Загадка «Cлова о полку игореве». Как список памятника оказался в северо-восточной Руси?
Аннотация. Единственный список «Слова о полку Игореве» был найден в Северо-Восточной Руси, хотя был создан в Южной. Выдвигается предположение, что его увезла во время своего переезда Верхуслава, дочь Всеволода Большое Гнездо, находившаяся в родственных отношениях с главным героем «Слова» Игорем Святославичем.
Ключевые слова: «Слово о полку Игореве», Верхуслава, Всеволод Большое Гнездо, Игорь Святославич, Ростислав Рюрикович, Рюрик Ростиславич. Самым известным произведением древнерусской литературы является «Слово о полку Игореве». Однако несмотря на то, что ему было посвящено более 15 тыс. работ, целый ряд вопросов, связанных с находкой, остается неразрешенным. Рукопись памятника в составе сборника из нескольких литературных текстов была найдена в конце XVIII в. графом А. И. Мусиным-Пушкиным.
Находка вызвала большой интерес у тогдашней общественности, а для Екатерины II была сделана копия рукописи «Слова». Подобное внимание объяснялось достаточно просто: в Европе гремела слава Оссиана, легендарного кельтского барда III в. Его имя открыл Джеймс Макферсон, учитель из Шотландии. Изданные им сочинения Оссиана, которые, по его признанию, были найдены у шотландских горцев, завоевали популярность и в России [10]. Находка «Слова» показала, что подобные произведения были характерны не только для Европы, но и для Древней Руси. Проникнутое мотивами славянской народной поэзии и языческой мифологии, по своему художественному языку «Слово» резко выделялось на фоне всей древнерусской литературы. Издание памятника увидело свет в 1800 г. тиражом 1200 экземпляров [7].
Его уникальность стала поводом для сомнений в подлинности. К тому же незадолго до этого разразился скандал с публикацией «Сочинений Оссиана», которые были признаны литературной подделкой Макферсона. Поэтому и в России появились подозрения, что рукопись «Слова» – искусная подделка под древность. Уже в 1811 г. профессор Московского университета М. Т. Каченовский в статье «Взгляд на успехи российского витийства в первой половине истекшего столетия» поставил под сомнение подлинность «Слова» [4]. В мае 1812 г. на заседании Общества любителей российской словесности ему возражал К. Ф. Калайдович. Дело оставалось за малым – рукопись была налицо, и требовалось лишь произвести анализ почерка, бумаги, чернил и прочих ее характеристик. Но уже в начале сентября 1812 г. во время московского пожара в период наполеоновского нашествия рукопись сгорела в доме А. И. Мусина-Пушкина.
Сразу после войны К. Ф. Калайдович постарался в 1813 г. собрать все сведения о рукописи «Слова» от людей, видевших ее. Удалось установить, что список относился, судя по почерку, к XV или XVI вв. С вопросом – где найдена рукопись? – К. Ф. Калайдович обратился к А. И. Мусину-Пушкину. Тот 31 декабря 1813 г. отвечал: «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в Архиерейский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре на обещании до смерти своей.
В последние годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под № 323-м, под названием Хронограф, в конце найдено «Слово о полку Игореве» [8, с. 36]. Эта версия стала общепринятой и вошла в школьные учебники. Ее, казалось бы, подтверждали описи ярославского СпасоПреображенского монастыря. В описи 1787 г. против № 285 «Хронограф в десть» Г. Н. Моисеева обнаружила стертое слово, читаемое как «отданъ». В описи следующего 1788 г. эта рукопись была отмечена как уничтоженная «за ветхостию и согнитием». На этом основании исследовательница пришла к выводу, что сборник со «Словом» в 1787 или 1788 гг. был изъят Иоилем из монастырской библиотеки и впоследствии отдан А. И. Мусину-Пушкину. Для сокрытия в описи была сделана запись о его мнимом уничтожении [9]. Однако в 1992 г. Е. В. Синицына обнаружила, что якобы «отданный», а затем «уничтоженный за ветхостию и согнитием» Хронограф под № 285 со временем вернулся в Ярославль, где хранится и поныне в собрании Ярославского музея под современным № 15443. Но «Слова» там нет [13]. Этот факт заставил исследователей обратиться к биографии А. И. Мусина-Пушкина. Первоначально он выдвинулся как адъютант фаворита Екатерины II Г. Г. Орлова. С отставкой Орлова ему пришлось уйти в 1772 г. с военной службы, и три года он путешествовал по Европе.
По возвращении в Санкт-Петербург в 1775 г. он получил придворный чин церемониймейстера. В тридцать с небольшим лет у него пробудилась страсть к модному в то время собиранию древностей. За короткий срок у него образовалась одна из крупнейших в России частных коллекций. Императрица, ознакомившись с нею, своим указом назначила А. И. Мусина-Пушкина 26 июля 1791 г. обер-прокурором Синода, а уже 11 августа последовало повеление присылать в Синод «для рассмотрения» рукописи из монастырских библиотек, «относящиеся к российской истории». Только в первый год было получено до ста рукописей, часть из которых вскоре оказалась в личном собрании вельможи. Уже к 1793 г. он располагал собранием книжных раритетов из более чем 1700 рукописей [5]. При Павле I А. И. Мусин-Пушкин вынужден был уйти в отставку и с коллекцией перебрался в Москву. Этому способствовало возбужденное против него дело, в котором его обвиняли в присвоении рукописей, присланных в Синод из многочисленных монастырей. Изучив это дело, А. Г. Бобров выяснил, что осенью 1791 г. сборник со «Словом» был привезен из Кирилло-Белозерского монастыря, а затем передан в ведение митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского
Гавриила (Петрова), от которого поступил в Синод. Оттуда он достался А. И. Мусину-Пушкину и осел в его личной коллекции [2]. «Слово» было создано в Южной Руси. Об этом говорит перечень упоминаемых в нем городов: Киев, Корсунь, Новгород-Северский, Переяславль-Русский, Полоцк, Путивль, Сурож, Чернигов, Тмутаракань. При этом не названо ни одного города Северо-Восточной Руси, на территории которой и был обнаружен единственный уцелевший список «Слова». Каким образом он очутился на севере? Неоднократные попытки найти еще один список «Слова» оказались безрезультатными. Это может говорить о том, что памятник предназначался для узкого круга читателей, а не широкого использования. События 1185 г., послужившие основой для «Слова», нашли отражение в двух летописях – Лаврентьевской, имеющей северовосточное происхождение, и Ипатьевской, созданной в Южной Руси [11, стб. 397–400 ; 12, стб. 637–651]. Была отмечена близость «Слова» именно к Ипатьевской летописи, которая более подробна при описании событий по сравнению с Лаврентьевской. «Слово» и Ипатьевскую летопись роднят порядок изложения эпизодов похода и подбор фактов. Вместе с тем в Лаврентьевской летописи имеются подробности похода, отсутствующие в «Слове». Все это подтверждает, что автор «Слова» использовал именно Ипатьевскую летопись. Упомянем и наблюдение А. А. Зализняка над характером употребления так называемых энклитик в тексте «Слова». Данным термином в языкознании называются особые безударные слова, требующие особого порядка слов. Некоторые рудименты их употребления сохранились в современном языке. К примеру, нельзя начать предложение со слов ли, же, бы (знаешь ли ты – *ли ты знаешь; ты же знаешь – *же ты знаешь; я бы хотел – *бы я хотел).
При этом их употребление в «Слове» соответствует параметрам «некнижных» текстов XII в., ориентирующихся на живую речь, которые встречаются в ранних берестяных грамотах и текстах Ипатьевской летописи, содержащих прямую речь [6]. Центральной частью Ипатьевской летописи является Киевский свод 1199 г. На взгляд А. А. Шахматова, он был составлен игуменом киевского Выдубицкого монастыря Моисеем и заканчивался под 1198 г. сообщением о возведении вокруг Выдубицкого монастыря каменной стены и похвалой игумена Моисея киевскому князю Рюрику Ростиславичу. М. Д. Приселков считал его сводом Рюрика Ростиславича, поскольку известия о нем и его семье содержатся в этом своде регулярно, начиная с 1173 г. Одним из источников Киевского свода он считал семейную хронику Ростиславичей, с их некрологами, написанную, по его мнению, игуменом Моисеем [3, с. 586 ; 14, с. 237]. Тут следует поправить авторов энциклопедических статей. Оказывается, что Рюрик Ростиславич находился в близком свойстве с Всеволодом Большое Гнездо и главным героем «Слова»: дочь Всеволода Верхуслава в 1189 г. вышла замуж за Ростислава, сына Рюрика Ростиславича [12, стб. 658–659], а чуть позже дочь Рюрика Ростиславича Ярослава вышла замуж за Святослава, сына Игоря Святославича. Как видим, Всеволод, Рюрик и Игорь являлись сватами по отношению друг к другу. Выясняется, что составитель Киевского свода, говоря о семье Рюрика Ростиславича, использовал семейный родословец его невестки Верхуславы. Это подтверждает то, что первое известие о семейных событиях Рюрика Ростиславича встречается в нем под 1173 г. и сообщает о рождении будущего супруга Верхуславы – Ростислава [12, стб. 567]. Оно не могло не содержаться в ее семейном родословце. Это позволяет говорить об определенной причастности Верхуславы к составлению Киевского свода 1199 г. Наш вывод подтверждает и то, что Киевский свод подробно описывает судьбу Верхуславы после замужества.
В начале 1194 г. княгиня сопровождала мужа в Смоленск, куда он приехал к своему дяде Давыду Ростиславичу после победоносного похода против половцев. Узнав об их пребывании там, Всеволод Большое Гнездо пригласил дочь и зятя к себе в Суздаль. «Ростиславъ же еха ко цтю своемоу в Суждаль со саигаты, тесть же его державъ оу себе зимоу всю, и одаривъ дарьми многими и со честью великою зятя своего и дчерь свою и отпоусти во свояси» [12, стб. 678–679] (саигат – дар, подарок из военной добычи, трофей) [15, с. 21]. В эти годы княжеская чета жила в Белгороде и Вышгороде, принадлежавших Ростиславу (его отец Рюрик Ростиславич в 1194 г. стал великим князем киевским). Зимой 1198 г. у Верхуславы родилась дочь, названная в крещении Евфросиньей и получившая также имя Измарагд (Смарагд), «еже наречеться дорогыи камень». Это событие вызвало радость у князя Рюрика: он послал в Вышгород своего племянника князя Мстислава Мстиславича и дочь Предславу, которые забрали новорожденную у родителей и отвезли ее «к дедоу и к бабе, и тако воспитана бысть в Кыеве на Горах» [12, стб. 708]. Последнее упоминание Верхуславы в Киевском своде относится к сентябрю 1198 г., когда княгиня вместе с мужем и другими членами семьи Рюрика Ростиславича принимала участие в празднике, устроенном великим князем по случаю завершения строительства и освящения каменной стены в киевском Выдубицком Михайловском монастыре [12, стб. 711]. Известно, что после смерти Ростислава в 1218 г. Верхуслава вернулась в Северо-Восточную Русь, в родной Владимир, где княжил ее брат Юрий Всеволодович. Здесь княгиня оказалась в самом центре общественной и церковной жизни: она вела переписку с владимиро-суздальским епископом Симоном (полагают, что он был ее духовником) и печерским иноком Поликарпом, пытаясь влиять на поставления на епископские кафедры угодных ей лиц. Это выясняется из послания Симона к Поликарпу, вошедшего в состав знаменитого Киево-Печерского патерика.
Из него узнаем, что Поликарп, выходец из Киево-Печерского монастыря, одно время игуменствовал в Козмодемьянском монастыре в Киеве, хотел «игуменити у святого Дмитрия» (в Суздале) и мечтал о епископской кафедре, поддерживаемый княгиней Верхуславой, которая была весьма богата. Как сообщает епископ Симон, княгиня намеревалась потратить «и до 1000 серебра», чтобы поставить Поликарпа на одну из епископских кафедр – в Новгород или в Смоленск, либо в Юрьев; об этом сама княгиня писала Симону. Но тот решительно осудил ее намерение фактически купить епископское место. В послании Поликарпу он цитирует фрагменты своей переписки с княгиней и, в частности, свой ответ ей: «Дъщи моа Анастасие! Дело не богоугодно хощеши сътворити…» [1, с. 358–360].
Когда умерла Верхуслава, неизвестно. Во всяком случае, это произошло после 1222 г., которым датируется упомянутое послание Симона (последний скончался в 1226 г.). Нет сомнений, что Верхуслава была образованной женщиной. Уезжая с юга, она, несомненно, взяла с собой и рукописные книги. Можно полагать, что среди них был и список «Слова». Но чем мог заинтересовать княгиню рассказ об одном из, в общем-то рядовых, военных походов против половцев, даже не великого, а удельного князя, и к тому же неудачном? Таковых в ту беспокойную эпоху насчитывались десятки. Очевидно, помимо свойства с Игорем, имелось другое важное обстоятельство, заставившее Верхуславу взять с собой «Слово».
Исследователи «Слова» не удосужились задать самый простой вопрос – куда направлялся Игорь с дружиной? Ответ находим в памятнике. Бояре, расшифровывая тревожный сон Святослава Киевского, прямо отвечали князю: «Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомъ Дону» [1, с. 260]. В самом начале «Слова» идут имена князей: «старого Ярослава» (Мудрого), «храброго Мстислава, иже зареза Редедю предъ пълки касожьскыми», «красного» (т. е. красивого) Романа Святославича, «старого» Владимира (Святого) [1, с. 254]. Все они были связаны с Тмутараканским княжеством. Упоминает «Слово» и Олега Святославича, княжившего на рубеже XI–XII вв. в Тмутаракани. Его внуком являлся и герой памятника. Тмутаракань не случайно являлась конечной целью похода Игоря. После кончины Олега Святославича известия о ней пропадают из русских летописей. Объясняется это тем, что Тмутаракань оказалась отрезанной от основной территории Руси в результате продвижения половцев и попала под византийский протекторат, в котором значительную роль начинает играть знать из местных племен ясов и касогов. Предпринимая поход за возврат территории, когда-то принадлежавшей его деду, Игорь учел то, что накануне, в 1184 г., половцы во главе с ханом Кобяком были разбиты великим князем Святославом. В этих условиях вернуть Тмутаракань представлялось весьма реальным.
Для нас важнее другое обстоятельство. Первой супругой Всеволода Большое Гнездо и матерью Верхуславы являлась Мария Шварновна, родом из донских ясов, отец которой был тесно связан с Тмутараканью. Не удивительно, что Верхуслава, прекрасно знавшая о корнях матери, не могла не заинтересоваться «Словом», где рефреном проходит тема этого княжества. Вместе с ней список памятника попал в Северо-Восточную Русь. Позднее «Слово» оказалось в пределах Белозерского княжества – одного из уделов потомства Всеволода Большое Гнездо. Оттуда оно досталось А. И. Мусину-Пушкину, который оценил его значение.
Список литературы 1. Библиотека литературы Древней Руси. – Санкт-Петербург : Наука, 1997. – Т. 4 : XII век. – 685 с. 2. Бобров, А. Г. Происхождение и судьба Мусин-Пушкинского сборника со «Словом о полку Игореве» / А. Г. Бобров // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 62 / РАН, Ин-т русской лит-ры (Пушкинский Дом) ; отв. ред. Н. В. Понырко. – Санкт-Петербург : Наука, 2014. – С. 528–553. 3. Большая российская энциклопедия. Т. 11. – Москва : Большая российская энциклопедия, 2008. – 766 с. 4. Вестник Европы. – 1811. – Ч. 59. – № 19. 5. Вяткин, В. В. Алексей Иванович Мусин-Пушкин / В. В. Вяткин // Вопросы истории. – 2013. – № 9. – С. 20–32. 6. Зализняк, А. А. Древнерусские энклитики / А. А. Зализняк. – Москва : Языки славянских культур, 2008. – 276 с. 7. Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новагорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие. – Москва : Сенат. тип., 1800. – VIII, 46, [1] с., 1 л. табл. 8. Калайдович, К. Ф. Биографические сведения о жизни, ученых трудах и собрании российских древностей графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина / К. Ф. Калайдович // Записки и труды Общества истории и древностей российских. Ч. 2. – Москва : Университетская типография, 1824. – 241 с. 9. Моисеева, Г. Н. Спасо-Ярославский хронограф и «Слово о полку Игореве» / Г. Н. Моисеева. – 2-е изд., доп. и перераб. – Ленинград : Наука, 1984. – 149 с. 10. Макферсон, Д. Оссиан, сын Фингалов, бард третьего века : Гальские стихотворения / Джеймс Макферсон ; пер. Е. Кострова. – Москва : Университетская типография у В. Окорокова, 1792. – Ч. 1. – 363 с. ; Ч. 2. – 264 с. 11. Лаврентьевская летопись / под ред. Е. Ф. Карского ; предисл. Б. М. Клосса. – 4-е изд. – Москва : Языки русской культуры, 1997. – 496 с. – (Полное собрание русских летописей ; т. 1). 12. Ипатьевская летопись / предисл. Б. М. Клосса. – 5-е изд. – Москва : Языки русской культуры, 1998. – 648 с. – (Полное собрание русских летописей ; т. 2). 13. Синицына, Е. В. К истории открытия рукописи со «Словом о полку Игореве» / Е. В. Синицына // Русская литература. – 1992. – № 1. – С. 85–87. 14. Словарь книжников и книжности Древней Руси. – Лениград : Наука, 1987. – Вып. 1 : XI – первая половина XIV в. – 492 с. 15. Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 23. – Москва : Наука, 1996. – 253 с.
К. А. Аверьянов