В День России перед дзержинцами выступил певец и композитор, лауреат многих музыкальных премий Дмитрий Нестеров. Он исполнил композиции советских лет, а также собственные песни, в том числе хит «Мне снова 18».

А накануне концерта Дмитрий Нестеров ответил на вопросы корреспондента «Репортера».

Я стал петь советскую классику и патриотику

– Дмитрий, вы творите в самых разных музыкальных стилях. Какой из них вам ближе?

– Сейчас меня больше всего увлекает классическая симфоническая эстрада, к которой я пришел под влиянием творчества Арно Бабаджаняна.

Я познакомился с его сыном Араиком, и меня пригласили стать солистом Международного фонда памяти Арно Бабоджаняна, реализующего крупные проекты с центральным оркестром Министерства обороны РФ, оркестрами Росгвардии и ФСБ.

Сейчас я пишу партитуры для оркестра к популярным песням. Это очень непростая работа, потому что тут нужно специальное образование, а у меня оно вокальное и актерское. Какие-то песни могут быть переработаны, какие-то я специально стал писать для оркестров.

Я стал петь советскую классику и патриотику. Меня очень это зацепило. Я перешел к голосовым, сложным песням, понял, что готов к их исполнению.

– Но главный ваш хит «Мне снова 18» написан совершенно в другом стиле.

– Как бы хорошо я ни спел песню Муслима Магомаева, в сердце слушателя она останется как магомаевская. Поэтому нужно создавать свои песни: о людях и для людей, написанные понятным, простым языком.

В песне «Мне снова 18» моя музыка, а слова написала девушка-поэт Роза Зименс.

Она хотела со мной поработать года два. Когда мне исполнилось 36 лет, я подумал: «36 – это 18 и снова 18». Я обратился к девушке: «У меня есть фраза, мне нужно срочно текст от вас». И она написала его за полтора часа.

В тот год я участвовал в открытии Международного московского кинофестиваля и подружился там с «Бурановскими бабушками». Я подумал, что с ними эта песня будет звучать интереснее. Они поначалу испугались, говорили: «Нас могут не так понять, мы уж и не помним, когда нам по 18 лет было». Еле уговорил их. Одна бабушка сказала: «А я помню, мне снова 18». Так они и оттаяли одна за другой.

А когда песню взяли радиостанции, они сказали: «О, какая песня, оказывается».

Мне, кстати, все тогда говорили: «Это не твое». Люди хотят живую обезьянку, это когда артист скачет по сцене, веселится. У тебя другое амплуа. Я включил видео, посмотрел на себя – действительно, какая-то мертвая обезьянка. И у меня ушло, наверное, полгода на то, чтобы оживить себя. Поначалу я был уверен, что ничего не получится, я наигранно старался, пыжился, но взлететь не получалось. А потом я начал этим жить. Меня спрашивали: «Ты что, запрещенные вещества принял». Я отвечал: «Нет, мне просто нравится моя музыка. И я понял, что надо делать на сцене». И песни мои, как выяснилось, зрители любят.

Дмитрий Нестеров – заслуженный артист России, окончил актерское отделение института современного искусства, после освоил эстрадный вокал в ГИТИСе.

На третьем курсе получил роли в мюзиклах «Волосы», «Свадьба соек» и «Иисус Христос – суперзвезда».

На конкурсе эстрадного искусства имени Бориса Брунова получил премию из рук Валентины Толкуновой.

Победитель конкурса Аллы Пугачевой «Алла ищет таланты».

Дмитрий Нестеров много лет занимается добровольческой деятельностью, является членом попечительского совета фонда Оксаны Федоровой «Спешите делать добро», фонда Гоши Куценко «Шаг вместе», организует выставки-пристройства для благотворительного фонда «В добрые руки» и Шереметьевского приюта, сотрудничает с фондом «Вера», дает концерты для людей на последней стадии рака в хосписах.

В 2017 году Нестеров написал гимн волонтеров Москвы, который впоследствии стал официальным гимном «Мосволонтера».

В 2018 году Дмитрию Нестерову был присвоен титул посла доброй воли «Мосволонтер» Правительства Москвы.

Смог почувствовать то время

– Многим нравится, как вы исполняете песни военных лет. Песня «На поле танки грохотали» набрала в Интернете 12 миллионов просмотров. Передать дух того времени вам помогает актерское образование?

– Песни важно пропускать через себя, проживать, понимать и чувствовать то, о чем ты поешь. Если ты не испытываешь настоящих эмоций, зрители тоже не будут их испытывать. Педагоги ГИТИСа по вокалу говорили нам, студентам: «Если то, о чем вы поете, не интересно вам самим, то это не будет интересно никому».

Во время Великой Отечественной войны моя бабушка делала авиабомбы в тылу, а дедушка, пилот, сбрасывал эти бомбы на фашистов. У каждого из них была своя война, они много рассказывали о том времени, и я, как мне кажется, смог его почувствовать.

В каждую песню я вкладываю душу. Наверное, это и называется любовью к музыке, к слову и данью уважения к павшим в Великой Отечественной войне.

– Первыми исполнителями песен военных лет зачастую были известные оперные певцы. Современным певцам тяжело конкурировать с ними?

– Не надо конкурировать. Важно уважать мелодию, текст, который сочинили до тебя, но самое важное – не уподобляться первоисточнику, петь по-своему, то есть вложить себя в песню. Для этого нужно найти свой стиль, а это самое сложное.

– А какая стезя для вас важнее: актерская или музыкальная?

– Так вышло, что у меня актерство и вокал идут параллельно. Я участвую в антрепризах как драматический актер, снимаюсь в кино. Но сочинительство песен мне ближе. Это мне нравится, мне хочется оставить след в музыке. Вдруг однажды у меня это получится. Для меня это будет самым важным событием в жизни.

Категорически против кастингов

– Такие, как вы, поющие и танцующие артисты, наверное, востребованы в мюзиклах?

– Я играл в мюзиклах, мне понравилось, но больше не хочу. В мюзикле «Свадьба соек», который режиссер Евгений Гинзбург ставил на арене Большого московского цирка на проспекте Вернадского, меня пригласили на роль аиста. Несколько месяцев я учился ходить на ходулях. Все смеялись, думали, что я не смогу, но у меня получилось. Это было не просто сложно, но и опасно.

В итоге в этом мюзикле я играл почти все роли, выучив их на репетициях, и по мере необходимости заменяя актеров.

В мюзикле «Обыкновенное чудо» играл роль трактирщика, пел дуэтом с Дианой Гурцкой – Эмилией.

Мюзикл – интересная вещь, если попадаешь туда по личному приглашению, а не через кастинг. Мало кто знает: в мюзиклы идет строжайший отбор актеров, их выбирают как лошадей. Мне это никогда не нравилось, я категорически против такой практики. Это американский подход, там у них все очень жестко, а русский подход всегда был другим. Наверное, моделей можно поставить в ряд, чтобы сравнить, но не людей творческих профессий. Впрочем, ситуация меняется.

Сейчас уже таких жестких кастингов нет, режиссеры целенаправленно набирают актеров на роли.

– Почему?

– У нас образовался свой мюзикловый рынок со своими звездами и правилами. Режиссеры поняли, что кастинги, куда приходят 150 человек на роль, просто не нужны. Все равно из этих 150 человек выберут трех реальных артистов, которые одновременно могут петь и танцевать.

Советую выбрать более жизненную профессию

– А как вы попали в шоу-бизнес, насколько мне известно, ваши родители не имели к нему никакого отношения?

– Папа у меня – изобретатель, у него множество патентов, в основном изобретения в сфере медицины. Мама – главный экономист НПО «Астрофизика».

Я хотел быть ветеринаром и поступить в Тимирязевскую сельхозакадемию, на зооинженерный факультет. Но не добрал балл и поступил на экономический факультет. Учиться там было скучно, и через год втайне от отца я поступил в ГИТИС.

Он очень оскорбился и обиделся, но когда я записал песни «Бери шинель» и «На безымянной высоте», сдался, сказав: «Ладно, наверное, действительно есть талант».

Но если кто-то сейчас выбирает между стандартной работой – например, ветврача, дантиста, хирурга, электрика или певца, актера, я советую выбирать более жизненную профессию. Профессия артиста, певца – штучная, стать там популярным почти невозможно, найти свое место адски сложно. Это ежедневная работа на протяжении десятилетий.

Мне приятно, что я спас жизнь

– Вы более двадцати лет занимаетесь добровольческой деятельностью, в частности, курируете Шереметьевский приют для собак. Насколько мне известно, у вас дома есть животные. С кем оставляете, когда на гастролях?

– С моими доверенными людьми. Именно доверенными, потому что собаки крупные, не все спокойные и уравновешенные. Некоторые как ружье, не знаешь, когда выстрелит. Тут нужны люди, которые понимают, что такое 45-килограммовая собака.

Собак у меня сейчас две: родезийский риджбек и американский булли. Первую я нашел, вторую подарили.

Риджбека Герду 10 лет назад я нашел около помойки после того, как ее выбросили бывшие хозяева.

Не так давно я был на гастролях во Владикавказе с театром Вахтангова и попросил пригласить на выступление волонтеров, которые спасают собак в Северной Осетии. Потом ко мне подошла женщина и сказала: «У нас есть собака, ее купили за 300 тысяч рублей и хотят отдать на собачьи бои, потому что щенок оказался слишком добрый, возьмите».

И вот первый раз у меня добрая собака, которая никого не кусает, ничего не портит, кроме обуви, на людей не кидается. Мне приятно, что я спас этому песику жизнь, и благодарен людям, которые отдают себя, деньги, время на спасение этих маленьких душ. Я очень уважаю волонтеров.

– А предыдущие собаки все были агрессивные?

– У них была сложная судьба. Был у меня Боря – метис французского бульдога с отрезанным хвостом, разодранными ушами, весь в следах укусов, без половины зубов. Я взял его после ковида на передержку, чтобы разгрузить Шереметьевский приют для брошенных собак сложных пород, но в итоге Боря остался жить у меня. Маленький, но агрессивный, яростный черный комочек. Дома лежал в уголочке кровати и ни на что не претендовал.

Однажды мы пошли гулять, он залаял на собаку, упал и умер – оторвался тромб.

А первая моя собака из приюта, прожившая у меня три с половиной года, – старый, слепой стаффордширский терьер, прошедший собачьи бои и скитания на улице, – открыла мне новый мир, научила меня любить и принимать людей, которые отличаются от нас. Я осознал, что инвалиды не должны чувствовать себя изгоями. Люди, которые по разным причинам не могут попасть на концерты, хотят такого же внимания.

– Как вы считаете, сопереживанию можно научиться?

– Сопереживание у меня было с детства. Благодаря Гоше Куценко я стал общаться с семьями, чьим детям поставили диагноз «ДЦП». Скоро буду давать сольный концерт под рояль для детей из Морозовской больницы и их родителей. Они не могут купить билет на выступление, потому что у них все уходит на реабилитацию: и время, и деньги.

Однажды я выступал перед Муромским обществом молодых инвалидов, мы познакомились. И они даже приезжают на мои концерты в Москву – в такую даль.

Я сопереживаю людям и стараюсь поступать с другими так, как хочу, чтобы поступали со мной. Если я однажды окажусь в числе людей с ограниченными возможностями, хочу, чтобы меня не обижали, чтобы ко мне приезжали артисты.

Наталья ПАНКРАТОВА.