«Без героев истории не бывает»: писатель Андрей Рубанов — о протопопе Аввакуме, российских расстояниях и консерватизме

Публицистическая биография протопопа Аввакума Петрова «Ледяная тетрадь» вышла в финал литературной премии «Большая книга». Произведение повествует о жизни лидера старообрядцев, выступивших в XVII веке против церковной реформы патриарха Никона. В интервью RT автор биографии, писатель Андрей Рубанов объяснил, почему фигура Аввакума продолжает волновать умы людей спустя почти четыре столетия после его смерти. Также Рубанов поделился своими творческими планами и объяснил, почему в России всегда будут популярны консервативные идеи.

— Вы стали финалистом премии «Большая книга» с публицистической работой «Ледяная тетрадь». В 2019 году были победителем премии «Национальный бестселлер». Поделитесь, в чём секрет успеха ваших произведений?

— Если и есть какой-то секрет, то я его никому не скажу, иначе какой же это секрет? Шутка. Секрет успеха никому не известен. Если бы секрет успеха существовал, его бы все давно знали, и все делали бы только успешные книги и фильмы. Ответ мой такой: я много работал, и мне повезло. Мало сделать хорошую вещь, — надо чтобы она вышла вовремя. Вот, мне кажется, некоторые мои книги вышли вовремя, когда они были нужны.

— «Ледяная тетрадь» — биография протопопа Аввакума. Поделитесь, пожалуйста, что побудило вас взяться за эту книгу и почему именно фигура Аввакума и традиция старообрядчества стали центральной темой произведения? Открыли ли вы для себя какие-то новые детали жизни Аввакума?

— В 2020 году Аввакуму исполнилось 400 лет. Книга приурочена к этому юбилею. Кроме того, я просто люблю «Житие протопопа Аввакума». Это гимн стойкости и бесстрашия. Наконец, мои предки были старообрядцами, жили в глухих лесах в Нижегородской области. Поскольку я писал книгу три года и шёл по следам Аввакума, то я, конечно, некоторые детали выяснил, ранее неизвестные историкам и медиевистам.

Например, что Аввакум, скорее всего, бывал в Екатеринбурге, когда сам город ещё не основали, но уже стояли на берегах озера Шарташ скиты староверов. Широкому читателю это вряд ли важно, но для науки — как минимум любопытно. Вообще, в поиске и обнаружении факта есть наслаждение, это как охота. Есть азарт.

— Вы не раз говорили, что пишете только на основе собственного опыта. В «Ледяной тетради» много публицистики, авторских размышлений. В какой степени эти мысли являются вашими личными выводами и кто такой Дед Константин, старообрядец, о котором вы пишете в финале — собирательный литературный образ или у него есть реальный прототип?

— Дед мой Константин Васильевич был очень реальный человек, рукопись его воспоминаний лежит у меня в архиве. Дед умер давно, в 1995 году. В селе Узуново городского округа Серебряные Пруды Московской области на здании школы висит мемориальная доска в честь моего деда. Разумеется, вся публицистика в книге — моя личная, но сделана на основе изучения других книг, научных и художественных. Говорить надо, когда понимаешь, что можешь добавить что-то к уже сказанному другими.

— Как и сколько времени вы собирали материал для книги, ездили ли по историческим местам ссылок Аввакума?

— Где-то у меня получилось побывать — в Иркутске, Архангельске, куда-то я не смог добраться. Один читатель меня спросил: вот вы пишете про село Лопатищи Кстовского района Нижегородской области, а вы сами там были? Нет, не был. Каждая поездка — это целая экспедиция, надо готовиться, время находить, средства. А материал для любой книги собирается всегда, всю жизнь. Я в 1987 году на журфаке МГУ держал ответ про Аввакума на экзамене по древнерусской литературе. Вот с этого момента материал и собирался.

— В аннотации к «Ледяной тетради» сказано, что книга охватывает 400 лет истории, а в выводах говорится, что никоновские реформы, а также в целом навязывание жёсткой централизации со стороны церкви и государства были неуместны в России с её огромными расстояниями. История не терпит сослагательного наклонения, но всё же — какой была бы Россия, не будь этого курса на усиление роли государства и централизацию?

— Россия сейчас целиком стоит на централизованном государстве. Из Москвы приказали — во Владивостоке сделали.

В XVII веке реформа Никона предполагала централизацию западного образца, с мгновенным исполнением воли центра, что было ошибкой для тех условий. Как вы будете контролировать исполнителя, если до него надо полгода ехать на оленьих упряжках? Спустя 400 лет технологии позволяют оперативно контролировать исполнение. Если бы не было курса на усиление централизации, — а началось это, скажем, с Ивана Третьего, Великого, Собирателя земель, — то и России не было бы вообще. Тогда Сибирь и Тихоокеанский контур постепенно поделили бы меж собой англичане, китайцы и американцы. А нет Сибири — нет и России. Наше будущее — в Сибири, на Тихом океане, поближе к Китаю и Северной Корее, нашим главным соседям на ближайшие десятилетия. Они нас понимают. А из Лондона и Парижа мы не видим сигналов понимания.

— В других интервью вы называли себя красным патриотом, как вы относитесь к подъёму консервативных идей и настроений, который наблюдается сегодня в ряде стран? Ведь Аввакум во многом ассоциируется именно с ультраконсервативным мировоззрением — поправьте, пожалуйста, если не согласны.

— Ничего нового не сообщу, повторю слова другого человека: в молодости мы все революционеры, а к концу жизни — консерваторы. Борьба старого и нового — вечный конфликт. Если владеть диалектикой, можно видеть любой конфликт с разных сторон. С одной стороны, война — это страшно, это массовое убийство. С другой стороны, война, как любой другой конфликт, высвобождает энергию для дальнейшего развития. Так нас учит история. Россия всегда была изолирована, просто в силу своего географического расположения. Так же, как Индия или Китай. Консервативные идеи тут всегда будут живы. У других мы берём только то, что сами хотим взять. Да, Аввакум был консерватором, но его деятельность шире. Никоновская реформа во многом была профанацией, и затевалась для усиления власти самого Никона — Аввакум это разглядел.

— В биологии есть понятие естественного отбора — выживают особи, наиболее приспособленные к данным условиям среды. Можно ли перенести эту аналогию на область идей? И если Аввакум проиграл, то в силу каких факторов?

— Нет, нельзя такую аналогию проводить, в мире идей не работают законы биологии. Идеи не умирают. Идея, выраженная через личность своего провозвестника, остаётся навсегда. Она может иметь больше последователей или меньше, но никуда не пропадает.

Скажем, идеи, изложенные в Ветхом Завете, работают до сих пор. Или, возьмите идею национал-социализма — вроде бы задушили, разгромили, а нет, опять вылезает. Если Аввакум проиграл, то почему мы сейчас с вами о нём разговариваем? Кто умер за свои убеждения, тот их отстоял. А Никон — через 40 лет после его смерти Пётр вообще упразднил сан патриарха, какая же это победа?

— Тем не менее, фигуры лидеров старообрядцев — Морозовой, Аввакума как символы сопротивления машине государства веками волновали людей и продолжают интересовать сегодня. Получается, что идеи противников реформ Никона вышли далеко за пределы сообществ старообрядцев и существуют в массовом сознании до сих пор?

— Есть реформы и есть традиции. Начинается реформа — приходят сторонники традиции и говорят: стоп. Вот до этого места можно реформировать, а дальше не надо. Есть то, что можно менять, а есть то, что нельзя. Можно переделать крышу, а фундамент не трогайте. Дальше начинается конфликт, спор и он доходит до смерти, до кровавой или огненной схватки. Где точка, до которой можно реформировать, а после уже нельзя? Есть табу, архаические запреты. Есть старое, которое отмирает, а есть то, что незыблемо, то, что менять нельзя.

На этом, допустим, вся наша православная церковь держится: мы — ортодоксы, мы ничего не меняли, а католики — меняли. И доменялись до того, что сейчас в Европе церкви стоят пустые. Ну и кто оказался прав? У всякой реформы должны быть края.

— Расскажите, пожалуйста, о ваших творческих планах — как-то вы говорили, что любой период отечественной истории богат на фигуры, которые могут стать героями бестселлеров и блокбастеров. За кого вы планируете взяться после Аввакума?

— Вот вам навскидку: Николай Бурденко, главный хирург Красной Армии. Профессор Кнорозов, расшифровал письменность майя, не выходя из кабинета. Ростислав Алексеев, создатель судов на подводных крыльях и экранопланов. Космист Николай Фёдоров — фантастическая фигура. Это те герои, про которых я пытался писать книги или сценарии или хочу написать. Многие сценарии сделаны и готовы и куплены продюсерами, ждут воплощения. Другие — пока только в планах. Конкретно сейчас подписан договор на книгу про Стаса Намина, он мой товарищ, взрослый человек, сделал многое впервые. Стоял при начале русского рок-н-ролла. Знал и знает всех — от поэта Губанова и Фиделя Кастро до, можно сказать, Дональда Трампа. На этот вопрос я всегда отвечаю так: я молю Бога, чтобы дал мне время и силы сделать всё, что задумано.

— Ваша библиография состоит из книг различных жанров: современная проза, фантастика, биопанк… Что вас вдохновляет на написание книг в этих жанрах? Есть ли ещё какие-либо литературные жанры, в которых вы хотели бы поработать?

— Нет, мне хватит и того, что я уже освоил. Сейчас я в таком периоде, когда надо расширять пространство, которое уже занято. Не знаю, что вдохновляет. Пример Аввакума тоже сильно вдохновляет: я-то сижу за компьютером в приятной комнате, а он сидел в земляной тюрьме и царапал лучиной. Примеры великих всегда вдохновляют. Вы ведь помните, что история — вообще изначально не наука, а искусство воспевания подвигов героев прошлого.

Без героев истории не бывает. Своих героев надо знать и уметь воспевать их подвиги.

— Вы рассказывали, что есть и пьеса «Судьба Аввакума» о противостоянии протопопа Аввакума и патриарха Никона на Соборе — причём, она может быть поставлена как фильм или спектакль. Вам было бы интересно увидеть своё произведение на сцене?

— Интересно ли работать для театра — в общем смысле, конечно, да. В практическом смысле — я много работаю для кино, все мои усилия направлены туда. Я профессионал в кино, в театре я дилетант. Зачем разбрасываться? Пьеса про Аввакума написана в качестве эксперимента. Протопоп Аввакум — особо чтимый святой старообрядческой церкви, великомученик, поэтому книгу про него, пьесу про него он сам ведёт, не я. Как он решит с той стороны, так оно и будет.