Три «да» «мистера «нет»

Есть нечто общее у сталинских выдвиженцев, все они пришли с самого низа, все они пробивались на вершину власти умом, твердостью и сумасшедшим трудолюбием. Вот и Андрей Громыко, сын крестьянина деревни Старые Громыки Речковской волости Гомельского уезда Могилёвской губернии, прошел путь многих. Некоторые пишут, что его род шляхетский, но такой шляхты без земли и прав в Речи Посполитой было множество. В Российской империи их массово переписывали в податные сословия, и это было правильно, дворянство – это еще и положение в обществе.


Отец будущей легенды русской дипломатии был человеком достойным, крестьянствовал, работал на предприятиях промышленности, воевал в Русско-японскую и Первую мировую... Да и сына растил правильно, после семилетки последовала профтехшкола, потом техникум, потом университет, точнее – Минский экономический институт. С 1931 года член партии и учитель, а потом директор сельской школы. Время для карьер было подходящее – стране не хватало специалистов буквально во всех сферах, и люди трудолюбивые и небесталанные летели наверх по социальной лестнице, как ракеты.

Дальше была аспирантура в Минске, с 1934 года в Москве, карьера в институте экономики, и с января 1939 года работа в Народном комиссариате иностранных дел. Молодому дипломату повезло – назначение в посольство в Вашингтоне, с учетом войны, стало ключевым, а должность посла, одного из организаторов Ялты и Потсдама, привела Громыко в итоге на должность главы делегации СССР в ООН. В 1946 году ему было 36 лет, для дипломата, в сущности – юность.

А спустя всего десять лет Андрей Громыко становится министром иностранных дел СССР, на этой должности он пробудет до 1985 года, сохранив пост при всех генсеках страны, более того – приведя к власти своего.

Вызовы времени

Собственно, что надо понимать – Громыко не вел свою политику, он вел политику СССР, которую определяло Политбюро во главе с генсеком. А проблем в этой политике было множество.

Мириться с Западом СССР хотел не из-за того, что у нас наверху были капитулянты, а по причинам гораздо более прагматичным. Победить Запад на поле боя СССР к 1957 году не мог, просто в силу несоразмерности ядерных потенциалов и средств доставки, а в 1967 году, по достижению определенного паритета, не мог просто по причине обессмысливания войны.

В соревновании идеологий все тоже шло неблестяще, еще вчера аграрная страна не имела ни ресурсов сравнимых с Западом, ни примеров высшего качества жизни. Играла свою роль и война – материальные потери были колоссальными, людские же выбили целые поколения. Советская модель была интересна странам третьего мира, тем, кто опоздал на раздел ролей в мировой экономике, тем же, кто был во главе пищевой цепочки, это было не нужно. Не зря посол Дубинин вспоминал:


Выполнение данной цели Громыко несомненно удалось блестяще. Что Берлин, что операция «Анадырь», что Прага и Польша, все острые углы удалось обойти. Но такая политика сама по себе вела в тупик, ибо мы тратили элементарно большую часть ВВП и занимали в вооружённых силах больший процент мужчин, чем они. А это подрыв экономики. К тому же изоляция нашей науки через санкционные механизмы от науки мировой вела к технологическому отставанию, со временем только нарастающему.

Договариваться было надо, проблема в том, что в блоке НАТО видели в СССР кого угодно, но не договороспособного партнера. А у нас, помня войну, тоже уступать не хотели:


Нет, с нами договаривались... когда мы были сильнее. Как только мы начинали отставать – Запад шел на эскалацию. Само существование альтернативной экономической системы не оставляло шансов на договоренность, как и закрытые рынки доброй трети мира для США и Европы.

Тем не менее была задача, было и выполнение. И, получив задачу примирить непримиримое, Громыко работал во всю. На Западе его прозвали «мистером «нет», но в итоге все-таки прозвучало «да».

«Да» в Хельсинки – искренняя попытка договориться и ввести общие правила игры.

Тень Хельсинки

На бумаге все красиво:


И, по сути, под этот акт 1975 года была скорректирована брежневская Конституция 1977 года.

Но были и «но».

Во-первых, вмешательство во внутренние дела – настолько размытая вещь, что четко сформулировать границы в этом вопросе невозможно, особенно для стороны с более слабыми позициями. Вот действия НАТО в Польше по поддержке недовольных – это вмешательство или нет? А Хельсинские группы в Москве и Киеве – это как? С учетом, что киевская выступала по факту за независимость Украины, при этом наплевав на пункт о нерушимости границ, но формально опираясь на пункт о праве народов распоряжаться своей судьбой и соблюдении прав человека?

Как итог, договор открыл ряд уязвимостей соцлагеря, по которым ударили немедленно, а нанести удар в ответ Москва не могла, не было у европейских компартий ни необходимого авторитета, ни соответствующего процента недовольных. Нет, тактически все смотрелось, с позиции того времени, совсем не страшно: диссиденты, несмотря на все рассказы, малочисленные маргинальные группы, не имеющие даже внутреннего единства, национализм же в СССР был в основном на бытовом уровне и не имел под собой организационной основы и твердой структуры.

Но в эпоху перемен эти мины, заложенные Хельсинским актом под СССР, превращались в огромную проблему, что и сработало в результате, в том числе и при подписании Беловежских соглашений, все республики бывшего СССР спокойно могли апеллировать к пункту о нерушимости границ.

В итоге же эти соглашения оказались все равно во многом бессмысленными, после ввода войск в Афганистан начался новый виток холодной войны. И роль Громыко во вводе войск довольно значительна, хотя он и протестовал против этого за полгода до, но в итоге стал на сторону большинства, все-таки сказав второй раз «да». Сказал и пошел против своих же предыдущих усилий, сказал, хотя понимал, что это порушит всю систему разрядки. Впрочем, выбора особого ни у него, ни у страны не было, как виделось в те дни, отдавать Афганистан США никто не хотел.

Третье же «да» прозвучало на склоне карьеры.


И большие перемены наступили.

Что из себя представляла перестройка и какие ее были истинные цели, спорить будут еще долго, но, с моей скромной точки зрения, это была попытка сблизить системы для упрощения договоренности между ними. Цель благородная, но ни Громыко, как председатель Верховного Совета СССР, ни сам Горбачев не имели ни опыта внутриполитического, глубокого реформирования общества, ни опыта его кардинальной экономической перестройки. Финал – в какой-то момент КПСС просто потеряла управление, и страна вошла в штопор.

Андрей Громыко уже этого не увидел, уйдя в отставку в 1988 году, он умер 2 июля 1989 года, не дожив до окончательного развала государства, которому служил всю жизнь.

Оценки

Более того, он фактически и создал МИД СССР времен Хрущева-Горбачева и заложил принципы, по которым РФ ведет свою внешнюю политику и в наши дни. Как о дипломате, говорить о нем можно только в превосходной степени. А вот как о политике...
Самостоятельной фигурой он не был, его же попытка создать команду вокруг Горбачева и запустить маховик реформ привела к неконтролируемой реакции и развалу. Можно приветствовать усилия Громыко-дипломата и Громыко-человека снять угрозу войн, но Громыко-политик такого масштаба не имел права на допущенные ошибки.

В любом случае Андрей Андреевич – один из тех, кто творил историю нашей страны, и творил ее в интересах народа, так, как понимал, и так, как велел ему жизненный опыт. И, вспоминая всех глав МИДа в XX веке, трудно найти настолько эффективного специалиста, как он.