«Разъедающие судебную систему проблемы не разрешаются»

Книгу об истории Арбитражного суда Приморского края Сергей Чумаков хотел написать давно. Пока она не закончена, но у делового еженедельника «Конкурент» появилась возможность ознакомиться с первыми главами. В них автор откровенно и с неподражаемой иронией описывает свой карьерный путь, громкие банкротные дела 90-х, период «имадаевщины» и проводит глубокий анализ арбитражной системы, жизнь которой разделилась на «до» и «после» в 2014 г. О чем Чумаков решил рассказать «Конкуренту» эксклюзивно.

— Сергей Тимофеевич, как у вас родилась идея написать книгу?

— Когда в свое время я пришел в арбитражный суд, то привлек в качестве пресс-секретаря Сергея Акулича. Как-то мы с ним по-человечески сошлись, и у нас появилась общая мечта — написать книгу об истории Арбитражного суда Приморского края. С финансированием на тот момент все было очень плохо, и наши планы вылились в маленькую книжечку под названием «15 лет вместе». Эта тоненькая брошюрка должна была стать основой для книги, которую мы задумали написать к 30-летию арбитража. Но так получилось, что арбитражную систему похоронили в том виде, в котором она существовала, — 6 февраля 2014 г. президент подписал закон об объединении ВАС РФ и ВС РФ с передачей функций Высшего арбитражного суда Верховному суду. И в кои-то веки АС ПК выделили деньги на издание книги «30 лет вместе».

Но результат абсолютно меня не устроил. Потому что истории суда в ней нет. 30-летний стат. Компиляция из «15 лет вместе» не в счет. Да и ее изготовители на титульном листе написали: «Юбилейный альбом». Более того, книга вышла даже без моего приветственного слова.

— Интересно, как получилось, что книга к 30-летию суда вышла без участия председателя?

— Когда мне предложили написать приветственное слово, я сказал: «Да, конечно». И написал его, тезисно изложив все, что Арбитражный суд пережил за эти годы. Включая период, который назвал «имадаевщиной». Полагаю, что слово «имадаевщина» почему-то напугало нынешнее руководство суда, да и текст был длиннее, чем у председателя ВС РФ. Сначала мне предложили текст сократить, а когда я это сделал, оставив «имадаевщину», отказались от моего приветствия. Имадаевщина — это же целая эпопея, разве можно было не отметить эту достаточно одиозную личность?

Из книги С. Т. Чумакова: «Начиная с 1995 г. в производстве суда находились дела о банкротстве крупнейших и социально значимых предприятий края. Дальневосточная база флота по добыче и обработке морепродуктов, ВБТРФ, «Дальзавод», «Востоктрансфлот», «Дальморепродукт», БОР, «Ярославский ГОК», «Дальполиметалл», «Лермонтовский ГОК», завод «ПРОГРЕСС». Я вынужден был изучать материалы банкротных дел для ответов на запросы из ВАС РФ, куда жалобы стали поступать. И не зря. Установил интересные факты, которые почему-то были оставлены без внимания при рассмотрении дел. Например, Слюсарь был назначен арбитражным управляющим на «Востоктрансфлот», еще не имея на тот момент необходимого образования, а его отчет, в котором оправдывал волокиту завершения конкурсного производства, так же не был основан на законе. Недоумение вызвала волокита со стороны судей по некоторым делам. Как знать, возможно, сказалась нагрузка, а может, психологическая обстановка в условиях беспрецедентного давления на суд стала тому причиной?»

— Что вы вкладываете в понятие «имадаевщина»?

— Давление на суд. Происходило это в виде пикетов, заказных публикаций в СМИ, голодовок и тому подобных методов. Во главе всего этого стоял депутат ЗС ПК, генеральный директор «Востоктрансфлота» Адам Имадаев. Как мне кажется, все это делали для того, чтобы отвлечь внимание общественности от истинного положения дел, сломить волю судей и переложить на них ответственность за уничтожение предприятий.

— Вы лично сталкивались с таким давлением?

— Это были издержки эпохи — пикеты вокруг здания суда стали нормой, судьи боялись за свою жизнь. И, разумеется, на меня как на председателя оказывалось давление. Происходило это в виде различных провокаций. Например, пикет напротив суда: я выхожу и вижу — стоит группа студентов и с ней «целый полковник». Спрашиваю: «В связи с чем?» Не объясняют. «Кто организовал?» — «Ветераны МВД».

— Чем закончилась война с Имадаевым?

— После смены председательствующего в деле «Востоктрансфлота» Имадаев пытался решить вопрос с возвращением этой судьи в банкротный состав. Он отправил телеграмму в Высший арбитражный суд, содержащую заведомо ложные, порочащие меня сведения. Якобы я затребовал 50 тыс. долларов, но таких денег у него не было, и он отдал мне БМВ, на котором ездит мой сын в Хабаровске. Но я его обманул. Потом была голодовка под лозунгом «Борьба с коррупцией», телеграмма президенту и другие атаки. Закончилось тем, что Имадаев публично принес мне свои извинения.

— Ведь было очевидно, что несовершенство судебной системы создает почву для злоупотреблений банкротством. Что мешало изменить законодательство?

— Как-то по одному делу о банкротстве мы не допустили управляющего, у которого в этот период было уже пять предприятий в управлении, и руководил он кризисными предприятиями из Москвы, дистанционно. Считали, что он, мягко говоря, не справится с этой ситуацией. Однако в окружном суде нам судебный акт отменили и заявили, что «это не ваше дело», закон не предусматривает такую форму отстранения от должности. Попытки изменить систему, конечно, предпринимались — Высший арбитражный суд сформулировал соответствующий пакет предложений и направил его в Госдуму. Но когда мы получили уже «оздоровленный» закон о банкротстве, то увидели, что в нем практически ничего не изменилось. Настолько мощное было лобби.

— Вы лично могли влиять на судьбу предприятий?

— Опосредованно, в неофициальной форме, мог, хотя лично моя позиция: неважно, кто именно будет собственником, главное, чтобы он был эффективным. Однажды, например, мы получили 10 исков о признании банкротами рыболовецких колхозов Хасанского района. Естественно, проблема заключалась в задолженности перед государством по налогам.

Я позвонил замгубернатора Костенко и сказал: «Александр Иванович, у нас все хорошо в крае в социальном плане? Как только мы возбудим эти дела о банкротстве, произойдет социальный взрыв! Надо принимать меры — либо делать реструктуризацию долгов, либо что-то иное». И администрация края меры приняла — иски отозвали.

— Насколько часто предприятия банкротили преднамеренно?

— Были и объективные, и субъективные причины банкротств. Я знаю, что Юрий Диденко (генеральный директор «Дальморепродукта». — Прим. ред.) высказывал свою точку зрения по этому вопросу в интервью вашему изданию («Конкуренту» - Прим. ред.), и наши с ним оценки могут не совпадать. Не готов сказать, прав он или нет, но я знаю, что многие предприятия сами себя загубили. Каким образом хлебокомбинат может стать банкротом, вы себе представляете?

— И каким?

— Условно, у меня есть автомобиль, и я покупаю бензин там, где дешевле, но и качество на уровне. А что делает предприятие? Допустим, оно создает ряд дочерних компаний — какие-то из них поставляют тару, какие-то топливо, и закупается только там. Эти расходы ложатся на удорожание продукции. А дальше — задержка с продажами, задержка расчетов с банком. То есть предприятия сами себя губят. Плюс откаты.

— Интересно, что на грани банкротства оказывались даже такие гиганты стратегической важности, как завод «Прогресс».

— Когда появился иск о признании банкротом, «Прогресс» как раз получил очень серьезный заказ, кажется, от китайских партнеров. Причем сумма иска была смешной — 200 тыс. задолженности некоему предпринимателю. Т.е. сумма, которая дает право кредитору с заявлением о банкротстве должника обратиться. Затрясло всех, а судьи приняли абсолютно правильное, законное решение, отказав в иске. Открыть процедуру банкротства не позволили, а долги предприятие вскоре погасило.

— Жаль, что «Дальзаводу» повезло меньше.

— «Дальзавод» накопил действительно серьезную налоговую задолженность перед налоговой инспекцией. А как она образовалась?

Просто государство в свое время не рассчиталось с предприятием за госзаказ — в 90-е такое было не редкостью. Крайних стали искать в суде. По этому вопросу у нас возникали конфликты с исполнительной властью, потому что мы исполняем закон, а государство, заинтересованное в этом заводе, могло оказать ему поддержку — через реструктуризацию долгов или какие-то другие меры. Увы, в данном случае предприятие обанкротилось.

— Нельзя не спросить о кадровой политике в этот период. Как вы ее выстраивали?

— Мы наблюдали за помощниками и в итоге составили список, который поделили на категории. В нем были те, кто мог претендовать на должность судьи, и те, кто в силу разных обстоятельств никогда не сможет стать судьей.

— А какие были «противопоказания», характер не тот?

— И характер в том числе. Определить, кто подходит, а кто нет, помогало тестирование у психолога. Сначала эта практика появилась в судебном департаменте при Верховном суде, потом мы ее переняли, хотя изначально я скептически относился к психологам в принципе. Но однажды решил провести эксперимент, и он оказался на удивление успешным — психолог написал в своем заключении, что данного сотрудника нельзя подпускать к суду, и не ошибся.

— А как вы поняли, что не ошибся?

— Через некоторое время сотрудник, как нам казалось, подающий большие надежды, «готовый судья», когда документы были уже в кадровой комиссии, забронзовел, начал врать, перестал реагировать на замечания и стал с прохладцей относиться к работе, не выполнял указания. Мы отозвали его кандидатуру. После этого стали привлекать психологов к решению кадровых вопросов.

— А какие черты характера все-таки мешают работе судьей?

— Например, может мешать синдром отличника. На примере помощника: казалось бы, с виду идеальная сотрудница, которая схватывает все не лету и отвечает всем требованиям, ответственная и честная. Но когда ее назначают судьей, она не справляется. Успевает рассматривать дела в срок, но не успевает их отписывать. В итоге такую во всех смыслах отличницу с красным дипломом приходится отправлять в отставку.

— А перековать ее нельзя?

— Нет, это, как показывает практика, невозможно. Наверное, слишком глубокие установки из детства. Парадокс? Лучших в отставку? Только потому, что они не в состоянии к своей работе относиться посредственно, делать хорошо в несколько раз больше, чем предусмотрено научным исследованием в Высшей школе экономики? Не знаю, какая сегодня средняя нагрузка на судью в АС ПК, но в мою бытность она достигала до 115. Где-то в этих пределах Москва. На Дальнем Востоке близкие цифры были тогда на Камчатке. Кто-то верит, что судья способен такое количество материала тщательно изучить и принять безошибочное, законное решение? Я — нет. И ученые из Высшей школы экономики засомневались.

Я читал экспертный доклад НИУ ВШЭ «Нормирование нагрузки в федеральных судах общей юрисдикции и федеральных арбитражных судах». Среднестатистическое дело в арбитражном суде должно быть рассмотрено за 26,9 часа, или за три дня. Т.е. за месяц, за 22 рабочих дня, 7,5 дела. А вот участникам процесса по барабану, сколько дел в производстве у судьи, и если закон обязывает его отписать судебный акт в течение пяти дней, то пусть выкручивается. Но если кто-нибудь из участников процесса обратится в квалификационную коллегию с жалобой на волокиту судьи, а в процессе проверки у судьи обнаружат кучу судебных актов с задержкой отправки по назначению на несколько дней? Не берусь предсказывать судьбу отличницы, которую непременно пригласят на заседание. Вот поэтому лучше отставка.

Предвижу возражения, что так быть не должно. Согласен, что в итоге судебную систему ждет стагнация, что уже сегодня доверие к ней падает. Чтобы положение изменить, нужна политическая воля руководства ВС РФ. Полагаю, что новый глава ВС РФ это понимает. Уверен, что качественные изменения последуют. Пересмотрят отношение к кандитатам с «улицы» и на «конфликт интересов». Подход к резерву судей через призму — школа, университет, секретарь судебного заседания, помощник судьи, судья — на мой взгляд, крайне вреден. А делать вывод, что у некоего кандидата с улицы уже имеется конфликт интересов в суде, потому что у него родственники в бизнесе, просто свинство. Это было с одним из кандидатов с положительным решением ККС на уровне управления кадров ВАС. Не думаю, что инспектор кадров взял смелость завернуть документы по своей инициативе.

Из книги С. Т. Чумакова: «Вдруг мы столкнулись с ситуацией, когда стало сложно выбрать судью из помощников-кандидатов. Критерии отбора были известны. Я доверял председателям составов, но и собственный взгляд имел. Тогда-то поделил всех помощников на три группы. Зеленая — желтая — красная. В зеленой группе были кандидаты, которых уже председатели составов и заместители определили в «готовых» судей. Они были в зоне пристального внимания. Еще учитывался психологический портрет, с учетом рекомендаций психолога».

— Как вы сегодня в принципе оцениваете арбитражную систему?

— На мой взгляд, после реорганизации она много потеряла. В своей книге я обращаю внимание на слова академика, доктора юридических наук Лаптева, который высказывался за самостоятельность высшего арбитражного суда, ссылаясь на негативную практику, ухудшение работы Госарбитража в странах, где происходило преобразование арбитража в качестве коллегии Верховного суда. И что мы видим? После 2014 г. никаких особых побед.

Более того, существующие много лет, разъедающие судебную систему изнутри проблемы не разрешаются. К примеру, о проблеме нагрузки, что я приводил в ответе на предыдущий вопрос. Эта тема муссируется давно. Но дальше разговоров с высоких трибун дело о снижении нагрузки не идет. Одна из причин высокой нагрузки — дешевое правосудие в государственных судах. Высший арбитражный суд сумел внести поправки в АПК РФ на снижение госпошлины, стимулирующие стороны на прекращение конфликта через медиативное соглашение. Выходил с законодательной инициативой об увеличении госпошлины. Госдума инициативу обоснованно отклонила, указав, что это ограничит доступ к правосудию. А в стране не развиты альтернативные способы урегулирования споров.

Сегодня такие способы есть. К действующим и неплохо себя зарекомендовавшим в некоторых субъектах страны медиативным центрам появились качественные условия для третейского разбирательства. С принятием нового закона о третейских судах организованы арбитражные центры международного уровня, с авторитетными в юридической среде арбитрами. К ранее действующим МАК, МКАС при торгово-промышленной палате добавился Российский арбитражный центр при Российском институте современного арбитража. Среди арбитров центра известные ученые цивилисты и практики, судьи в отставке, в том числе из ВАС РФ. Требуется инициатива судов. Там, где она есть, есть положительные результаты.

Например, в Шестом апелляционном арбитражном суде, что в Хабаровске, успешно работают медиаторы. К слову, о них. В бытность моей работы, по инициативе ВАС РФ, с судьями проводили обучение основам медиации коллеги-иностранцы из Канады. Некоторый скепсис у нас присутствовал о жизнеспособности этой процедуры. На мой вопрос от судьи-медиатора апелляционного суда Луиз Отис получил ответ, что в Канаде эта инициатива с трудом продвигалась пять лет. Пока не стала предметом внимания государства. В настоящее время в апелляционном суде Квебека работают судьи-медиаторы, не такие, как в наших судах, де-юре, на бумаге, а де-факто эффективно действующие, процессуально действующие.

— Когда выйдет ваша книга?

— Надеюсь, в следующем году она будет доступна в электронном формате. Изначально хотелось описать историю суда в хронологии и в соавторстве с участниками событий, тем более что у Арбитражного суда Приморского края она богата, как ни у какого другого на Дальнем Востоке. Пока пришлось отказаться от этого варианта.

— Какие еще проекты у вас сегодня в приоритете?

— Они связаны с фотографией. Серьезно ею я стал заниматься с 2006 г. Коллеги из ФАС, где я работал до назначения председателем АС ПК, подарили мне на юбилей CANON EOS 350 D. Это была моя первая зеркальная камера любительского класса. Не хочу останавливаться на характеристиках, но камера отвечала всем моим «хотелкам» как фотографа того уровня.

Следует оговориться: я фотограф-самоучка. Теорию постигал по мере возникновения проблем на практике. Читал книги по фотографии серьезных авторов, общался с приморскими известными фотографами.

Сейчас у меня три фотопроекта, которые я планирую заявить на конкурс «Самая красивая страна». Хочу снять серии от 5 до 10 фотографий, каждая из которых раскрывает определенный сюжет. Работаю над проектом из жизни орланов с момента зачатия до становления на крыло. Похожие проекты — с утками-мандаринками и сапсанами. А еще собираюсь делать визу во Францию — есть там провинция Камарг, где живут французские цыгане, которые разводят определенную породу лошадей. Когда они загоняют их в залив и гонят по воде, получаются сумасшедшие снимки. В прошлый раз аппаратура не позволила в полной мере передать все это великолепие. Хотелось бы поехать в Камарг с другой камерой и повторить.