На Камчатке все плохо не в реале, а в блогосфере
Камчатка. Все очень печально. Причем не на самом полуострове, а в наших медиа и в «блогосфере» в связи с известным кейсом. Коллеги, это же ужас – за последние две недели я понял, что практически все, кто писал про Камчатку, распространяли голимую чушь. Я раньше еще верил в ваши заметки про политику там, про курс рубля, про международную обстановку. Теперь думаю – зря. Если вы такое пишете про Камчатку, то теперь я с ужасом думаю – какова же ваша экспертиза в вопросах, например, Карабахского конфликта. Ноль. Зеро. Null.
Ну а теперь про Камчатку. Мы приехали туда из Владивостока ночью 5 ноября 1965 года, и первое, что я увидел, выйдя из типового «финского» домика, которыми были укомплектованы многие воинские части по всему Крайнему Северу, – все три вулкана сразу: Корякский, Авачинский и Козельский. Они стояли в розовом свете буквально вот тут – у порога. И эта картина до сих пор перед глазами.
Камчатка вообще впечатывается людям в сетчатку навсегда. И, да, это была новая военная часть моего отца, и он отслужил там до самой пенсии. Ну а мы с мамой – куда бы мы делись – «отслужили» тоже. Это было то самое Радыгино, которое благодаря «экологической катастрофе» стало на какое-то время в медиа популярней Парижа.
Рядом с нашим, «морским» Радыгино стояло еще и «сухопутное» Радыгино – часть ПВО. С конца 90-х уже нет ни того, ни другого – расформированы. Единственный настоящий город на Камчатке – Петропавловск, который тут называют Питер, был в двадцати двух километрах по единственной дороге, которая была насыпана только для того, чтобы самосвалы гоняли на Козельский карьер – на склон вулкана – за туфом, из которого здесь делали кирпичи. Когда приходила пурга, эта дорога просто исчезала до мая месяца. И отдельный кайф, когда по ней проходили танки и она превращалась в огромные снежные волны. А танки ходили сюда на полигон из Чапаевки (реальная мотострелковая часть родом из дивизии Василия Ивановича).
Танковый полигон был ровно через дорогу от нашей части. Естественно, мы бегали туда и меняли у танкистов сигареты на трассирующие патроны. Да и стрельбы – это было настоящее шоу: танки, а также артиллерия на соседнем полигоне развернуты в сторону склонов Авачинского вулкана, потому что там нет никого и ничего – кустарник и валуны. Это, видимо, то, что «аналитики» все эти дни называли «Радыгинским полигоном». Для краткости – конечно, танки и прочая техника воздуха не озонируют и землю не рекультивируют. Но максимум экологического ущерба на этих территориях – вытекшее масло из Т-34. Да, во времена моего детства там стреляли еще «тридатьчетверки».
 |
Зачем танки на Камчатке? Очень просто – они должны были быть закопаны на Халактырском пляже и в режиме артиллерии отстреливаться от наступающих американцев. Официально. И, да – когда расформировали два ракетных дивизиона в «сухопутном» Радыгино, никто никуда не стал вывозить ракетное топливо – все слили куда-то рядом.
В пятнадцати километрах в сторону этого самого пляжа стояла Чапаевка, про которую тоже говорили всякий бред в эти дни. Собственно, там до сих пор стоит моя 19-я школа, которая дала стране как минимум одного лауреата Государственной премии и главу вычислительного центра РЖД.
В свободное от школы время можно было сходить на Халактырский пляж – черный, потому что это не песок, а обсидиан, гугл вам в руки. Правда, это еще двенадцать километров по узкой пыльной дороге, в конце которой тебя, скорее всего, принимали погранцы. Потому что погранзона. И не только Халактырка – погранзона. Вся Камчатка до 90-х была закрытой зоной – въезд только по паспорту с пропиской. Теперь запрета нет. Приезжай хоть сам Навальный.
Кстати, в конце этой дороги из Чапаевки – намоленное серферами место. А вокруг – до самого Радыгино и до Петропавловска – распаханные и заброшенные совхозом поля. Поэтому вариант стока удобрений как фактора загрязнения – тоже нет. А вообще-то это были десятки километров дикой природы от берега до вулканов – тундра, каменная береза, кедрач, поля брусники и жимолость, редкая княженика – это все, чем местные жили до 90-х годов. Потом это все распахали.
Для того, чтобы понимать, насколько северная природа хрупкая: если по этой зелени проехать на гусеничном вездеходе типа ГТМ или ГТТ, то колея не зарастает пять лет. А уж после распашки ничего не вырастет уже лет пятьдесят. Если вообразить себя серфером и встать лицом к Америке, то направо – пятнадцать километров до ближайшей скалы и озера Мелкое, а налево еще километров тридцать до озера Налычево и скального мыса. Это потрясающее зрелище, что-то подобное – это город-пляж Странд в ЮАР. И это, конечно, не пляж в московском понимании слова.
Кстати, меня сразу напрягло, что серферы, у которых защипало в глазах, не озвучили точно то место, где они заметили выброшенных морских гадов. Потому что сказать: «на Халактырском пляже» – это все равно что сказать: «где-то от Москвы до Воскресенска». Самая северная оконечность Халактырского пляжа – озеро Налычево, мимо которого стекает река Налычева – прекрасное, очень труднодоступное и абсолютно безлюдное место. Нам вдруг стали что-то говорить и про него тоже – сначала на не привязанном к местности видео.
А потом – шикарное от Дудя – пугающие пятна на поверхности воды. Оказалось, что теледудь передергивает – это снимал вертолетчик из «Витязь-Аэро» над Кроноцким заливом, который гораздо северней и безлюдный вообще напрочь. И никакого антропогенного загрязнения там не может быть по определению. Но река Налычева могла быть как-то загрязнена могильником ядохимикатов, который стоит на Козельском полигоне. И, да – он называется «полигон» не потому, что там могильник. А потому что это полигон для стрельб кораблей Камчатской флотилии. Кстати, могильник мог быть нарушен выстрелом.
Потом начали путать Авачинский залив с Авачинской бухтой – это две совершенно разные акватории. И, кстати, именно в Авачинской бухте тоже нашли мертвых морских животных. И тогда возникла версия «красный прилив». Это старая тема. Году в 1974-м в Петропавловске пострадали люди, потому что токсины, которые выбрасывают размножающиеся микроорганизмы, скапливаются, например, в мидиях. И у любителей мидий были черные времена.
Но блогосфера, путаясь в понятиях, биологии, географии и желании пнуть нового губера, заливисто смеялась над этой версией. Как всегда, отличились авторы «Эха Москвы», которые авторитетно заявили, что водоросли осенью не цветут. Ну, в общем, почти похоронили эту тему, потому что Гринпису она ни к чему – им подводные лодки подавай.
И тут грянула лажа в Озерновском – там точно так же на берег стало выбрасывать трупы морских тварей. Чтобы было понятно – Озерновский (а через речку Запорожье) – это берег Охотского моря. По прямой – через пяток вулканов – километров двести. Западное побережье. Многострадальная Халактырка – Восточное побережье, и совсем другое – Берингово – море. В Озерновском только ловят рыбу – там нет ни военных, ни ядохимикатов, вообще ничего. Песчаная коса, устье реки и поселок – нас туда гоняли в институте на практику.
И тут во всей очевидности опять встала версия «красного прилива». На самом деле он красный только во Флориде. У нас скорей зеленый. Автор книги «Красные приливы» у Восточной Камчатки» Галина Коновалова называет как минимум 23 организма, ответственных за «красные приливы»: от сине-зеленых водорослей Cyanophyta, которые как бы не совсем водоросли, а колонии бактерий (об этом, кстати, ученые спорят), и до динофитовых водорослей.
И, собственно, у них жизненные циклы никак не коррелируют с вызреванием винограда в Тоскане. Ими во многом управляет череда дневного освещения и ночи. А еще – самый большой выброс токсинов происходит, когда приходит рыба, потому что все эти колонии питаются продуктами разложения рыбы и прочих организмов. Потому что сейчас на Камчатке идет очередная рыба. Потому что разные породы лосося приходят на нерест в совершенно разное время. И, конечно, уж в Озерновский ее тоже подошло немало. И тут другая часть природы – вот этот планктон – включает режим охоты с использованием боевых отравляющих веществ. И, да – от них страдают и морские млекопитающие, и рыба, и донные моллюски, и панцирные, и человек.
Скорее всего, Камчатка оказалась под ударом самой природы. Ну, она все время под ударом природы – вы местной многодневной пурги не видели еще... Но это совершенно не отменяет результаты локальных замеров: то тут, то там – по всему Северу там, где есть человек – будет загрязнение. Потому что сюда завозят все – топливо, нефтепродукты, удобрения, химикаты, ядохимикаты. А вывозят только икру, рыбу и золото. Оставляя отходы на Камчатке.
Естественно, все это влияет на экологию. И в принципе то, что начали выискивать причины «катастрофы», а нашли только локальных загрязнителей – это позитивный процесс.
Но теперь оппозиционерам придется сменить риторику – и слова типа «экологическая катастрофа» придется выкинуть из вокабуляра. Потому что к вам сама экология и пришла – в чистом виде. В виде самой природы. А кто вам сказал, что природа – это цветочки на вашей даче? Природа, особенно на Севере – жестока, безразлична, и на человека ей наплевать вообще-то.