Как реагировали на смерть Сталина в СССР и других странах
5 марта 1953 года умер председатель Совета министров СССР, секретарь ЦК КПСС Иосиф Сталин (Джугашвили). Человек, фактически создавший Советский Союз и бессменно руководивший им без малого 30 лет. Вождь и отец народов для одних, кровавый тиран для других. Вспомним, как на нее реагировали в стране и мире, как она была отражена в фильмах и книгах.
74-летний самодержец умирал несколько дней — по какой-то причине его не беспокоили в течение всего дня 1 марта и обнаружили лежащим на полу в луже мочи только вечером. Помощь всемогущему до той минуты диктатору оказали не сразу, соратники оценили обстановку и начали собираться в Кремле — делить власть, периодически приезжая посмотреть на того, кого воспевали и боялись. Только 4 марта народу сообщили о болезни вождя: по воспоминаниям современников, после новостей в 7 часов изменилась сетка утренних радиопередач — вместо зарядки и чтения передовиц «Правды» звучала печальная классическая музыка.
В 9:30 (по другим данным, в 6:30) Юрий Левитан зачитал официальное сообщение о болезни Сталина. Оно не было правдивым — народу решили сказать, что инсульт произошел в ночь на 2 марта в квартире в Москве (читай — Кремле), но упомянули паралич правой стороны тела и потерю речи. 5 марта прозвучали малоизвестные до тех пор фамилии ирландских врачей XIX века Чейна и Стокса (дыхание Чейна — Стокса — один из описанных у умирающего Сталина симптомов. — Прим. ред.). Утром 6 марта городу и миру сообщили, что Сталина больше нет.
По всей стране началась подготовка к прощанию с вождем: в Москве бальзамировали труп, продумывали церемонию погребения, в регионах и республиках планировали траурные митинги. Как известно из докладной записки министра госбезопасности Игнатьева, параллельно звучали два противоположных суждения — трагическое «на кого же ты нас оставил» и «наконец-то». Первое было официальным и безопасным, за вторым обычно следовали оперативное расследование и арест.
«В „Правде“ появилось сообщение о смерти Сталина и о том, что смерть эта — всенародное горе. И люди заплакали. Но они плакали, я думаю, не потому, что хотели угодить „Правде“, а потому, что со Сталиным была связана (или, лучше сказать, он связал себя с нею) целая эпоха, — писал в 1973 году Иосиф Бродский. — Пятилетки, конституция, победа на войне, послевоенное строительство, идея порядка — сколь бы кошмарным он ни был. (…) Люди взрослели, женились, разводились, рожали, старились, умирали, — и все время у них над головой висел портрет Сталина. Было отчего заплакать. Вставал вопрос, как жить без Сталина. Ответа на него никто не знал».
Вспоминая те дни, поэт описывал сцену оплакивания Сталина: «Мне было 13, я учился в школе, и нас всех согнали в актовый зал, велели стать на колени, и секретарь парторганизации — мужеподобная тетка с колодкой орденов на груди — заломив руки, крикнула нам со сцены: „Плачьте, дети, плачьте! Сталин умер!“ — и сама первая запричитала в голос. Мы, делать нечего, зашмыгали носами, а потом мало-помалу и по-настоящему заревели». По его словам, покойного правителя оплакивали родители и соседи. «Что до меня, то (тогда — к стыду, сейчас — к гордости) я не плакал, хотя стоял на коленях и шмыгал носом, как все. Скорее всего потому, что незадолго до этого я обнаружил в учебнике немецкого языка, взятом у приятеля, что „вождь“ по-немецки — „фюрер“. Текст так и назывался: „Unser Führer Stalin“. Фюрера я оплакивать не мог», — писал Бродский спустя 20 лет после смерти Сталина.
«Жителям Гродно выдали траурные нарукавные повязки и приказали поочередно вставать в „почетный караул“ вокруг памятников генералиссимусу, воздвигнутых в разных частях города. На лицах людей не было, естественно, радостных улыбок, но я не замечал и признаков всенародной скорби. Отслуживали ритуал — только и всего. Некоторые, подобно нам с отцом, думали про себя, что хуже уже не будет», — вспоминал кандидат исторических наук Борис Клейн. Он делал вывод о различии провинции от столиц, но очевидцы из других крупных городов на периферии упоминали о напоре толпы на главной площади, хотя и уточняли, что он был не как в Москве (на похоронах Сталина в центре столицы случилась массовая давка, напомнившая некоторым Ходынку).
Многим запомнилось музыкальное оформление прощания — мелодии Бородина, Грига, Глазунова и прочих. Бродский вспоминал о «Marche funebre» Шопена и о чем-то из Бетховена, челябинская журналистка Ирина Моргулес (тогда школьница, комсомолка сталинского призыва) писала, что в день похорон гимн СССР по радио звучал без слов.
Иным было восприятие в более отдаленных уголках бескрайней страны, в созданных по воле покойника лагерях системы ГУЛАГ. Бывший заключенный Хабаровского ИТЛ Александр Жуков передал историко-просветительскому обществу «Мемориал» уникальное фото, на котором запечатлены зэки, выпивающие 5 марта. Жуков вспоминал, как узнав о смерти Сталина, заключенные радовались в надежде на скорое освобождение и кричали: «Ура! Умер тиран! Свобода! Свобода!» «Зэк Алексей Кравченко из Мариуполя принес нелегально в колонию бутылку водки, разлил по 100 г на каждого из нашей группы зэков, и мы выпили „за упокой его души“. Предложил: кому скоро на свободу, должны выпить стоя, а кому сидеть, выпить сидя. Выпили. Закуски не было. Да где ее взять?.. Мы работали полуголодные. Сфотографировал нас нелегально воспитатель колонны ст. лейтенант МВД, за что мы его очень и очень благодарили».
Содержавшийся в Тайшетлаге за «дискредитацию Сталина» политкаторжанин царских времен товаровед Иван Евсеев писал, что многие заключенные верили, что Сталин не знал о репрессиях: «Узнав о его смерти, многие пролили немало слез. Это меня крайне возмутило. Я не стерпел и сказал: „Дураки, зачем плакать, ведь теперь домой поедем“. Эти мои слова „стукачи“ передали оперуполномоченному (…) и он отправил меня в карцер без отопления на семь суток». «Станет ли лучше? Не станет ли хуже? — вот о чем думалось тогда», — вспоминал сосланный в Находку юрист Евсей Львов. В Воркуте на женской зоне восприятие было двояким, рассказывала заключенная Нина Одолинская: ее саму «охватило чувство радости. Самой откровенной, такой, что она и не собиралась скрывать», донбасские и ростовские женщины «изобразили горе», украинки сдержанно обсуждали событие между собой, а когда Нина вместе с латышкой Аустрой Лапиньш работала на экскаваторе и начальник потребовал от них встать и почтить память Сталина минутой молчания, Одолинская отказалась, заявив: «А я за это сижу».
Католический священник Пьетро Леони, сидевший в Воркуте за миссионерскую деятельность, в написанных после освобождения и высылки из СССР мемуарах рассказал, что смерть Сталина была чуть ли не предвидена: «Мой дорогой друг, отец Иулий 3., рассказал мне, какой сон приснился ему пару дней назад. „Вижу грандиозный клуб в форме пятиконечной звезды. Котлован вырыт, и вся советская аристократия собралась на закладку первого камня. Сталин залезает на пьедестал и только начинает речь, как вдруг падает на дно котлована. Подбегают поднять, но тот уже не дышит. Раздается крик: ‚Умер! Умер!‘ Дальше пышные похороны, Сталин в золотом или позолоченном гробу, народ отовсюду, гром оркестров“. Так рассказывал отец Иулий примерно 2 марта, за два или три дня до того, как московское радио сообщило о тяжелой болезни вождя». После того как сон сбылся, «советские лагеря и тюрьмы вздохнули с облегчением», отмечает священник. «Однако во время похорон пришлось и нам, по приказу начальства, прервать работу на пять минут молчания. Всем хотелось веселиться, а не плакать, но мы охотно выполнили приказ: тиран, при жизни не дававший покоя, хотя бы смертью дал пять минут отдыха. Надежда проснулась со смертью Сталина и укрепилась, когда, глядя на новых правителей, мы заключили, что умереть ему помогли», — уточняет отец Леони.
Реакция духовенства
Упомянув воспоминания священника, расскажем и об официальных заявлениях церковных властей. Проект «Газетные старости» указывает на сдержанное сообщение Ватикана от 7 марта: «Папа [Пий XII], извещенный о смерти Сталина, отслужил в своей частной капелле мессу за „Церковь молчания“ (Католическую Церковь за „железным занавесом“ и в коммунистическом Китае) и за спасение души „великого мертвого сейчас гонителя Церкви“».
Русская православная церковь, сначала разрушенная, а затем воссозданная Сталиным, отозвалась иначе. Патриарх Алексий I перед панихидой по Сталину в Елоховском соборе произнес такие слова: «Великого Вождя нашего народа, Иосифа Виссарионовича Сталина, не стало. Упразднилась сила великая, нравственная, общественная; сила, в которой народ наш ощущал собственную силу, которою он руководился в своих созидательных трудах и предприятиях, которою он утешался в течение многих лет. (…) Его имя, как поборника мира во всем мире, и его славные деяния будут жить в веках. Мы же, собравшись для молитвы о нём, не можем пройти молчанием его всегда благожелательного, участливого отношения к нашим церковным нуждам. (…) Память о нём для нас незабвенна, и наша Русская Православная Церковь, оплакивая его уход от нас, провожает его в его последний путь, „в путь всея земли“, горячей молитвой. (…) И нашему возлюбленному и незабвенному Иосифу Виссарионовичу мы молитвенно, с глубокой, горячей любовью возглашаем вечную память». Любопытно, но журнал Московской патриархии за апрель 1953 года, в котором была опубликована речь предстоятеля РПЦ, и ранее размещенный на сайте издательства РПЦ, теперь недоступен.
Куда более резкой была реакция РПЦЗ (Русской православной церкви за границей, созданной эмигрировавшими в годы Гражданской войны иерархами): «Смерть Сталина — это смерть величайшего в истории гонителя веры Христовой. Преступления Нерона, Диоклетиана, Юлиана Отступника и др. нечестивцев бледнеют пред лицом его страшных деяний. Никто не может сравниться с ним ни в количестве жертв, ни в жестокости к ним, ни в лукавстве при достижении своих целей. Вся сатанинская злоба, казалось, воплотилась в этом человеке, который в еще большей степени, чем фарисеи, заслуживает названия сына диавола. Православного человека особенно потрясает его подлинно сатанинская, жестокая и лукавая политика в отношении Церкви» (далее синод РПЦЗ клеймит патриарха РПЦ за совершение панихиды и добрые слова о мертвом правителе).
В мире
В других странах смерть Сталина воспринимали по-разному, в зависимости от геополитической ориентации.
В Восточную Германию культ личности Сталина пришел еще до официального образования ГДР, сразу по окончании Второй мировой. 1949 год стал апофеозом преклонения восточных немцев перед советским правителем — совпали его 70-летие (по официальной версии, на самом деле Сталину тогда исполнился 71 год) и основание ГДР из советской оккупационной зоны. День рождения Сталина даже был в 1949–1955 годах официальным праздником в ГДР.
Траур по «лучшему другу немецкого народа» длился с 6 по 11 марта и был тщательно продуман и расписан. Так, предписывалось организовать поездки делегаций из регионов к советскому посольству в Берлине, к местам дислокации советских войск для «выражения соболезнования и демонстрации сплоченности с Советским Союзом». МВД республики распорядилось приспустить все флаги на государственных и общественных зданиях, а в день похорон возложить венки к памятникам и мемориалам советских воинов. Колонны траурных шествий рекомендовалось украсить красными знаменами и флагами ГДР, использование транспарантов в траурных процессиях запрещалось, а шествующим было велено молча проходить мимо трибун, оформленных, как правило, большим портретом Сталина в обрамлении флагов СССР и ГДР. Бюсты и портреты вождя выставлялись на рабочих местах и площадях. (При этом малоизвестное в России антикоммунистическое восстание 17 июня 1953 года начиналось в ГДР в том числе с раздачи листовок на Сталин-аллее.)
Для Чехословакии прощание с советским правителем закончилось трагикомически — президент страны Клемент Готвальд простудился на похоронах Сталина и умер по возвращении в Прагу.
Правительство Франции 7 марта распорядилось приспустить флаги на зданиях военных учреждений и военных судах; воспринято такое решение было неоднозначно. Председатель Национального собрания леворадикал Эдуар Эррио произнес на заседании речь, посвященную «военному гению Сталина», депутаты выслушали ее стоя. При этом Le Monde подчеркнула, что попытка Сталина построить социализм «наполнила могилы и концентрационные лагеря и превратила миллионы людей в гражданских и военных рабов».
Британские газеты сообщили, что премьер-министр Уинстон Черчилль не посылал телеграмм в Москву, а в палате общин никто не упомянул о смерти Сталина. Daily Sketch отметила, что «нет оснований проливать слезы: мир доволен, что избавился от тирана», сообщают «Газетные старости». При этом в The Manchester Guardian появилось знаменитое утверждение «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с ядерными реакторами», позднее приписанное Черчиллю.
Иной была реакция в Швеции: король и правительство выразили официальные соболезнования, но радио сразу после новости из Москвы передало выступление джазового оркестра, а затем ставило извещение о смерти советского вождя между сводкой цен на яйца и масло и прогнозом погоды.
В литературе и кинематографе
Помимо нашумевшей комедии «Смерть Сталина», у которой Минкульт России отозвал прокатное удостоверение («Министерство Культуры Российской Федерации отказало в смерти Сталину. Несмотря на преклонный возраст, подорванное состояние здоровья и дыхание Чейна — Стокса, Сталина решили оставить жить», — заявил 23 января 2018 года на телеканале «Дождь» журналист Михаил Козырев), были и другие фильмы, затрагивающие тему 5 марта.
Драма Алексея Германа «Хрусталев, машину!», озаглавленная первой фразой послесталинской эпохи, начинается в первый день болезни Сталина и показывает сцены внезапного освобождения генерала медицинской службы с последующим прибытием к одру «отца народов».
Иначе поступил Юнас Юнассон — в полном черного юмора романе «Сто лет и чемодан денег в придачу» шведский писатель создал целую конспирологическую версию смерти Сталина. В ней оказывается повинен швед Аллан Карлсон, всю жизнь разъезжающий по миру, невольно определяющий историю и пьющий с первыми лицами ведущих стран. Оказавшись в ГУЛАГе, Карлсон был отправлен в трудовой лагерь во Владивостоке, но к марту 1953 года захотел выпить и замыслил побег. С помощью другого заключенного, вымышленного незаконнорожденного брата Альберта Эйнштейна, он поджег контейнеры с одеялами и оружием, предназначенные к отправке в КНДР — в результате сгорел весь Владивосток, а когда об этом сообщили Сталину во время его ночных посиделок с соратниками, вождю стало нехорошо, и позднее хватил удар. (Экранизация оказалась намного слабее книги и запомнилась тем, что в ней товарищ Сталин, напившись пьян, играет на трубе.)
Спустя 60 лет все чаще звучат новости о переименовании в честь Сталина улиц и установке ему памятников, а либеральная общественность ритуально провозглашает в фейсбуке тосты за Чейна и за Стокса, при некоторых аналогиях уповая лишь на них.
Иосиф Джугашвили продолжает разделять и властвовать и после смерти — эффективный менеджер для одних и убийца миллионов для других, отец советской империи по-прежнему в повестке и в этом смысле живее некоторых живых. Подобно персонажам абуладзевского «Покаяния», мы не перестаем хоронить и выкапывать труп Сталина, колеблясь между восхищением и ужасом. И не видать этому затянувшемуся прощанию ни конца ни края.
В посвящённом вопросу очерке исследователя Жореса Медведева «Загадка смерти Сталина», как отмечает Я. Г. Рокитянский, даются неизвестные ранее сведения о здоровье Сталина в 1923—1940 годах, о первых симптомах серьёзного заболевания в октябре 1945 года, об ухудшении самочувствия в 1952 году, о роковом инсульте в начале марта 1953 года, который, как считает Медведев, был результатом пренебрежительного отношения Сталина к медицине. Тот факт, что он, беспомощный, много часов пролежал на полу в своей комнате, а Берия, Маленков и Хрущёв не торопились с вызовом врачей, интерпретируется как заговор.
Впервые версия насильственной смерти получила огласку в 1976 году в книге А. Авторханова «Загадка смерти Сталина: заговор Берия». У автора практически нет сомнений, что Сталин был убит верхушкой Политбюро.
Все версии смерти Сталина — шесть приведённых Авторхановым, версия Волкогонова, Радзинского, Владимира Львовича Глебова, сына Л. Б. Каменева, версия естественной смерти и версия конфликта с дочерью, спровоцировавшего третий инсульт (произошедший в её день рождения), включая альтернативные версии, слухи и домыслы, приведены в книге Рафаэля Гругмана «Смерть Сталина: все версии и ещё одна»
Существуют многочисленные теории заговора, предполагающие неестественность смерти и причастность к ней окружения Сталина. По одной из них (писатель Э. С. Радзинский), Л. П. Берия, Н. С. Хрущёв и Г. М. Маленков способствовали его смерти, не оказав помощи. Некоторые версии такого рода подвергались разоблачению: так, книга «Кремлёвский волк» некоего Стюарта Кагана, в которой автор, выдавая себя за племянника Лазаря Кагановича, рассказывал якобы со слов своего дяди о том, как тот организовал заговор против Сталина и убил его совместно с Микояном, Молотовым и Булганиным, — была отозвана нью-йоркским издательством William Morrow & Co, что не помешало ей позднее выйти на русском языке.
На смерть Сталина отозвались стихами советские литераторы: Твардовский, Симонов, Берггольц, Исаковский.
Представители мирового коммунистического движения выразили свою скорбь по случаю смерти Сталина: так, видный деятель Коммунистической партии Великобритании Раджани Палм Датт писал в журнале «The Labour Monthly: «Через все бури громового рассвета, распад старой эры и рождение нового, он направлял корабль человеческих надежд и устремлений с непоколебимой стойкостью, мужеством, суждениями и уверенностью в себе.»
Нурбей Гулиа вспоминал, что поэт Иосиф Нонешвили тогда писал: что если бы Солнце погасло, то мы бы не так горевали — ведь оно светило не только хорошим, но и плохим людям, ну а Сталин, как известно, светил только хорошим.
Источники:
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BC%D0%B5%D1%80%D1%82%D1%8C_%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B0
znak.com/amp/156684