О полете, в котором что-то пошло не так

Читатели попросили рассказать об одном полете. Вроде я уже о нём рассказывал, сейчас сделаю это чуть подробнее. В принципе, это был обычный контрольный полет по маршруту, но окончание полета запомнилось мне на всю жизнь.

Такой «интересный» полет, по мнению обывателей:

– Так вы из летчиков? Расскажите что-нибудь интересное.
– Да что рассказывать? Обычная служба…
– Ну, может падали когда-нибудь, или горели?
– Да что в этом интересного?

Декабрь, конец календарного года, и начало учебного года в Армии и на Флоте, да, именно так, ведь новый учебный год в Армии начинается 1 декабря, ну, это чтобы враг не догадался, сами понимаете. Я – штурман корабля (Ту-16), старший лейтенант, меня только что выменяли в соседнем полку на стремянку для Ту-22м2, назначили к относительно молодому командиру корабля в экипаж. Мы уже слетали несколько полетов в районе аэродрома, и нам запланировали контрольный полет на радиус действия самолета ночью, с выполнением разведки кораблей и постановки помех. Продолжительность полета – 4 часа.

Схема маршрута

Контролировать нас будет штурман дивизии, подполковник, он будет выполнять роль второго штурмана корабля и смотреть, как мы будем лететь, все ошибки будет замечать. А потом запишет мне в «Летную книжку» результаты этого полета и сделает вывод о том, можно ли мне дальше летать самостоятельно. Такой проверке подвергаются все летчики и штурманы один раз в год, и называется она так – «Годовой контроль по навигации и боевому применению».

День полетов – 13 декабря. Ну и что, что 13-е, мы же не суеверные. Залезли в самолет и полетели. Летим, летим… Командир немного нервничает, это он от наличия «подпола» на борту, хотя, казалось бы, чего ему нервничать, не его же проверяют, сиди себе молча, в носу ковыряйся, да матом на «подпола» не ругайся. Больше от летчиков в таких полетах и не требуется, взлетели, включили автопилот и сиди себе, в приборы поглядывай, слушай, что штурман скажет, туда и крути, а потом посади самолет помягче, вот и все дела.

Мне же потруднее немного. Надо лететь по маршруту, над морем, без всяких ориентиров, ночью, да ещё этим «подполом» руководить, он же у меня за РЛС отвечает, надо ему команды давать – «Включи, выключи, переключи…». Нет, я, конечно, не мешки по кабине таскаю, со стороны кажется, что ничего не делаю, просто сонно посматриваю на приборы, иногда что-то измеряю на карте, да говорю летчику, в какую сторону крутить рукоятку автопилота. Но мозг пашет, как ЦВМ, превращая показания приборов в место самолета, сторону доворота и во время прибытия.

Всё идёт по плану, три с половиной часа прошли и мы приближаемся к аэродрому, и даже вовремя приближаемся, и вот уже скоро нам снижаться для захода на посадку, и полет прошёл нормально, и я доволен, и хочется мне в туалет, ну так, немножко. И лезу я рукой за спинку своего катапультного сиденья, чтобы нашарить там писсуар типа термос, чтобы освободить свой мочевой пузырь, и не нахожу я там этот писсуар, и думаю о стартехе, который его туда не поставил – «Вот гад!».

Бытовое оборудование

И о себе так же думаю, ведь это я не проверил наличие писсуара перед полетом. Но долго думать нет возможности, ведь организм уже получил мысленный импульс и совсем распоясался, в туалет хочется всё больше и больше. Но опытных штурманов отсутствие писсуара не поставит в тупик, поэтому достаю из портфеля полиэтиленовый пакет, в которых мы храним карты, наполняю его, перевязываю верёвочкой и ставлю за прицел.

Пора и делом заняться, вон, уже и аэродром видно, пора снижаться. Говорю командиру, что пора снижаться, он запрашивает снижение, нам разрешают снизиться с 9300 метров до 6600 метров. Снижаемся. Как-то быстро всё происходит, не так, как обычно…

Вот подходит высота 7000 метров, говорю командиру, чтобы доложил, и попросил снижение до 2400 метров, но в ответ тишина, и какое-то сопение, и мы продолжаем быстро снижаться, и даже слишком быстро, и меня отрывает от сиденья, и карандаш мой куда-то полетел… Поймал карандаш, и опять напоминаю командиру про доклад высоты, и слышу в ответ – «Погоди, оба двигателя встали!».

Посмотрел я на высоту, увидел 5000 метров, понял, что катапультироваться всегда успеем, увидел мешок полиэтиленовый, подумал ещё, что при ударе о землю всё разольётся, и начал вспоминать, как принять положение для покидания, куда кресло передвинуть, как ремни подтянуть. Ремни подтянул, но они как-то щёлкнули, а я остался на месте, то есть меня к креслу не подтянуло.

Задумался, осмотрелся, и вспомнил, что когда занимался своим мочевым пузырём, из всех ремней вылез, а обратно залазить поленился, мол, аэродром уже близко, чего суетиться. Очень-очень быстро влез в парашют, пристегнулся к катапульте, а сам вникаю – что там у нас с движками? Слышу доклад – «Один запустил…», на душе полегчало, на одном двигателе наш самолет прекрасно летает.

Говорю командиру – «Доложи на землю об остановке, если что, пусть хоть знают…», он доложил, что остановились оба двигателя, один запустил… И тут все полезли с советами, и руководитель полетов, и летчики, что в воздухе были. А нам уже советы не нужны, оба двигателя в работе, высота нормальная, вышли на привод, зашли «по коробочке», нормально сели.

И началось расследование… Народу набежало, не продохнуть: командир полка, его заместители, командиры эскадрильи, отряда, начальник службы безопасности дивизии, и даже начальник политотдела (ПО) припёрся, он в воздухе был, и советы давал, ненужные, решил вот посмотреть, нельзя ли из этих советов себе орденок организовать.

Пишем бумаги: что делал, когда делал, как делал… Слушаем магнитофон самолетный, который все наши переговоры записывает, наш командир отряда сидит, голоса угадывает, стенограмму пишет, кто что сказал, как сказал, когда сказал. Тут мне опять прилетело, практически ни за что… Слушаем магнитофон, начальник ПО говорит: «Проверьте давление масла», а наш член экипажа: «И эта скотина ещё суется…». Начальник ПО сразу подхватился: «Кто сказал?», я прятаться не стал, мол, я это сказал, в стрессовой ситуации и не такое скажешь. Начальник ПО сказал вычеркнуть моё меткое высказывание, как не несущее смысловой нагрузки. Тут я с ним не согласился, внутренне, но из стенограммы всё это вычеркнули, тем более что командир дивизии приказал мат не писать, если не по делу.

А в это время группа средств объективного контроля расшифровывает ещё один самописец (МСРП), который пишет про работу двигателей и ещё много про что. И вот приносят нам ленту этого самописца, а там чётко написано – ничего у нас не останавливалось само, а это командир корабля сам поставил рычаги управления двигателями (РУД) на «Стоп» вместо «Малого газа».

РУД

Вот и всё, расследование окончено. Командир корабля протестует, но его уже никто не слушает, сам поставил, и всё, неосознанно, механически, положение рычагов не проверил, и вообще, гад, чуть экипаж не убил. Командира жалко, но и себя немного жаль…

Всё это продолжалось до утра, потом нам дали время сходить переодеться, и белоснежный лайнер Ту-134 умчал нас во Владивосток, к Командующему. Там нас мурыжили два дня и раздали всем сёстрам по серьгам. Командира корабля сняли с летной работы и отправили служить в группу средств объективного контроля, штурману дивизии подписали рапорт о переводе в училище, от греха подальше, на правака внимание не обратили, он только из училища, с него никакого спроса, а мне приказали – «Не хамить!», потому что на вопрос Командующего: «Сколько времени падали?», я ответил, что показания высоты я снимаю с высотомера, а не с секундомера.

Ну, вроде и всё… Если не рассказывать о состоянии жены, которую я только два месяца назад привёз в гарнизон и которая не понимала, почему её муж не пришёл с полетов вместе со всеми, а слегка трезвый брат мужа её успокоил: «Не жди, у них оба движка встали…».

Когда всё успокоилось, я пошёл к штурману дивизии, и сказал ему, что остановка обоих двигателей никак не повлияла на точность навигации, поэтому «контроль» надо записать, пока этот штурман в училище не слинял.