Космонавты № 0
Почему перед полетом Юрия Гагарина сержанта Нефедова закатали в гипс? Зачем трое суток болтаться в закупоренной капсуле в открытом море? И что связывало исследование Луны с… галошами? На вопросы «РГ» отвечает председатель коллектива ветеранов испытателей Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной и космической медицины (ГНИИИ АиКМ) и ЦПК им. Ю.А. Гагарина Владимир Щербинский.
Испытателям пришлось первыми примерить на себя все «прелести» космического полета. Намного раньше самих космонавтов?
Владимир Щербинский: Отряд испытателей был создан почти на восемь лет раньше, чем отряд космонавтов. Еще в октябре 1952 года вышло постановление Совета министров: «Создать специальную команду испытателей для испытания костюмов, скафандров, одежды и разработки других вопросов, связанных с обеспечением жизнедеятельности и работоспособности экипажей самолетов с большими скоростями и высотами».
Ученым и конструкторам важно было понимать, как поведет себя человеческий организм в самых экстремальных условиях. И как можно его надежно защитить. Причем не только при реактивных скоростях, но и космических. Испытатели «примеряли» на себя все суперперегрузки, гипокинезию, резкие перепады давления, запредельные температуры, вибрации и шумы, ионизирующие излучения, длительную изоляцию в сурдокамере… Проще сказать, через что они не прошли.
А как набирали в испытатели?
Владимир Щербинский: Показатель был не один, главное — отменное здоровье. В самую первую команду испытателей Института авиационной и космической медицины, у которого было еще закрытое название — п/я № 3452, вошли солдаты срочной службы. Позже, когда спектр испытаний режимов, скафандров, бортовых пайков и т.д. расширился, присоединились «нештатники» — офицеры и сотрудники самого института.
Читала, как с испытателя сержанта Сергея Павловича Нефедова лепили форму для космического скафандра «под Гагарина». Обмотали всего гипсом, даже лицо…
Владимир Щербинский: Да. Не случайно его называют «космонавтом номер ноль». Рост и вес Сергея Нефедова были точно такими же, как у будущего первого космонавта. Именно по гипсовому слепку с Нефедова сшили скафандр для Юрия Гагарина. Как рассказывал сам Сергей Павлович, это была долгая и изматывающая процедура. Перед полетом Юрия Гагарина сержант Нефедов провел в скафандре больше десяти суток в барокамере — макете корабля «Восток». Температура доходила до +80 по Цельсию! Представляете? Испытатель доказывал, что человек может выжить даже при таких условиях. В том же макете он сутками находился в позе эмбриона — сначала пять дней, потом пятнадцать, потом месяц.
Испытатели первыми входили в барокамеры, первыми надевали новые космические скафандры, первыми садились в кресло катапульты?
Владимир Щербинский: Это лишь верхушка айсберга. Что такое — первыми входили в барокамеры? Испытателей держали там по полчаса и больше без кислородной маски под давлением, соответствующим высоте пять километров. Зачем? Чтобы определить, как человек переносит кислородное голодание.Ученым важно было понимать, как поведет себя человеческий организм в самых экстремальных условиях. И как можно его надежно защитить
Испытатели 72 часа болтались в закупоренной капсуле в открытом море. Их выбрасывали в районе Воркуты в легкой одежде на 40-градусный мороз: надо было понять, какое максимально возможное время человек продержится на холоде. Один из самых жестких тестов — так называемая перепадная камера. В ней можно было за доли секунды забросить человека с уровня земной поверхности вверх на 20-30 км, а то и 40. Такой перепад высот имитировался резким скачком давления. В то же время «ударники» — кто занимался ударными перегрузками — сполна получили травм, опасных ощущений. Да и не только они.
Риск, риск и риск?..
Владимир Щербинский: «Наземные космонавты» были энтузиастами космоса и сознательно рисковали своими жизнями для того, чтобы туда нормально полетели другие.
А сами не хотели полететь?
Владимир Щербинский: Да каждый из отряда испытателей тайно мечтал об этом, проверяя себя на очередных испытаниях. Но мы были «на службе», нужны были на Земле для решения конкретных задач. И прекрасно это понимали. Ответственность зашкаливала.
Сейчас из первого отряда космонавтов в живых остался только дважды Герой Советского Союза Борис Волынов. Он рассказывал мне, как вместе с Владимиром Комаровым испытывал полетное кресло «Казбек», на котором до сих пор летают экипажи. Вот дословно: «Готовилась бетонная подушка. Потом брался сегмент корабля, на нем укладывались плиты из свинца, чтобы сымитировать вес. На эту площадку устанавливалась ферма, а на нее — сиденье. Укладывался человек. На кране вся эта конструкция поднималась на полтора-два метра. А потом — отпускалась в свободное падение. Удар — на бетонную подушку. Первое впечатление, что это конец. Все обрывалось внутри». А еще один космонавт сказал: «Я не испытатель, чтобы выдерживать такие перегрузки».
Владимир Щербинский: Как раз после тех «падений» полетного кресла на бетонку космонавтов решили больше не привлекать. Все-таки каждый должен заниматься своим делом. Первые космонавты знали всех испытателей «в лицо». «Эти ребята собою заслонили нас, и без их помощи нам было бы гораздо сложнее или вообще худо», — сказал как-то дважды Герой Советского Союза космонавт Павел Попович.
Так было во время подготовки к полету первого многоместного космического корабля «Восход», где должны были полететь трое, но уже без скафандров. Это было тоже огромным риском. А еще тот полет был первым, когда космонавты должны были приземляться непосредственно в спускаемом аппарате. Впервые были разработаны индивидуальные амортизационные ложементы-кресла. И, естественно, тоже испытаны. Наших ребят десятки раз сбрасывали с креслом-ложементом как в макете корабля «Восход», так и без, с высоты, имитируя удар при приземлении. Тот же Павел Попович во время одного подобного эксперимента сказал испытателю Вячеславу Перфилкину: «У меня аж спина заныла, когда увидел ваше падение!»
Вы ведь сами участвовали в самых разных экспериментах, в том числе связанных с советской лунной программой?
Владимир Щербинский: Да. Мне повезло. Я был привлечен к секретной программе — изучению работоспособности космонавта при полете к Луне и посадке на нее. Эксперименты проходили в 1966-1969 годах. На территории одного из подразделений устроили полигон: лунную поверхность имитировали кучи песка и гравия, посадочный модуль заменяла металлическая коробка. Сконструировали специальный безопорный стенд: он позволял изменять гравитацию от 0 до 1/6 веса человека. Именно столько, по расчетам, должно быть на Луне. На этом стенде можно было «по-лунному» прыгнуть на несколько метров в высоту, несмотря на то что вес испытателя в скафандре был под 100 кг.
Юрий Гагарин во время тренировок на невесомость в самолете Ту-104А с инструкторами и испытателями. Фото: Из архива Владимира Щербинского
В связи с секретностью и не полной завершенностью нового лунного скафандра эксперименты нужно было выполнять в скафандре «Ястреб», специально доработанном для лунной программы. Но с завода «Звезда» привезли только один экземпляр. Поэтому из испытательного отряда отобрали двоих, подходящих по росту и телосложению. Работали я и Николай Буркун. И мы обязательно к «луннику» надевали обычные галоши.
Чтобы не испачкать, пока ходишь по Земле?
Владимир Щербинский: Как ни смешно. Именно поэтому! На нас надевали пять разных одежек-оболочек, закрепляли на теле кучу регистрирующих датчиков, включая ректальные. Электроды для снятия миограммы мышц при моделировании хождения космонавта по Луне закреплялись на икрах. Каждый эксперимент длился до шести часов. Результат серьезно зависел от датчиков: места крепления даже наждаком зачищали для лучшего контакта. Представляете? Наждаком — по телу! В конце концов придумали припаивать под датчик маленькую иголочку и с ее помощью прикалывать эту нашлепку к коже. Электроды держались отлично, но боль и кровоподтеки были постоянно.Именно испытатели доказали: человек может не только приземляться в военной десантной машине, но и быть способным после этого вести бой
А что вы отрабатывали для Луны?
Владимир Щербинский: Например, ремонт космического аппарата, возможную перестыковку внешних агрегатов. К «посадочному модулю», установленному на полигоне, приварили круглый штырь с резьбой, и на него предстояло накрутить большую гайку. Подвешенный на разгрузочном стенде в безопорном состоянии, попробовал наворачивать гайку на штырь. И выяснилось, что элементарную земную операцию в безопорных условиях, близких к космическим, выполнить практически невозможно. Я вдруг стал сам вращаться вокруг штыря!
К тому же для имитации раздувания скафандра при работе в открытом космосе внутрь осуществлялся поддув. Скафандр, включая перчатки, превратился, грубо говоря, в железный. Гайка почти сразу выскользнула из руки и куда-то улетела.Как в Крыму Гагарин стал милиционером
Моделировался полет на Луну и ее облет. На третьем этапе испытаний, который длился около полугода, проводили эксперименты по отработке действий экипажа во время прилунения. В общей сложности в 1966-1968 годах испытатели из нашего отряда «прилунялись» раз пятьдесят.
Но испытатели, а это почти тысяча солдат, сержантов и офицеров, так и остались в тени «большого космоса». Так или иначе были награждены всего двадцать человек.
Почему?
Владимир Щербинский: То, чем мы занимались, долгое время было строго засекречено. А в начале 2000-х команда Института авиационной и космической медицины прекратила свое существование. Эксперименты были переданы в Институт медико-биологических проблем РАН. И практически все мои сослуживцы оказались «вычеркнуты из списков». У нас, бывших военных испытателей, до сих пор нет официального статуса «Испытатель авиационной и космической техники». Мы по-прежнему числимся механиками: так во всех документах была прописана должность штатного испытателя в отряде.
Да разве в наградах и званиях дело? То, что испытатели первыми входили в барокамеры, первыми надевали новые космические скафандры, первыми садились в кресло катапульты, отрабатывая все на Земле, не могло не сказаться на здоровье «наземных космонавтов». Опасность и риски постоянно ходили рядом. Вместе с травмами. Но никаких социальных льгот бывшие военные испытатели не имеют.
Тренировка первых шести космонавтов по «отсидке» в спускаемом аппарате «Восток». Испытатель Вячеслав Перфилкин (на переднем плане) помогает Герману Титову. Фото: Из личного архива испытателя Вячеслава Перфилкина
Хотя есть медицинский факт: у летчика организм стареет на двенадцать лет раньше, чем у обычного человека. У испытателей наверняка еще быстрее?
Владимир Щербинский: Документов предписывающих наблюдать за здоровьем бывших испытателей, нет. Поэтому после увольнения никакого медицинского контроля не было. В силу этого и точной статистики нет. Наш испытатель Борис Бычковский в своей книге сделал попытку оценить отдаленные последствия опаснейшей работы космических испытателей. И что оказалось? Не все испытатели-срочники даже увольнялись здоровыми. Некоторые доживали только до 35-40 лет, а средняя продолжительность жизни не превысила 50 лет. Те же, кто переходил этот рубеж, постоянно болели. Результат экстремальных перегрузок.
Получается, о летчиках и космонавтах, подвергающих свою жизнь постоянному риску, страна позаботилась, создав ряд правовых положений и законов, определила их статус. А испытатели остались за бортом?
Владимир Щербинский: К сожалению. Знаете, у нас служил лейтенант Георгий Анисимов. Как кинооператор он участвовал во всех первых полетах на невесомость в самолете-лаборатории ТУ-104А, фиксируя каждое движение в осваиваемой чужеродной среде. Его кадры мы видим в документальном и научном кино. Налетал в невесомости больше, чем кто-либо. И что? Ничего.
В перечне специалистов авиационного персонала экспериментальной авиации минпрома есть конкретная специальность — «бортовой кино-, фото-, видеооператор». Этот профессионал имеет определенные льготы. Наш сотрудник в самолете-лаборатории выполнял ту же самую работу, только в разы более рискованную. За год службы он мог участвовать в ста экспериментах и столько же раз подвергать свою жизнь смертельной опасности. Однако летно-испытательного статуса у него как не было, так и нет. Со всеми вытекающими последствиями.
Приведу и еще один показательный пример. В начале 1973 года в нашей стране впервые в мире было произведено десантирование с военно-транспортного Ан-12 гусеничной БМД-1 с экипажем внутри…
В нем участвовал сын легендарного Бати десантников страны — Василия Маргелова?
Владимир Щербинский: Да. Говорили, у Бати в кармане лежал именной пистолет с одним патроном — на случай аварии при десантировании. Потом такой же прыжок с самолета в боевой машине состоялся на новейшей парашютно-реактивной системе. Тоже впервые в мире, который позволил от нескольких часов до нескольких минут сократить развертывание ВДВ. Это был колоссальный риск для экипажа: никаких индивидуальных средств спасения! И абсолютно заслуженно членам экипажа было присвоено звание Героев России.Результат испытаний серьезно зависел от датчиков: места крепления даже наждаком зачищали для лучшего контакта. Наждаком — по телу!
Но ведь никто не вспомнил наших испытателей, которые перед этим — и тоже первыми в мире! — неоднократно совершали приземление в боевой машине во время отработки испытаний, подготовки и доводки уникальной системы десантирования. И тоже без каких-либо средств спасения. Именно испытатели доказали: человек может не только приземляться в военной десантной машине, но и быть способным после этого вести бой.
Когда вышел известный телесериал о десантниках, где как раз рассказывалось об отработке подобного приземления, мы с удивлением увидели: оказывается, вся подготовка отрабатывалась… на собаках. Ими художники кино вопреки исторической правде заменили испытателей-людей. А что вы хотите? Ведь в государственном классификаторе профессий такой специальности — испытатель авиационно-космической техники — просто-напросто нет. Хотя есть люди, которые отдали этому всю свою жизнь.
1961 год. После полета Гагарина испытатель Сергей Нефедов (в центре) получил орден Красной Звезды. Остальные — медали. На фото крайний слева испытатель Владимир Соловьев, справа — Владимир Дубас. Фото: Из архива Владимира Щербинского.
ТЕКСТ:Наталия Ячменникова