«Водитель остановился и ударил в область груди». Чем запомнится 11-й день суда над Кокориным и Мамаевым
Очередное заседание по делу Кокорина и Мамаева снова началось с задержки. На этот раз причиной стало попадание прокурора Светланы Тарасовой в небольшую аварию по пути в Пресненский суд.
Слушание возобновилось с допроса свидетельницы из Владивостока Алены Шинкаревой, которую вывели по видеосвязи.
«Когда мы выходили из клуба, прибежала темная девушка и сказала, что Александра назвали петухом. Ребята пошли к машине спрашивать, сказал ли водитель такое или нет. Стояло много людей, но спрашивали Павел, и рядом стоял Александр. <…> Что ответил водитель, не помню. Помню, что он замахнулся на Павла, потом Павел замахнулся, и пошло-поехало.
Водитель не убегал, просто шел. Не было прям того, чтобы он бежал. Ребята побежали за ним. Наверное, чтобы дать сдачи. Человек замахнулся, хотел ударить. Любой нормальный человек будет себя защищать. <…> На лице у водителя была кровь. По-моему, он сидел. Помню, что кто-то из ребят проводил его до машины. Бил ли кто-то по авто? Вроде да.
Я сидела сонная в кафе… По-моему, человека, который там сидел, стали сравнивать с корейским артистом. Потом от этого человека прилетело нехорошее слово, ругательство. Кто-то из ребят встал и подошел к нему. Стул? Я слышала, что что-то куда-то летело…»
— Можно перерыв? — внезапно перебил Мамаев. — Очень вовремя, — ответила судья. — Уже очень плохо, ваша честь.
В итоге заседание действительно прервалось. Павла вывели из клетки и вернули через пять минут.
»…Удара стулом я не видела. По-моему, кто-то кому-то наносил удары. Но кто именно — я не помню».
Расхождения с протоколом допроса следователем были настолько велики, что судья решила узнать у свидетельницы достоверность каждого отдельного предложения. В итоге Шинкареву отпустили только спустя два часа. И приступили к допросу подсудимых.
Болеющего Мамаева не отпускали больше трех часов, прерываясь на обед. Кокорин отвечал на вопросы два часа.
Что рассказал Кирилл Кокорин?
Допрос Кирилла Кокорина его адвокат Барик начал эффектно: «Мы с вами темная лошадка в этой гонке. У вас больше всего обвинений, а у меня меньше всего опыта».
«7 октября у меня был единственный выходной в универе. Я учился на финансиста, а потом попал в тюрьму. Посмотрел любительский матч в тот день, потом брат попросил встретить. Они приехали около часа ночи. Мы поехали в «Сикрет Рум», общались там. Я не пил, потому что был за рулем.
Оттуда поехали в «Эгоист». Часть ребят поехала на такси. Там тоже слушали музыку и общались. Выпил порцию виски, но я был в адекватном состоянии. Мы вышли из клуба, я стоял с Кареном и ловил такси. Увидел ребят, которые говорили с незнакомым человеком. Услышал про петуха. Я похлопал его по плечу и спросил: «Ты правда так их называл?» Он ответил: «Ты вообще иди отсюда». Для меня «петух» — очень грубое оскорбление. Мне было обидно, что оскорбили моих старших друзей. За них и в огонь и в воду.
Соловчук ударил Пашу так, что он отклонился. Я сделал шаг, тоже хотел нанести удар, но водитель начал пятиться, а потом убегать. У Соловчука было перед нами физическое преимущество, Паша уже пострадал. Мы побежали за ним: я и Мамаев. Потом Паша упал, а Соловчук резко развернулся и ударил меня в ключицу. Я упал, было неприятно, появилась злость. Хотелось справедливости. Мы встали, побежали снова за ним. Он споткнулся о ступеньку и упал. Я нанес ему удара три в корпус рукой, толкнул ногой, сказав: «Вставай». Саша пытался нас разнять. Уже перед машиной я хотел ударить ему в корпус с ноги, но не попал.
Я себя не оправдываю и готов понести наказание. Я подставил и себя, и свою семью. Но нельзя голословно обзывать людей.
Да, это было неправильно, но водитель вел себя неправильно. Я сожалею и раскаиваюсь. Меня хорошо воспитали, я извинился перед всеми на очной ставке.
В кафе мы поехали на такси, за рулем моей машины был водитель. Мы хотели быстро покушать и разъехаться. Настрой был позитивный, но эта ситуация с водителем огорчила. Мы старались поднять настроение, шутили. Пака заметил, только когда он говорил с Протасовицким. Никто не хотел обидеть его шуткой.
Брат попросил не обращать внимания, но он демонстративно хлопнул ноутбуком и назвал нас нецензурным словом. Я подошел, даже трогать его не хотел. Спросил: «Зачем ты так говоришь?» Он ответил: «Потому что вы ***». Саша услышал, подошел и ударил его стулом. Видел, что попало по руке. Пак начал вставать, нецензурно выражаться. У него тоже была агрессия. Я дал ему пощечину. Больше ударов ему я не наносил.
Там был еще один высокий мужчина, который разнимал всех и меня оттолкнул. Предупредил, что он мастер спорта по боксу. Я услышал, что кто-то снимает, попросил удалить запись. Поймите, я волнуюсь за имидж брата. Когда все успокоились, Саша пожал руку сначала какому-то менеджеру, а потом Паку.
На следующий день брат поехал давать показания, я сказал, чтобы он меня позвал. Звонка не было. Думаю, забрали телефон. В квартиру ворвались в час ночи и сказали: «Собирайся». До того, как ко мне приехали с обыском, я даже не знал, что меня искали».
Что рассказал Александр Протасовицкий?
Последним в допросе участвовал Александр Протасовицкий.
«Из «Эгоиста» я выходил из числа последних. Услышал фразу «Водитель назвал Кокорина петухом». Из разговора было понятно, что ребята по очереди ему задавали вопросы. Соловчук подтверждал. Прямолинейность водителя ни к чему хорошему привести не могла.
Он побежал вдоль дома, за ним — Павел и Кирилл. Мы с Сашей шли к ним пешком. Паша упал, споткнувшись. Контакта не было. Потом Соловчук остановился и ударил Кирилла в область груди, и тот упал. Водитель упал у крыльца — не верю, что Паша мог его сбить. Я пытался его поднять. Не сразу, но мне это удалось. Я его не бил ни руками, ни ногами. Кокорин думал, что я пытаюсь его бить, но я хотел предотвратить конфликт и быстрее посадить его в машину.
Уже у машины Соловчук вырвался. Я расставил руки и не пускал к нему ребят. Водитель меня на «п» нецензурно оскорбил. Меня это задело, и я нанес ему два удара в челюсть левой рукой. Это реакция на оскорбление. Одна из девушек обняла меня, чтобы удержать. Когда водитель уезжал, я обратил внимание, что стекло с водительской стороны разбито.
Шутка в кафе не имела отношения к Паку. Потом наши с ним взгляды пересеклись, я извинился. В ответ услышал оскорбление. К его столику подошел Кирилл. Саша сначала был рядом со мной, потом пошел и взял стул. Мне казалось, что он делает это, чтобы сесть. Александр уточнил, кого Пак назвал так. Услышал в лицо, что его и нас. И последовал удар. Стул в голову не попал — это я видел четко. Удар пришелся на левую руку и плечо. Возможно, предплечье. После этого Саша поставил стул и вернулся ко мне.
Паша сначала вообще лежал на скамейке, потом подошел к Гайсину. Я считал нужным забрать его оттуда. Произошла мимолетная вспышка агрессии — Гайсин отодвигал одежду Мамаева назад. Я встал между ними, спиной к Паше, но Гайсину все равно прилетел удар открытой ладонью. Мужчина схватил Пашу за руку, заломал ее, но потом отпустил. Я Гайсину ударов не наносил, как и Паку.
Мы отходили в другой зал. Когда вернулись, Саша общался с Паком и Гайсиным. Все было мирно. Они попросили у друг друга прощения, пожали руки. Я уходил последним. Пожал руку Гайсину и спросил у Пака: «Зачем это было нужно? Я перед вами извинился».
11 октября я приехал в Москву по своим делам. Вернувшись в Подольск, мне позвонил Куропаткин и сказал ехать к ГСУ. Гена передал трубку оперу. Тогда я впервые узнал, что от меня что-то требуют. Около 9-10 вечера я сам приехал в ГСУ».
На этом в ежедневных заседаниях и исследовании доказательств защиты был объявлен перерыв. Адвокаты попросили отсрочку до 6 мая.