчеркнуть, что в Аразамасе-16 с первых шагов работала блестящая плеяда ученых. И они делали все не только для того, чтобы быстро решить проблему атомного оружия, но и чтобы воспитать поколение из молодых людей, которые могли бы решать эти сложнейшие задачи самостоятельно. Я считаю, что важность проблематики, высокая ответственность перед народом и страной, высокая нравственность, — все это и позволило создать уникальный коллектив, в котором были разные характеры, взгляды и опыт, но он всегда был един. Этот уникальнейший коллектив я и называю Национальным научным центром, который в прошлом решал важнейшие для страны задачи, но и в обозримом будущем будет обеспечивать как оборону страны, так и решение многих сугубо мирных проблем.