Волхвы в древней Руси
Древнерусское слово «волхв» (вълхвъ) означает «кудесник, волшебник, гадатель». Ближайшие родственные ему слова — старославянское влъснути — «непонятно говорить, бормотать» и влъшьба — «волшебство, колдовство».
Волхвов не следует путать со жрецами. Для восточнославянского язычества было характерно именно отсутствие жреческой касты. Разница между жрецами и волхвами достаточно велика. Если волхв — это всего лишь гадатель, знающий и предрекающий будущее, ближе обычных смертных стоящий к таинственным силам природы, то жрец — избранник Бога, который и дарует своему служителю духовное могущество. Кроме того, статус волхва должен постоянно поддерживаться соответствующими действиями — предсказаниями, успешным излечением болезней и т. д., поскольку волхвом человек называет себя сам и стремится убедить в этом окружающих. Жрецом же может стать только тот, кого изберет и признает в этом статусе особая группа людей, монополизировавшая право на сношения с божеством.
Исторический опыт показывает, что только жреческое сословие способно действенно поддерживать религию, разъяснять ее идеи и давать более отчетливое представление о сложившихся образах, систематизировать и создавать мифологию, — короче, развивать и укреплять в обществе религиозные верования. Там же, где священническая каста представлена одними волхвами, религиозные понятия и представления бывают туманны и непрочны.
Существовал и женский род от слова волхв — «волхва». По всей вероятности, женщины-волхвы проявляли свои сакральные способности в домашнем обиходе, в гаданиях о личной судьбе, в лекарском знахарстве, тогда как мужчины-волхвы производили общественные магические действия.
Наивысшего религиозного и политического могущества волхвы добились у славянских племен, живших на территории Славянского Поморья. Католические миссионеры XI–XII вв. оставили подробное описание общеславянского святилища Святовита (Свентовита) — верховного бога, имевшего полную власть над землей и людьми. Этот каменный четырехликий идол величиной выше человеческого роста стоял в деревянном храме в городе Аркона (о. Рюген), в правой руке он держал священный рог — символ плодоносящей силы, левой упирался в бок. Здесь же висели его атрибуты: седло и узда его коня, огромный меч, щит и знамя, называемое станицей; рядом, в отдельном помещении, находился священный белый конь всемогущего божества. Волхвы совершали гадания, наблюдая за его поведением, и, по словам хрониста Гельмольда, именно арконские гадатели и предсказатели были «наиболее убедительны» среди всех своих коллег. Этот же автор пишет, что рядом со Святовитом всех остальных идолов славяне почитали «как бы полубогами» и в знак особого уважения присылали в Аркону установленные пожертвования изо всех славянских земель. О необыкновенной власти арконских волхвов говорит и Саксон Грамматик. По его словам, главный волхв был единственным человеком на всем острове, кому дозволялось носить длинные волосы — знак высшей сакральной власти. У него были обширные поместья и дружина из 300 всадников; ему же отдавали все награбленные на войне драгоценности.
Здесь мы видим, как волхвы уже фактически образуют жреческую касту.
Подобный хорошо организованный культ, в сочетании с храмовым строительством, был не свойствен восточным славянам, чьи религиозные представления были довольно расплывчаты, а обрядность археологически «невыразительна».
Прямых сведений о волхвах и их роли в общественно-политической жизни Руси в IX–X вв. сохранилось мало. Летопись на примере вещего Олега дает понять, что князья обращались к волхвам за предсказаниями. После крещения Руси волхвы стали активными участниками сопротивления христианизации древнерусских областей и земель.
С особенной силой «бесовское наущенье и действо» проявилось в Ростово-Суздальской земле, где язычество крепко держалось среди местного славяно-финского населения.
Любопытным памятником, живописующим непростую обстановку, в которой приходилось действовать княжеской власти на этой окраине восточнославянского мира, является «Сказание о построении града Ярославля». Из него мы узнаем, что некогда, неподалеку от места слияния Волги и Которосли, где суждено было возникнуть новому городу, было селище, называемое Медвежий угол.
Живущие в нем язычники поклонялись Волосу, скотьему богу. В честь его было возведено святилище, при котором находился волхв, который поддерживал священный огонь и приносил идолу жертвы. Он также занимался прорицаниями и за это был весьма почитаем среди местных жителей. Однако, если с его стороны случался недогляд, и священный огонь гас, то волхва «люто истязали», после чего убивали и сжигали труп.
Жители Медвежьего угла помаленьку занимались скотоводством, однако основным их занятием был разбойный промысел на волжском торговом пути.
Так продолжалось до тех пор, пока в Ростов не приехал Ярослав (начало его ростовского княжения летописи датируют концом 80-х гг. Х в.). Желая положить конец грабежам, он нагрянул с дружиной в Медвежий угол. Язычники ополчились против него, но были разбиты, после чего «клятвою у Волоса обещали князю жить в согласии и оброки ему даяти». Тем не менее они решительно воспротивились крещению, на котором настаивал Ярослав.
Князь ушел в Ростов, однако через какое-то время вернулся в Медвежий угол. Теперь, наряду с дружиной, его сопровождали епископ, священники, дьяконы и церковные мастера. На этот раз язычники не осмелились сами вступить в бой с княжеским войском, но выпустили на них из клети «люта зверя и псов». Храбрость Ярослава спасла его спутников: князь поразил секирой «лютого зверя» (речь, очевидно, идет о медведе — священном животном Велеса), а псы, струсив, убежали.
Растерявшиеся обитатели Медвежьего угла запросили пощады. На следующее утро Ярослав заложил рядом с их селищем город, который назвал «во свое имя» Ярославлем. На месте, окропленном святой водой, князь лично водрузил деревянный крест, ознаменовав начало строительства храма пророка Илии, так как его победа над «хищным и лютым зверем» состоялась в день памяти этого святого (20 июля). Новый город был заселен христианами, а к церкви Илии Пророка Ярослав приставил священников и дьяконов. Однако и после всего этого язычники продолжали упорствовать — «жили особо от горожан и поклонялись Волосу».
Их обращение произошло много позднее, в год, когда Ростовская область подверглась сильной засухе. Молитвы Волосу о дожде не помогали. Тогда священник Ильинской церкви спросил язычников, уверуют ли они, если заступничеством Пресвятой Богородицы и пророка Илии на землю изольется дождь. Те ответили утвердительно. В их присутствии был отслужен молебен, после которого небо заволокло тучами, и начался ливень. Потрясенные могуществом христианского Бога, жители Медвежьего угла сами сожгли идол Волоса и все поголовно крестились.
Спустя почти столетие, в начале 70-х гг. XI в. верхнее Поволжье поразил недород. Летописец говорит, что толпы голодных людей бродили по городам и весям в поисках пропитания. Бедствием немедленно воспользовались волхвы, направившие народное недовольство в выгодное для себя русло. По всему краю прокатилась волна убийств и погромов. Нападению подвергались в первую очередь христианские центры — города, погосты и княжеские села. Беспорядки в Ростове закончились гибелью епископа Леонтия, растерзанного взвинченной жрецами толпой язычников.
Под Ярославлем мутили воду какие-то два волхва, объявившие, что знают, «кто держит обилие» (задерживает урожай). Во главе голодных толп они двинулись вверх по Волге, избивая по погостам «лучших жен» — зажиточных женщин, смотрительниц и ключниц княжих и боярских дворов. Волхвы говорили про них: «эта держит жито, а эта мед, эта рыбу, а та меха» — и, умертвив женщин, «отымали» себе их «именье». Для демонстрации своих колдовских способностей, говорит летопись, они также заставляли людей приводить к ним своих сестер, матерей, жен, над которыми проделывали некий ритуал: «в мечте» (символически) взрезали у них заплечья и вынимали оттуда «либо жито, либо рыбу»; многих затем тут же убивали.
Здесь «Повесть временных лет» в несколько искаженном виде описывает обряд, который еще в первой половине XIX в. этнографы наблюдали в мордовских селах. Перед деревенскими праздниками, по обычаю сопровождавшимися пирами-братчинами, особые уполномоченные обходили дома, собирая съестные припасы в фонд общинного пиршества и языческих жертвоприношений. Хозяйки, приготовив в мешке разную снедь, становились спиною к дверям и поджидали их прихода. Те входили в дом, разрезали мешок, вынимали его содержимое и наносили в спину или плечи хозяйке легкие уколы ритуальным ножом. Эта этнографическая параллель позволяет разглядеть в волхвах и их сообщниках представителей восточнофинской «чуди» (скорее всего мерянских племен, к тому времени почти ассимилированных славянами), тем более что именно финские поверья объясняют неурожаи женским чародейством. Можно предположить, что, захватив погосты и села, волхвы заставляли жителей устраивать для них пиршества, которые заканчивались трагически для богатых женщин. Впрочем, если верить «Летописцу Переяславско-Суздальскому», четкого различия по половому признаку среди жертв колдовских ритуалов не было: «много жен и мужей погубиша».
От Волги волхвы повели свою ватагу вверх по Шексне к Белоозеру. По пути число их сторонников выросло до 300 человек — цифра для слабозаселенного края совсем не маленькая. Молва об их бесчинствах бежала впереди, и напуганные белозерцы обратились за помощью к воеводе Яну Вышатичу, который как раз собирать дань в этих местах для князя Святослава Ярославича.
Отряд Яна насчитывал всего 12 «отроков» (младших дружинников) и одного священника («попина»). Видимо, не имея точных сведений о силах бунтовщиков, Ян отправился наводить порядок. Стоянка волхвов была обнаружена им в окрестностях города, на опушке леса. Как можно думать, важнейшие дела восставшие решали в «кругу», на общей сходке, поскольку Ян через своих отроков вступил в переговоры не с волхвами, а со всеми, кто был в лагере. Первый его вопрос был: «чьи они смерды» (то есть «подданные», «даньщики»)? Должно быть, Ян хотел убедиться, что среди пришедших издалека мятежников нет подданных новгородского князя Глеба Святославича. Те ответили, не таясь, что «Святослава». Тогда Ян потребовал выдать ему волхвов, «поскольку они смерды (подданные) моего князя».
Получив отказ, Ян вознамерился лично пойти к язычникам, чтобы добиться своего, но отроки, осведомленные о настроениях в лагере, отсоветовали ему делать это: «не ходи без оружья, осоромят тебя». Ян взял топор и велел им следовать за ним. Навстречу горстке храбрецов высыпала вся орава ослушников. Трое из них, выйдя вперед, попытались остановить Яна угрозой: «смотри, на смерть идешь, не ходи». Однако Ян был настроен решительно. Приказав отрокам убить нахалов, он зашагал дальше практически в одиночку. Разъяренная толпа бросилась на него. Первый из добежавших занес над ним топор. Ян, опытный воин (к тому времени ему должно было быть под пятьдесят лет), играючи отбил удар и обухом своего топора поверг врага наземь. Подоспевшие отроки продемонстрировали не менее виртуозное владение оружием. После короткой схватки язычники в панике бежали в лес; правда, они все же сумели убить Янева «попина».
В скором времени волхвы были пойманы и доставлены к Яну на суд. Допрос смутьянов превратился в маленький религиозный диспут. Летописец изложил его содержание, видимо, со слов Яна, но при этом заставив волхвов говорить в терминах христианского богословия, понятных читателям «Повести временных лет».
«Чего ради погубили столько человек?» — спросил Ян. Волхвы отвечали: «Потому, что те держат обилье, и, если истребим их, будет всего вдоволь. Хочешь, пред тобою вынем жито или рыбу или что иное?» — «Все вы лжете, Бог сотворил человека из земли, состоит он из костей и кровяных жил, и нет в нем ничего другого, а если и есть, то никто, кроме Бога, того не знает». — «А мы знаем, как сотворен человек», — возразили волхвы. — «Как же?» — «Мылся бог в бане, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю; и заспорил сатана с богом, кому из нее сотворить человека, и сотворил дьявол тело человека, а бог в него душу вложил; потому, когда человек умрет, тело его идет в землю, а душа к богу».
Подобная легенда о сотворении человека действительно существовала у нижегородской мордвы. Ее содержание таково.
У мордвы есть два главных бога — добрый Чампас и злой Шайтан (сатана). Человека вздумал сотворить не Чампас, а Шайтан. Он набрал глины, песку и земли и стал лепить тело человека, но никак не мог привести его в благообразный вид: то слепок выйдет у него свиньей, то собакой, а Шайтану хотелось сотворить человека по образу и подобию божию. Бился он, бился, наконец позвал птичку-мышь — тогда еще мыши летали — и велел ей лететь на небо, свить гнездо в полотенце Чампаса и вывести детей. Птичка-мышь так и сделала: вывела мышат в одном конце полотенца, которым Чампас обтирался в бане, и полотенце от тяжести мышат упало на землю. Шайтан обтер им свой слепок, который и получил подобие божие. Тогда Шайтан принялся вкладывать в человека живую душу, но никак не умел этого сделать и уже собирался разбить свой слепок. Тут Чампас подошел и сказал: «Убирайся ты, проклятый Шайтан, в пропасть огненную, я и без тебя сотворю человека»… Спорили, спорили, наконец порешили разделить человека: Чампас взял себе душу, а Шайтану отдал тело. Оттого, когда человек умирает, душа с образом и подобием божиим идет на небо к Чампасу, а тело, лишаясь души, теряет подобие божие, гниет и идет в землю к Шайтану. А птичку-мышь Чампас наказал за дерзость, отнял у нее крылья и приставил ей голенький хвостик и такие же лапки, как у Шайтана. С той поры мыши летать перестали.
«Поистине прельстил вас бес! — продолжал Ян. — Придется вам принять муку от меня, и по смерти на том свете».
Волхвов подвергли изощренной пытке. Ян повелел бить их и выдирать им по клочкам бороды. Это была не только «мука», но и специфическое унижение человеческого достоинства истязуемых. Вырывание бороды у свободного человека по «Русской Правде» каралось штрафом в 12 гривен — высшим уголовным штрафом после 80-гривенной таксы за убийство, — так же, как, например, членовредительство. Это указывает на то, что Ян был человек зажиточный. Одна сумма штрафа за смердью «муку» без «княжа слова» (3 гривны) уже была достаточно солидной. Скажем, недельное содержание сборщиков даней, в денежном выражении составляло несколько больше полугривны. Добавляя к 6 гривнам за «муку» 24 гривны за вырывание бороды, получаем, что Ян рисковал шестьюдесятью неделями (то есть почти годом) сытой жизни.
Наконец, Ян приказал привязать волхвов к борту ладьи, вложить им в рот металлический брус и в таком виде повез их на Волгу, где была свежа память о кровавых волховских оргиях в погостах и селах. Встав в устье Шексны, Ян санкционировал расправу по обычаю кровной мести. Опрос «повозников» — людей, которые в порядке повинности («повоза») везли Яна и его отроков в ладьях, — показал, что среди них много таких, у кого волхвы убили мать, сестру или другую родственницу. Ян обратился к ним: «Мстите за своих». Те прикончили волхвов и повесили их тела на дубе.
Приблизительно тогда же от христианства едва не отпал Новгород. Там объявился волхв, который хулил христианскую веру и похвалялся своим всемогуществом («творяся аки бог»). Он совратил множество горожан обещанием невиданного чуда: перейти Волхов, как по суше. Он также попытался натравить горожан на епископа Федора и только прибытие к месту происшествия князя Глеба с дружиной остановило расправу.
Владыка, «облекшись в ризы», вышел к народу с крестом в руке и провозгласил: «Кто верит волхву, тот пусть идет за него, а те, кто верит Богу, пускай идут ко кресту». Город «разделился надвое», но то были весьма неравные половины: «князь Глеб и дружина его встали у епископа, а все люди пошли за волхва». Чтобы предотвратить кровопролитье, Глеб решил посрамить волхва у всех на глазах. Сунув под плащ топор, он подошел к окруженному толпой чародею и спросил, ведомо ли ему будущее, «то, что будет утром и что до вечера». Тот отвечал надменно: «Знаю все». — «А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?» — продолжал расспросы Глеб. — «Чудеса великие сотворю».
После этих слов Глеб извлек из-под плаща топор и раскроил волхву череп. У новгородцев достало ума, чтобы понять преподнесенный урок. Мятежная толпа мирно разошлась по домам.
В самом Киеве тогда по улицам ходил волхв, «прельщенный бесом», изрекавший странное пророчество от имени каких-то «пяти богов»: что «на пятое лето Днепру потечь вспять и землям переместиться на иные места: Греческой земле — на месте Русской, а Русской — на месте Греческой, и прочим землям измениться». Многие простодушные киевляне («невегласы») верили этим бредням. Более рассудительные говорили обманщику: «Бес тобою играет на пагубу тебе». Волхв исчез так же внезапно, как и появился: «в едину ночь» пропал без вести, вероятно, не без помощи бдительных отцов города.
Несмотря на активные усилия княжеской власти по христианизации Руси, волхвы еще долго оставались действующими лицами древнерусской истории. В Новгородскую летопись занесена краткая заметка: «В лето 6735 (1227) сожгли четырех волхвов... на Ярославле дворе».
Фрагмент из моей книги:
«Князь Владимир — создатель единой Руси»
Задонатить автору на выпивку и шлюх
Сбербанк 4274 3200 2087 4403
ЮMoney https://donate.stream/ya41001947922532
Мои книги
https://www.litres.ru/sergey-cvetkov/
У этой книги нет недовольных читателей. С удовольствием подпишу Вам экземпляр!
Последняя война Российской империи (описание и заказ)
ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.