Снаряды и броня Русско-японской войны. Уроки и выводы
0
113
Что ж, подходит к концу 2024 год. И вместе с ним завершается цикл, посвящённый снаряду и броне эпохи Русско-японской войны. Все расчёты, таблицы бронепробиваемости и дистанции поражаемости японских кораблей мною уже были представлены в предыдущих материалах. В этой же статье я поделюсь с уважаемыми читателями выводами, которые сделал лично я. Всё, что я скажу ниже, не есть истина в последней инстанции. Я не зря скрупулёзно выписывал все допущения, которые я делал в тех или иных расчётах, так что каждый может для себя решить, где я был прав, а в чём ошибался, и сделать выводы, отличные от моих.
Но к делу!
Российский императорский флот приложил значительные усилия к тому, чтобы его боевые корабли конца XIX – начала ХХ века получили самую совершенную броню и средства её поражения – высококачественные бронебойные снаряды.
Российская империя, не будучи лидером технического прогресса, приобретала (а то и добывала иными способами, на которые указывают сочетание слов «промышленный» и «шпионаж», но в основном всё же приобретала) новейшие и наиболее совершенные разработки, осваивала их производство на отечественных заводах и, получив необходимый опыт, развивала полученные технологии самостоятельно. Морское министерство своевременно отреагировало на появление брони Гарвея и воспроизвело её производство в России. В дальнейшем за рубежом технологии «гарвеизации» усовершенствовались, отчего эта броня стала куда более прочной (т. н. «двойная ковка»). В России её, по всей видимости, не делали. Однако этот недочёт был компенсирован быстрым освоением производства ещё более качественной защиты: речь, разумеется, идёт о броне Круппа.
В итоге, несмотря на то что японский флот пользовался услугами признанных лидеров военно-морского дела, из шести броненосцев 1-го класса, с которыми они вступили в войну, лишь один «Микаса» защищался крупповской бронёй (хотя нельзя исключать, что таковой хотя бы частично был защищён «Асахи»). В то же время из 7 русских эскадренных броненосцев Порт-Артурской эскадры бронёй Круппа были защищены 4 корабля – «Ретвизан», «Цесаревич», «Победа» и «Севастополь».
Такой результат достигнут благодаря энергии нашего морского руководства: оно не только требовало от иностранных поставщиков использования наилучшей брони, каковой являлась тогда крупповская, но и добилось, не считаясь с затратами, освоения производства этой брони по лицензии на отечественных промышленных мощностях. При этом нужно отметить, что качественное улучшение российской брони происходило на фоне резкого роста объёмов её производства.
К созданию высококачественных снарядов, способных пробивать самую толстую броню, в России также подошли со всей возможной ответственностью. На бронебойных снарядах не экономили, изготавливая их из высококачественной стали, а методы испытаний при приёмке снарядов в казну постоянно совершенствовались. Бронепробивающие свойства снарядов стремились повысить путём использования «макаровских колпачков», с которыми проводили множество испытаний.
Помимо бронепробивающих качеств снарядов, Российский императорский флот приложил немалые усилия по оснащению их подходящим взрывчатым веществом. Пироксилин нельзя назвать идеальным «наполнителем» бронебойного снаряда, у него были свои недостатки, но, без сомнения, среди известных на тот момент взрывчатых веществ это был неплохой, а возможно – даже и лучший выбор. Также был создан подходящий для данного типа боеприпасов взрыватель (трубка Бринка), обеспечивавший подрыв снаряда за пробитой бронёй и полностью отвечавший назначению бронебойного снаряда.
Невозможно отрицать большого прогресса Российской империи в деле совершенствования брони и снаряда в конце XIX – начале ХХ века. Но также нельзя не отметить и серьёзнейших ошибок, допущенных нашим морским министерством.
Испытания на бронепробиваемость проводились регулярно, но на проверку поражающей способности новых стальных снарядов денег не нашлось. А ведь мало пробить броню, нужно ещё нанести за ней повреждения вражескому кораблю. И уж совсем необъяснимым выглядит решение об оснащении 12-дм бронебойных снарядов бездымным порохом и трубками обр. 1894 г., в результате чего они и вовсе утратили статус бронебойных, превратившись в очень слабые полубронебойные боеприпасы.
Теоретически русские крупнокалиберные бронебойные снаряды (10-12-дм) вполне могли стать оружием победы в морских сражениях Русско-японской войны. Они способны были наносить решающие повреждения японским броненосным кораблям 1-го и 2-го боевых отрядов. Но – лишь при обязательном соблюдении двух условий:
1. Оснащение не только 10-дм, но и 12-дм бронебойных снарядов пироксилином и трубками Бринка;
2. Формирование русских эскадр из броненосцев, как минимум, не уступающих, но желательно – превосходящих в скорости корабли главных сил Объединённого флота.
Первое условие выполнено не было, русские 12-дм снаряды получили пороховую начинку и трубки обр. 1894 г. То есть взрыватели, подходящие для фугасных, в лучшем случае – полубронебойных снарядов. При этом можно смело утверждать, что никаких непреодолимых препятствий к оснащению 12-дм снарядов пироксилином и трубками Бринка не имелось – одиночные боеприпасы этого калибра пироксилином оснащались и использовались в испытаниях как минимум с 1904 г., а скорее всего – куда раньше. Можно предполагать, что отказ от пироксилинового оснащения главного оружия флота был вызван либо экономией на стоимости снарядов, либо же экономией на технологическом оборудовании, позволяющем производить пироксилиновое снаряжение к ним в промышленных масштабах.
Можно утверждать, что Российский императорский флот мог получить 12-дм снаряды с трубкой Бринка перед Русско-японской войной в достаточном количестве – это было вполне в пределах возможностей нашего Морского министерства. Но вот второе условие силами Морского министерства выполнено быть не могло никак и совершенно.
И 1-ая, и 2-ая Тихоокеанские эскадры представляли собой «сборную солянку» из современных броненосцев, проектировавшихся в расчёте на скорость 17,8-18,6 узлов, и относительно старых кораблей, чьим пределом на сдаточных испытаниях был ход в 16-17 уз. Никакими ухищрениями, перетасовками выделенных морскому министерству бюджетов невозможно было собрать на Дальнем Востоке к началу Русско-японской войны «18-узловой» эскадры достаточной численности, чтобы она могла с шансами на успех дать генеральное сражение 6 первоклассным броненосцам и 6 броненосным крейсерам Объединённого флота. И точно так же невозможно было обеспечить такими кораблями идущую на выручку Порт-Артуру 2-ую Тихоокеанскую эскадру.
Но даже если предположить, что Российской империи удалось какое-то альтернативно-историческое чудо, так что к началу войны в Порт-Артуре присутствовали бы «Пересвет», «Ослябя», «Победа», «Ретвизан», «Цесаревич» и дополнительно три или даже четыре корабля типа «Бородино», это всё равно не дало бы нам эскадры, равной по скорости японцам. Последние, планируя войну, провели необходимые ремонты на броненосцах и броненосных крейсерах главных сил, с тем чтобы воевать «на пике формы». Наши же корабли, только что совершившие переход через полмира, и базирующиеся на откровенно слабые в части судоремонтных мощностей Порт-Артур и Владивосток, едва ли находились бы в техническом состоянии, позволяющем сравняться с Объединённым флотом в эскадренной скорости.
Иными словами, для того чтобы добиться не превосходства даже, но хотя бы примерного равенства эскадренной скорости с японской эскадрой, Российский императорский флот должен был получать совершенно иное и намного большее финансирование, чем то, которым он располагал в реальности. Следовало не только обеспечить наличие на Дальнем востоке мощной эскадры быстроходных броненосцев, но и вывести судоремонтные мощности Порт-Артура и Владивостока на качественно иной уровень в сравнении с тем, чем располагала Россия в 1904-1905 гг.
Мне остаётся лишь констатировать, что в реалиях Российской империи конца XIX-го – начала XX века подобное было совершенно невозможно. Соответственно, наше отставание в скорости было предопределено. Компенсировать его могли только японцы, в том случае, если бы они сами стремились вести решительный бой на дистанции 15 кабельтов и менее. Но они вовсе не стремились к такому.
А это означает, что наши бронебойные снаряды, вне зависимости от того, были они снаряжены пироксилином или нет, не могли решить исход русско-японского противостояния на море.
Безусловно, были случаи, когда русские и японские корабли сходились или же могли сойтись на дистанции 20 кабельтов и менее. Но такие сближения были кратковременными. Как уже неоднократно говорилось ранее, для реализации бронебойных снарядов нужно было не просто сблизиться с японскими кораблями, но удерживать их в нужной позиции длительное, измеряемое десятками минут время. Это обусловлено тем, что даже на 15 кабельтов практически невозможно было прицельно нанести решающие повреждения неприятелю. Для этого следовало наводить орудия в цитадель, барбет или башню и стрелять, пока теория вероятности не даст «добро» на поражение нужной части вражеского корабля.
Мог ли Российский императорский флот добиться победы, не имея преимущества в эскадренной скорости над японцами? Ответ – да, вполне мог. Но для этого требовались не высококачественные бронебойные снаряды, а:
1. Отсутствие экономии на фугасных снарядах. Если бы Российская империя изыскала средства на качественную сталь для них, флот мог получить очень мощные фугасы всех калибров, в целом аналогичные снарядам обр. 1907 г. Так, например, создание 12-дм снаряда, содержащего 20-22 кг влажного пироксилина и оснащённого чувствительным взрывателем, российской промышленности было вполне по силам. Но его цена приближалась бы к бронебойному.
2. Проведение испытания фугасных снарядов «правильного образца» на корабельных конструкциях, что показало бы высокие разрушительные свойства таких боеприпасов.
3. Осознание важности умения поражать противника на дистанции в 30 кбт и более, и принятие мер, из этого осознания вытекающих:
- Обеспечение флота иностранными оптическими прицелами (пока свои не научатся производить) и дальномерами;
- Переход к систематическому обучению артиллеристов стрельбе на дистанции 30 кабельтов и далее не позднее 1902 г.
И было б совсем замечательно также снабдить наши фугасные снаряды бронепробивающими наконечниками, что ещё сильнее приблизило их к снарядам обр. 1907 г.
При таком развитии событий Российский императорский флот получил бы материальную часть и определённые навыки стрельбы на дальние дистанции, а также фугасные снаряды, которые по комплексному воздействию на врага однозначно превзошли бы японские. За исключением разве что наблюдаемости – взрыв пироксилина малозаметен, но зато такие снаряды сохранили бы способность пробивать броню в половину своего калибра толщиной. И пусть нашим комендорам не удалось бы продемонстрировать ту же точность, что показывали их японские «коллеги», но мощь крупнокалиберных фугасных снарядов вполне могла склонить чашу весов в нашу пользу.
Могло ли морское министерство Российской империи пойти по этому пути? Увы – нет. У него просто не было средств для этого. В условиях, когда на оснащение кораблей флота вторым комплектом снарядов требовалось 22,6 млн руб. (письмо за подписью вице-адмирала Авелана от 19 июля 1900 года, адресованное министру финансов С. Ю. Витте), а выделено было лишь 1,3 млн рублей в 1900 году и 1,8 млн рублей – в 1903 году, добиваться массового оснащения флота высококачественными фугасными снарядами, оптическими прицелами, интенсифицировать обучение комендоров и т. д., и т. п. не имелось ни малейшей возможности.
Ни в какой мере не претендуя на истину в последней инстанции, рискну выдвинуть следующие тезисы:
1. Нанесение решающих повреждений неприятелю бронебойными снарядами в годы Русско-японской войны было возможно лишь в ходе длительного огневого боя на дистанции порядка 15 кабельтов и менее.
2. Российский императорский флот не имел оснований считать, что сражения Русско-японской войны будут протекать на дистанции более 20 кабельтов и делал ставку на бронебойные снаряды, в силу вынужденной экономии финансируя снабжение фугасными снарядами по остаточному принципу.
3. Ставка японцев на бой на дистанциях в 30 кабельтов и более не была прогнозируема, так как сделана на основании совершенно ошибочных предпосылок. В итоге японцам сопутствовал успех, но достигнут он был не так, как они этого ожидали.
4. В ходе Русско-японской войны Российский императорский флот не имел возможности реализовать бронебойные снаряды, так как не мог сформировать эскадру, одновременно обладающую достаточной силой для разгрома главных сил японского флота и скоростью, не уступающей 1-му боевому отряду Х. Того.
5. Превосходство японцев в эскадренной скорости вместе с увеличением дистанции артиллерийского боя ставило Российский императорский флот в заведомо проигрышное положение, так как в этих условиях его основное оружие на могло быть применено.
6. До начала Русско-японской войны меньшая эскадренная скорость наших соединений не могла восприниматься как решающий недостаток, обесценивающий бронебойные снаряды. Логично было предполагать, что, несмотря на превосходство в скорости, японцы будут стремиться сблизиться с нашими броненосцами для реализации своих бронебойных снарядов, а значит, попадут в зону досягаемости наших боеприпасов того же назначения.
7. Оснащение 12-дм бронебойных снарядов бездымным порохом и трубками обр. 1894 г. вместо трубок Бринка и пироксилина не сыграло значимой роли. Русские корабли не могли эффективно применять бронебойные снаряды вне зависимости от типа используемого взрывчатого вещества и взрывателей.
8. Основным оружием нашего флота в Русско-японской войне стали фугасные снаряды, которые до войны рассматривались как вспомогательные и которые оказались значительно худшего качества, чем могли быть. Виной тому – экономия.
9. Невзирая на меньшую эскадренную скорость, Российский императорский флот всё же мог бы добиться победы, но для этого требовалась материальная часть (оптические прицелы, высококачественные фугасные снаряды и т. д.), которой у него не было – опять же, в результате экономии.
Как известно, у победы много отцов, а поражение всегда сирота. Разумеется, проигрыш войны на море в 1904-1905 гг. состоялся по множеству причин, и не все сводилось к материальной части.
Но, в силу названных выше причин, по моему мнению, Российский императорский флот в своей материальной части действительно сильно уступал японскому Объединённому флоту, а «снарядный» вопрос» стал одной из ключевых причин нашего поражения на море в 1904-1905 гг. Причём влияние «снарядного вопроса» вкупе с недостаточной скоростью наших эскадр я оцениваю настолько высоко, что его, опять же, по моему мнению, невозможно было компенсировать сколь угодно хорошим командованием 1-ой или 2-ой Тихоокеанскими эскадрами.
Поражение в войне на море 1904-1905 гг. преподало руководству Российской империи множество уроков. Но я рискну выделить два из них, которые считаю важнейшими.
Урок 1: недопустимость экономии на основном оружии флота. Отказ от дорогих фугасных снарядов, затягивание оснащения боевых кораблей оптическими прицелами, экономия на учениях могли показаться допустимыми для флота, готовившегося сражаться на дистанциях в 15 кабельтов и менее. Но вооружённые силы вообще и флот в частности должны быть готовы к любому варианту развития событий, в том числе и такому, при котором довоенные стратагемы окажутся ложными. Они таковыми и оказались, но к такому развитию событий флот не был готов совершенно.
Даже оставляя в стороне вопросы стратегии, нельзя экономить на шансах нанесения ущерба неприятелю. Если есть возможность нанести потери врагу на большой дистанции – надо было учиться стрелять на большие дистанции, хотя бы это не давало шансов нанести решающие повреждения. Разумеется, следовало иметь и соответствующую матчасть, чтобы уметь поражать противника на больших дистанциях настолько эффективно, насколько это возможно.
Урок 2: при подготовке вооружённых сил к войне следует ставить достижимые цели. После неудачной для нас Русско-японской войны очень много критики было высказано в адрес морского министерства. Это, конечно, правильно, поскольку генерал-адмирал и управляемое им ведомство в процессе подготовки к войне действительно допустили много ошибок.
Но весь вопрос в том, что на те средства, которые отпускались на строительство и содержание Российского императорского флота, принципиально иного результата ожидать было невозможно. Пока наш флот был сравнительно невелик, бюджет морского министерства ещё мог обеспечивать его функционирование по макаровскому принципу «в море – значит дома!». Однако задачи, которые вменялись флоту, поставило руководство морского министерства перед дилеммами, которые оно в принципе не могло разрешить в рамках выделяемых ему бюджетов.
Политика требовала обеспечить равноценный японскому флот на Дальнем востоке, но такое требование могло быть исполнено лишь при резком, взрывном увеличении численности эскадренных броненосцев, бронепалубных крейсеров и всех прочих классов боевых кораблей. Даже и на это у Российской империи не хватало денег: несмотря на абсолютно здравое и оказавшееся пророческим требование адмиралов собрать флот требуемой численности, в 1903 г. по настоянию министра финансов кораблестроительные программы были растянуты до 1905 г.
Нехватка бюджетов привела к тому, что кораблестроительные программы оказались не вровень с угрозой, которой требовалось противостоять. Но даже и так средств на подготовку создаваемых флотов всё равно не хватало. О какой интенсификации боевой подготовки могла идти речь, если пришлось прибегать к такой вопиющей мере, как выведение боевых кораблей в резерв? Когда корабли действующего флота на несколько месяцев ставили на прикол ради экономии?
Как можно требовать от морского министерства озаботиться высококачественными и дорогими фугасными снарядами, когда оно на второй комплект боеприпасов денег выпросить не могло?
На мой взгляд, основополагающая проблема Российского императорского флота заключалась в том, что бюджет морского министерства, как его ни крути, оставался «тришкиным кафтаном». По состоянию на 1895 г. для подготовки к войне требовалось:
1. Резко увеличить численность флота.
2. Создать и получить на вооружение самую качественную материальную часть – снаряды, прицелы и т. д.
3. Интенсифицировать подготовку экипажей.
Но денег-то на это выделялось заведомо мало! Пытались строить кораблей побольше, мирясь с экономией на снарядах и учениях, но всё равно получили недостаточно. С учётом того, что «Пересвет» и «Победу» всё же следовало рассматривать скорее как броненосные крейсера, нежели эскадренные броненосцы, Эскадра Тихого океана на начало войны уступала японскому флоту по всем классам боевых кораблей. Ну а если бы сосредоточились на снарядах и учениях – пришлось бы сократить и без того недостаточную численность сосредоточенных во Владивостоке и Порт-Артуре броненосцев, крейсеров, миноносцев...
В силу вышесказанного может показаться, что корневую причину проигрыша Русско-японской войны на море следует искать не в морском министерстве, а в министерстве финансовом. Но и такое суждение, на мой взгляд, будет справедливым лишь отчасти. Как ни крути, но С. Ю. Витте не от хорошей жизни стремился урезать требования флота: бюджет Российской империи, в сущности, был тем же «тришкиным кафтаном», что и бюджет морского министерства, и на все потребности Империи его банально не хватало… Мы говорим о нехватках флота, но ведь и сухопутные силы не получали требуемого финансирования.
Поэтому истинной и ключевой причиной проигрыша Русско-японской войны на море, по моему скромному мнению, следует считать несоответствие экономики Российской империи тем политическим задачам, которые она перед собой ставила.
Конец.
В силу вышесказанного, заявление Дмитрия Пескова о том, что сегодняшнее руководство РФ стремится к тому, чтобы «страна скорее напоминала, я бы так сказал, с точки зрения исторических аналогий скорее Россию конца XIX века» выглядит, на мой непросвещённый взгляд, слегка двусмысленно.
«Это одно из самых прекрасных времен, со всякими большими социальными катаклизмами, сложностями и всем остальным, но это время, когда уже, что называется, крепостное право отменилось, когда у нас золотой век литературы, когда стремительно растущая экономика, когда рубль сильный, когда мы конкурентоспособны в мире, когда у нас сильная наука, когда есть чем гордиться. Это действительно хороший образ» (Д. Песков).
Могу лишь предположить, что преемственность воззрений власть предержащих уже соблюдена: вполне вероятно, что самодержец всея Руси Николай II, ввязываясь в «маленькую и победоносную» войну на Дальнем востоке, что-то такое про Российскую империю и думал…
В завершение своего цикла хочу представить уважаемому читателю краткую выжимку предыдущих материалов в части прочности разных видов брони, возможностей бронепробивающих наконечников тех лет и дистанций поражения японских кораблей отечественными бронебойными снарядами. Последние я опять немного пересчитал, а дело тут вот в чём.
Профессор Л. Г. Гончаров в своём труде «Курс морской тактики. Артиллерия и броня» рекомендует использовать классическую формулу де Марра для расчётов стойкости цементированной брони толщиной свыше 75 мм:
А для нецементированной брони толщиной менее 75 мм он предлагает иную формулу:
При этом стойкость нецементированной брони менее 75 мм оценивается им крайне низко, её «К» составляет всего 1100. Именно по данной формуле я считал стойкость скосов и оконечностей японских кораблей, в том числе и тогда, когда их толщина превышала 75 мм.
Но, поразмыслив, я пришёл к выводу, что если в случае со скосами (а они, хотя и имели толщину 50,8-114 мм, делались из нескольких листов стали с добавлением максимум одного листа брони) использование данной формулы обосновано, то оконечности я «унизил» совершенно зря – всё же сталеникелевая броня тех лет могла иметь «К» = 1500. Поэтому я пересчитал стойкость оконечностей по классической формуле де Марра с «К» = 1500. Разумеется, для снарядов калибром 10-12 дм ничего не поменялось, такую броню они пробивали на любой дистанции, но вот меньшие калибры – уже нет.
«Микаса» (броня Круппа, «К» = 2275):
«Асахи», «Сикисима», «Хатсусе» (броня «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
«Фудзи», «Ясима» (предположительно – броня «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
«Якумо» (предположительно – броня Круппа «К» = 2275):
«Идзумо», «Адзума», «Асама», «Токива» (броня «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
«Ниссин», «Касуга» (броня Терни, предположительно – соответствовала «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
Для 120-мм снарядов и 127-мм брони – до 27 % по крупповской броне производства Ижорского завода;
Для 120-мм снарядов и 171,45 мм брони – до 12,7 % по крупповской броне производства Ижорского завода;
Для высококачественных 152-мм снарядов и 171,45-254-мм брони – примерно 17 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 254-мм снарядов и 171,45-254-мм брони – примерно 17 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 203-мм снарядов и 305-мм брони – не менее чем 7,3 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 254-мм снарядов и 305-мм брони – порядка 9 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 305-мм снарядов и 305-мм брони – 9-12 % по крупповской броне производства Обуховского завода.
Расчётные таблицы бронепробиваемости для орудий российских кораблей, участвовавших в Русско-японской войне:
Спасибо за внимание!
Но к делу!
Об эволюции снаряда и брони в Российской империи
Российский императорский флот приложил значительные усилия к тому, чтобы его боевые корабли конца XIX – начала ХХ века получили самую совершенную броню и средства её поражения – высококачественные бронебойные снаряды.
Российская империя, не будучи лидером технического прогресса, приобретала (а то и добывала иными способами, на которые указывают сочетание слов «промышленный» и «шпионаж», но в основном всё же приобретала) новейшие и наиболее совершенные разработки, осваивала их производство на отечественных заводах и, получив необходимый опыт, развивала полученные технологии самостоятельно. Морское министерство своевременно отреагировало на появление брони Гарвея и воспроизвело её производство в России. В дальнейшем за рубежом технологии «гарвеизации» усовершенствовались, отчего эта броня стала куда более прочной (т. н. «двойная ковка»). В России её, по всей видимости, не делали. Однако этот недочёт был компенсирован быстрым освоением производства ещё более качественной защиты: речь, разумеется, идёт о броне Круппа.
В итоге, несмотря на то что японский флот пользовался услугами признанных лидеров военно-морского дела, из шести броненосцев 1-го класса, с которыми они вступили в войну, лишь один «Микаса» защищался крупповской бронёй (хотя нельзя исключать, что таковой хотя бы частично был защищён «Асахи»). В то же время из 7 русских эскадренных броненосцев Порт-Артурской эскадры бронёй Круппа были защищены 4 корабля – «Ретвизан», «Цесаревич», «Победа» и «Севастополь».
Такой результат достигнут благодаря энергии нашего морского руководства: оно не только требовало от иностранных поставщиков использования наилучшей брони, каковой являлась тогда крупповская, но и добилось, не считаясь с затратами, освоения производства этой брони по лицензии на отечественных промышленных мощностях. При этом нужно отметить, что качественное улучшение российской брони происходило на фоне резкого роста объёмов её производства.
К созданию высококачественных снарядов, способных пробивать самую толстую броню, в России также подошли со всей возможной ответственностью. На бронебойных снарядах не экономили, изготавливая их из высококачественной стали, а методы испытаний при приёмке снарядов в казну постоянно совершенствовались. Бронепробивающие свойства снарядов стремились повысить путём использования «макаровских колпачков», с которыми проводили множество испытаний.
Помимо бронепробивающих качеств снарядов, Российский императорский флот приложил немалые усилия по оснащению их подходящим взрывчатым веществом. Пироксилин нельзя назвать идеальным «наполнителем» бронебойного снаряда, у него были свои недостатки, но, без сомнения, среди известных на тот момент взрывчатых веществ это был неплохой, а возможно – даже и лучший выбор. Также был создан подходящий для данного типа боеприпасов взрыватель (трубка Бринка), обеспечивавший подрыв снаряда за пробитой бронёй и полностью отвечавший назначению бронебойного снаряда.
Невозможно отрицать большого прогресса Российской империи в деле совершенствования брони и снаряда в конце XIX – начале ХХ века. Но также нельзя не отметить и серьёзнейших ошибок, допущенных нашим морским министерством.
Испытания на бронепробиваемость проводились регулярно, но на проверку поражающей способности новых стальных снарядов денег не нашлось. А ведь мало пробить броню, нужно ещё нанести за ней повреждения вражескому кораблю. И уж совсем необъяснимым выглядит решение об оснащении 12-дм бронебойных снарядов бездымным порохом и трубками обр. 1894 г., в результате чего они и вовсе утратили статус бронебойных, превратившись в очень слабые полубронебойные боеприпасы.
Условия успеха бронебойных снарядов Российского императорского флота
Теоретически русские крупнокалиберные бронебойные снаряды (10-12-дм) вполне могли стать оружием победы в морских сражениях Русско-японской войны. Они способны были наносить решающие повреждения японским броненосным кораблям 1-го и 2-го боевых отрядов. Но – лишь при обязательном соблюдении двух условий:
1. Оснащение не только 10-дм, но и 12-дм бронебойных снарядов пироксилином и трубками Бринка;
2. Формирование русских эскадр из броненосцев, как минимум, не уступающих, но желательно – превосходящих в скорости корабли главных сил Объединённого флота.
Первое условие выполнено не было, русские 12-дм снаряды получили пороховую начинку и трубки обр. 1894 г. То есть взрыватели, подходящие для фугасных, в лучшем случае – полубронебойных снарядов. При этом можно смело утверждать, что никаких непреодолимых препятствий к оснащению 12-дм снарядов пироксилином и трубками Бринка не имелось – одиночные боеприпасы этого калибра пироксилином оснащались и использовались в испытаниях как минимум с 1904 г., а скорее всего – куда раньше. Можно предполагать, что отказ от пироксилинового оснащения главного оружия флота был вызван либо экономией на стоимости снарядов, либо же экономией на технологическом оборудовании, позволяющем производить пироксилиновое снаряжение к ним в промышленных масштабах.
Можно утверждать, что Российский императорский флот мог получить 12-дм снаряды с трубкой Бринка перед Русско-японской войной в достаточном количестве – это было вполне в пределах возможностей нашего Морского министерства. Но вот второе условие силами Морского министерства выполнено быть не могло никак и совершенно.
И 1-ая, и 2-ая Тихоокеанские эскадры представляли собой «сборную солянку» из современных броненосцев, проектировавшихся в расчёте на скорость 17,8-18,6 узлов, и относительно старых кораблей, чьим пределом на сдаточных испытаниях был ход в 16-17 уз. Никакими ухищрениями, перетасовками выделенных морскому министерству бюджетов невозможно было собрать на Дальнем Востоке к началу Русско-японской войны «18-узловой» эскадры достаточной численности, чтобы она могла с шансами на успех дать генеральное сражение 6 первоклассным броненосцам и 6 броненосным крейсерам Объединённого флота. И точно так же невозможно было обеспечить такими кораблями идущую на выручку Порт-Артуру 2-ую Тихоокеанскую эскадру.
Но даже если предположить, что Российской империи удалось какое-то альтернативно-историческое чудо, так что к началу войны в Порт-Артуре присутствовали бы «Пересвет», «Ослябя», «Победа», «Ретвизан», «Цесаревич» и дополнительно три или даже четыре корабля типа «Бородино», это всё равно не дало бы нам эскадры, равной по скорости японцам. Последние, планируя войну, провели необходимые ремонты на броненосцах и броненосных крейсерах главных сил, с тем чтобы воевать «на пике формы». Наши же корабли, только что совершившие переход через полмира, и базирующиеся на откровенно слабые в части судоремонтных мощностей Порт-Артур и Владивосток, едва ли находились бы в техническом состоянии, позволяющем сравняться с Объединённым флотом в эскадренной скорости.
Иными словами, для того чтобы добиться не превосходства даже, но хотя бы примерного равенства эскадренной скорости с японской эскадрой, Российский императорский флот должен был получать совершенно иное и намного большее финансирование, чем то, которым он располагал в реальности. Следовало не только обеспечить наличие на Дальнем востоке мощной эскадры быстроходных броненосцев, но и вывести судоремонтные мощности Порт-Артура и Владивостока на качественно иной уровень в сравнении с тем, чем располагала Россия в 1904-1905 гг.
Мне остаётся лишь констатировать, что в реалиях Российской империи конца XIX-го – начала XX века подобное было совершенно невозможно. Соответственно, наше отставание в скорости было предопределено. Компенсировать его могли только японцы, в том случае, если бы они сами стремились вести решительный бой на дистанции 15 кабельтов и менее. Но они вовсе не стремились к такому.
А это означает, что наши бронебойные снаряды, вне зависимости от того, были они снаряжены пироксилином или нет, не могли решить исход русско-японского противостояния на море.
Безусловно, были случаи, когда русские и японские корабли сходились или же могли сойтись на дистанции 20 кабельтов и менее. Но такие сближения были кратковременными. Как уже неоднократно говорилось ранее, для реализации бронебойных снарядов нужно было не просто сблизиться с японскими кораблями, но удерживать их в нужной позиции длительное, измеряемое десятками минут время. Это обусловлено тем, что даже на 15 кабельтов практически невозможно было прицельно нанести решающие повреждения неприятелю. Для этого следовало наводить орудия в цитадель, барбет или башню и стрелять, пока теория вероятности не даст «добро» на поражение нужной части вражеского корабля.
Если не бронебойный, то кто же?
Мог ли Российский императорский флот добиться победы, не имея преимущества в эскадренной скорости над японцами? Ответ – да, вполне мог. Но для этого требовались не высококачественные бронебойные снаряды, а:
1. Отсутствие экономии на фугасных снарядах. Если бы Российская империя изыскала средства на качественную сталь для них, флот мог получить очень мощные фугасы всех калибров, в целом аналогичные снарядам обр. 1907 г. Так, например, создание 12-дм снаряда, содержащего 20-22 кг влажного пироксилина и оснащённого чувствительным взрывателем, российской промышленности было вполне по силам. Но его цена приближалась бы к бронебойному.
2. Проведение испытания фугасных снарядов «правильного образца» на корабельных конструкциях, что показало бы высокие разрушительные свойства таких боеприпасов.
3. Осознание важности умения поражать противника на дистанции в 30 кбт и более, и принятие мер, из этого осознания вытекающих:
- Обеспечение флота иностранными оптическими прицелами (пока свои не научатся производить) и дальномерами;
- Переход к систематическому обучению артиллеристов стрельбе на дистанции 30 кабельтов и далее не позднее 1902 г.
И было б совсем замечательно также снабдить наши фугасные снаряды бронепробивающими наконечниками, что ещё сильнее приблизило их к снарядам обр. 1907 г.
При таком развитии событий Российский императорский флот получил бы материальную часть и определённые навыки стрельбы на дальние дистанции, а также фугасные снаряды, которые по комплексному воздействию на врага однозначно превзошли бы японские. За исключением разве что наблюдаемости – взрыв пироксилина малозаметен, но зато такие снаряды сохранили бы способность пробивать броню в половину своего калибра толщиной. И пусть нашим комендорам не удалось бы продемонстрировать ту же точность, что показывали их японские «коллеги», но мощь крупнокалиберных фугасных снарядов вполне могла склонить чашу весов в нашу пользу.
Могло ли морское министерство Российской империи пойти по этому пути? Увы – нет. У него просто не было средств для этого. В условиях, когда на оснащение кораблей флота вторым комплектом снарядов требовалось 22,6 млн руб. (письмо за подписью вице-адмирала Авелана от 19 июля 1900 года, адресованное министру финансов С. Ю. Витте), а выделено было лишь 1,3 млн рублей в 1900 году и 1,8 млн рублей – в 1903 году, добиваться массового оснащения флота высококачественными фугасными снарядами, оптическими прицелами, интенсифицировать обучение комендоров и т. д., и т. п. не имелось ни малейшей возможности.
Выводы
Ни в какой мере не претендуя на истину в последней инстанции, рискну выдвинуть следующие тезисы:
1. Нанесение решающих повреждений неприятелю бронебойными снарядами в годы Русско-японской войны было возможно лишь в ходе длительного огневого боя на дистанции порядка 15 кабельтов и менее.
2. Российский императорский флот не имел оснований считать, что сражения Русско-японской войны будут протекать на дистанции более 20 кабельтов и делал ставку на бронебойные снаряды, в силу вынужденной экономии финансируя снабжение фугасными снарядами по остаточному принципу.
3. Ставка японцев на бой на дистанциях в 30 кабельтов и более не была прогнозируема, так как сделана на основании совершенно ошибочных предпосылок. В итоге японцам сопутствовал успех, но достигнут он был не так, как они этого ожидали.
4. В ходе Русско-японской войны Российский императорский флот не имел возможности реализовать бронебойные снаряды, так как не мог сформировать эскадру, одновременно обладающую достаточной силой для разгрома главных сил японского флота и скоростью, не уступающей 1-му боевому отряду Х. Того.
5. Превосходство японцев в эскадренной скорости вместе с увеличением дистанции артиллерийского боя ставило Российский императорский флот в заведомо проигрышное положение, так как в этих условиях его основное оружие на могло быть применено.
6. До начала Русско-японской войны меньшая эскадренная скорость наших соединений не могла восприниматься как решающий недостаток, обесценивающий бронебойные снаряды. Логично было предполагать, что, несмотря на превосходство в скорости, японцы будут стремиться сблизиться с нашими броненосцами для реализации своих бронебойных снарядов, а значит, попадут в зону досягаемости наших боеприпасов того же назначения.
7. Оснащение 12-дм бронебойных снарядов бездымным порохом и трубками обр. 1894 г. вместо трубок Бринка и пироксилина не сыграло значимой роли. Русские корабли не могли эффективно применять бронебойные снаряды вне зависимости от типа используемого взрывчатого вещества и взрывателей.
8. Основным оружием нашего флота в Русско-японской войне стали фугасные снаряды, которые до войны рассматривались как вспомогательные и которые оказались значительно худшего качества, чем могли быть. Виной тому – экономия.
9. Невзирая на меньшую эскадренную скорость, Российский императорский флот всё же мог бы добиться победы, но для этого требовалась материальная часть (оптические прицелы, высококачественные фугасные снаряды и т. д.), которой у него не было – опять же, в результате экономии.
Как известно, у победы много отцов, а поражение всегда сирота. Разумеется, проигрыш войны на море в 1904-1905 гг. состоялся по множеству причин, и не все сводилось к материальной части.
Но, в силу названных выше причин, по моему мнению, Российский императорский флот в своей материальной части действительно сильно уступал японскому Объединённому флоту, а «снарядный» вопрос» стал одной из ключевых причин нашего поражения на море в 1904-1905 гг. Причём влияние «снарядного вопроса» вкупе с недостаточной скоростью наших эскадр я оцениваю настолько высоко, что его, опять же, по моему мнению, невозможно было компенсировать сколь угодно хорошим командованием 1-ой или 2-ой Тихоокеанскими эскадрами.
Уроки Русско-японской войны
Поражение в войне на море 1904-1905 гг. преподало руководству Российской империи множество уроков. Но я рискну выделить два из них, которые считаю важнейшими.
Урок 1: недопустимость экономии на основном оружии флота. Отказ от дорогих фугасных снарядов, затягивание оснащения боевых кораблей оптическими прицелами, экономия на учениях могли показаться допустимыми для флота, готовившегося сражаться на дистанциях в 15 кабельтов и менее. Но вооружённые силы вообще и флот в частности должны быть готовы к любому варианту развития событий, в том числе и такому, при котором довоенные стратагемы окажутся ложными. Они таковыми и оказались, но к такому развитию событий флот не был готов совершенно.
Даже оставляя в стороне вопросы стратегии, нельзя экономить на шансах нанесения ущерба неприятелю. Если есть возможность нанести потери врагу на большой дистанции – надо было учиться стрелять на большие дистанции, хотя бы это не давало шансов нанести решающие повреждения. Разумеется, следовало иметь и соответствующую матчасть, чтобы уметь поражать противника на больших дистанциях настолько эффективно, насколько это возможно.
Урок 2: при подготовке вооружённых сил к войне следует ставить достижимые цели. После неудачной для нас Русско-японской войны очень много критики было высказано в адрес морского министерства. Это, конечно, правильно, поскольку генерал-адмирал и управляемое им ведомство в процессе подготовки к войне действительно допустили много ошибок.
Но весь вопрос в том, что на те средства, которые отпускались на строительство и содержание Российского императорского флота, принципиально иного результата ожидать было невозможно. Пока наш флот был сравнительно невелик, бюджет морского министерства ещё мог обеспечивать его функционирование по макаровскому принципу «в море – значит дома!». Однако задачи, которые вменялись флоту, поставило руководство морского министерства перед дилеммами, которые оно в принципе не могло разрешить в рамках выделяемых ему бюджетов.
Политика требовала обеспечить равноценный японскому флот на Дальнем востоке, но такое требование могло быть исполнено лишь при резком, взрывном увеличении численности эскадренных броненосцев, бронепалубных крейсеров и всех прочих классов боевых кораблей. Даже и на это у Российской империи не хватало денег: несмотря на абсолютно здравое и оказавшееся пророческим требование адмиралов собрать флот требуемой численности, в 1903 г. по настоянию министра финансов кораблестроительные программы были растянуты до 1905 г.
Нехватка бюджетов привела к тому, что кораблестроительные программы оказались не вровень с угрозой, которой требовалось противостоять. Но даже и так средств на подготовку создаваемых флотов всё равно не хватало. О какой интенсификации боевой подготовки могла идти речь, если пришлось прибегать к такой вопиющей мере, как выведение боевых кораблей в резерв? Когда корабли действующего флота на несколько месяцев ставили на прикол ради экономии?
Как можно требовать от морского министерства озаботиться высококачественными и дорогими фугасными снарядами, когда оно на второй комплект боеприпасов денег выпросить не могло?
На мой взгляд, основополагающая проблема Российского императорского флота заключалась в том, что бюджет морского министерства, как его ни крути, оставался «тришкиным кафтаном». По состоянию на 1895 г. для подготовки к войне требовалось:
1. Резко увеличить численность флота.
2. Создать и получить на вооружение самую качественную материальную часть – снаряды, прицелы и т. д.
3. Интенсифицировать подготовку экипажей.
Но денег-то на это выделялось заведомо мало! Пытались строить кораблей побольше, мирясь с экономией на снарядах и учениях, но всё равно получили недостаточно. С учётом того, что «Пересвет» и «Победу» всё же следовало рассматривать скорее как броненосные крейсера, нежели эскадренные броненосцы, Эскадра Тихого океана на начало войны уступала японскому флоту по всем классам боевых кораблей. Ну а если бы сосредоточились на снарядах и учениях – пришлось бы сократить и без того недостаточную численность сосредоточенных во Владивостоке и Порт-Артуре броненосцев, крейсеров, миноносцев...
В силу вышесказанного может показаться, что корневую причину проигрыша Русско-японской войны на море следует искать не в морском министерстве, а в министерстве финансовом. Но и такое суждение, на мой взгляд, будет справедливым лишь отчасти. Как ни крути, но С. Ю. Витте не от хорошей жизни стремился урезать требования флота: бюджет Российской империи, в сущности, был тем же «тришкиным кафтаном», что и бюджет морского министерства, и на все потребности Империи его банально не хватало… Мы говорим о нехватках флота, но ведь и сухопутные силы не получали требуемого финансирования.
Поэтому истинной и ключевой причиной проигрыша Русско-японской войны на море, по моему скромному мнению, следует считать несоответствие экономики Российской империи тем политическим задачам, которые она перед собой ставила.
Конец.
P.S.
В силу вышесказанного, заявление Дмитрия Пескова о том, что сегодняшнее руководство РФ стремится к тому, чтобы «страна скорее напоминала, я бы так сказал, с точки зрения исторических аналогий скорее Россию конца XIX века» выглядит, на мой непросвещённый взгляд, слегка двусмысленно.
«Это одно из самых прекрасных времен, со всякими большими социальными катаклизмами, сложностями и всем остальным, но это время, когда уже, что называется, крепостное право отменилось, когда у нас золотой век литературы, когда стремительно растущая экономика, когда рубль сильный, когда мы конкурентоспособны в мире, когда у нас сильная наука, когда есть чем гордиться. Это действительно хороший образ» (Д. Песков).
Могу лишь предположить, что преемственность воззрений власть предержащих уже соблюдена: вполне вероятно, что самодержец всея Руси Николай II, ввязываясь в «маленькую и победоносную» войну на Дальнем востоке, что-то такое про Российскую империю и думал…
P.P.S.
В завершение своего цикла хочу представить уважаемому читателю краткую выжимку предыдущих материалов в части прочности разных видов брони, возможностей бронепробивающих наконечников тех лет и дистанций поражения японских кораблей отечественными бронебойными снарядами. Последние я опять немного пересчитал, а дело тут вот в чём.
Профессор Л. Г. Гончаров в своём труде «Курс морской тактики. Артиллерия и броня» рекомендует использовать классическую формулу де Марра для расчётов стойкости цементированной брони толщиной свыше 75 мм:
А для нецементированной брони толщиной менее 75 мм он предлагает иную формулу:
При этом стойкость нецементированной брони менее 75 мм оценивается им крайне низко, её «К» составляет всего 1100. Именно по данной формуле я считал стойкость скосов и оконечностей японских кораблей, в том числе и тогда, когда их толщина превышала 75 мм.
Но, поразмыслив, я пришёл к выводу, что если в случае со скосами (а они, хотя и имели толщину 50,8-114 мм, делались из нескольких листов стали с добавлением максимум одного листа брони) использование данной формулы обосновано, то оконечности я «унизил» совершенно зря – всё же сталеникелевая броня тех лет могла иметь «К» = 1500. Поэтому я пересчитал стойкость оконечностей по классической формуле де Марра с «К» = 1500. Разумеется, для снарядов калибром 10-12 дм ничего не поменялось, такую броню они пробивали на любой дистанции, но вот меньшие калибры – уже нет.
Дистанции уязвимости защиты японских броненосных кораблей
«Микаса» (броня Круппа, «К» = 2275):
«Асахи», «Сикисима», «Хатсусе» (броня «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
«Фудзи», «Ясима» (предположительно – броня «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
«Якумо» (предположительно – броня Круппа «К» = 2275):
«Идзумо», «Адзума», «Асама», «Токива» (броня «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
«Ниссин», «Касуга» (броня Терни, предположительно – соответствовала «улучшенный Гарвей», «К» = 2100):
Прочность брони различных типов по отечественным данным
Прочность брони Гарвея и Круппа
Снижение скорости пробития брони, которую обеспечивали «макаровские колпачки»
Для 120-мм снарядов и 127-мм брони – до 27 % по крупповской броне производства Ижорского завода;
Для 120-мм снарядов и 171,45 мм брони – до 12,7 % по крупповской броне производства Ижорского завода;
Для высококачественных 152-мм снарядов и 171,45-254-мм брони – примерно 17 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 254-мм снарядов и 171,45-254-мм брони – примерно 17 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 203-мм снарядов и 305-мм брони – не менее чем 7,3 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 254-мм снарядов и 305-мм брони – порядка 9 % по крупповской броне производства Обуховского завода;
Для 305-мм снарядов и 305-мм брони – 9-12 % по крупповской броне производства Обуховского завода.
Расчётные таблицы бронепробиваемости для орудий российских кораблей, участвовавших в Русско-японской войне:
Спасибо за внимание!