"Две убитые горем женщины мерзнут на площади". Сорок дней протеста в Южной Осетии

4 декабря минувшего года на главную площадь столицы самопровозглашенной республики Южной Осетии вышли мать и вдова Инала Джабиева. Он умер по дороге в больницу после задержания сотрудниками правоохранительных органов. На его теле были зафиксированы многочисленные травмы. Дело по факту пыток было возбуждено, однако явных движений по нему нет. Родные Джабиева требуют отставки генерального прокурора. Они не уходят с площади и лишь сменяют друг друга. На площади они провели и новогоднюю ночь. К ним присоединились десятки жителей Цхинвали, которые поддерживают Оксану Сотиеву, жену Инала, и его мать Майю Джабиеву и требуют от президента самопровозглашенной республики пойти на диалог с женщинами. Прошло сорок дней, но диалог так и не состоялся. Редакция Кавказ.Реалии поговорила с политологом, редактором сайта "Основа" и автором проекта "Площадь Свободы" Русланом Тотровым о том, что происходит за Большим Кавказским хребтом. Он следит за протестом в Цхинвали с первого дня. – Тебя называют "рупором" конфликта в Южной Осетии. Почему именно ты? Это связано с тем, что там не развита независимая журналистика? – Я бы не стал так говорить. Не хочу вообще защищать журналистов Южной Осетии, потому что они этого не заслуживают в своей массе, но говорить о неразвитой журналистской среде я бы не стал. Во-первых, оставим в стороне журналистов Радио Свобода, потому что если бы не они, то, наверное, никто бы вообще не писал о том, что происходит в государстве Южная Осетия. Если мы оставим за скобками "Эхо Кавказа", Кавказ.Реалии и еще пару негосударственных СМИ, то всё. Государственные СМИ Южной Осетии несколько первых дней вообще делали вид, что ничего не происходит. Все изменилось, только когда мы начали их открыто чихвостить. И то их позиция – убогая. Я не могу по-другому назвать. Она убогая и предательская. Я не рупор, я – журналист. Если получается так, что никто больше не может и не хочет это делать и по какой-то причине видно и слышно только меня, это не моя вина. Это беда осетинской журналистики. – Ты наверняка видел претензии в свой адрес в духе: "Что Тотров забыл в Южной Осетии?" Так почему же Тотрову так интересна Южная Осетия? – Тотров – из Осетии. Это самое главное. Осетия разделена в умах и сознании очень недалеких людей. Понятное дело, у нас есть независимое государство, и у нас есть субъект Российской Федерации. Но ментально это не просто один народ, это одна территория. Да, мне не нужно прикрываться границей, таможней в Зарамаге, чтобы говорить, что это одна республика. Это одна территория, это единая территория одного народа. Поэтому Тотров не в Южной Осетии "забыл", я занимаюсь политической журналистикой, политической аналитикой, я пишу о громких делах, и было бы очень странно после пяти лет бдения по делу Цкаева в Северной Осетии не освещать точно такую же зеркальную историю в Южной. Это было бы недопустимо для меня, это было бы непрофессионально. Плюс это действительно тот случай, когда "а кто, если не я". Государственные СМИ Севера и Юга, которые молчали? На Юге есть несколько отважных женщин-журналистов, которые пишут об этом. А на Севере кому-то из журналистов неинтересно, кто-то не хочет, кто-то забавно молчит, кто-то грустно молчит. Я всячески шпынял здесь государственные телекомпании – национальное ТВ и ГТРК. Они не замечали происходящего на Юге. Потом они заметили. Лучше бы не замечали, если честно. Я не про то, что называется журналистской солидарностью. Я в нее верю, когда речь идет о защите Ивана Голунова или Ивана Сафронова, журналистов, которые страдают от беззакония. Но меня спрашивают, почему ты критикуешь своих коллег? А я их буду критиковать, потому что они забывают, что они должны во главу угла ставить осетинские национальные интересы. Хорошо, что об этом пишу я. Я пять лет пишу о деле Цкаева. А дело Джабиева для меня так же принципиально, потому что там как под копирку все случилось. – Как тебе кажется, чем закончится вся эта история? Будет ли итог у этого протеста? – Категорически нельзя идти на поводу у государственной южноосетинской пропаганды и представлять этот протест как нечто политизированное. Когда в 2015 году убили Владимира Цкаева, небольшая армия всяких провластных господ, живых людей, ботов, некоторых коллег-журналистов начала активно продвигать конспирологическую теорию. Они писали, что убийство Владимира Цкаева и последующие события – это дело рук каких-то очень вертких кукловодов, главной целью которых было скинуть бывшего министра внутренних дел Ахметханова, потому что тот добрался до самой сердцевины банды Аслана Гагиева, тесно связанной с прежним руководством Северной Осетии. Я моральную сторону даже обсуждать не хочу. Мне кажется, это могли разгонять только законченные форменные негодяи, кем бы они ни были – политиками, журналистами, площадными зеваками. На Юге то же самое. Люди мерзнут на площади уже месяц, а государственная южноосетинская камарилья вкупе с некоторыми североосетинскими припевалами пуще прежнего рассказывает нам о том, что это все политика, что есть незримые третьи силы, что Джабиевыми кто-то руководит и что вся эта история с убийством Инала – это хитроумный план, дальше надо подставить – Грузии, Америки, русофобов, националистов, фашистов – для того, чтобы свергнуть замечательную демократическую южноосетинскую власть и возвести кого-то на пьедестал. Но нет ни единого доказательства, ни единого факта какой бы то ни было политизированности этого протеста. Те оппозиционные политики, благодаря которым в Государстве Алания есть демократические процессы в отличие от северного соседа, вообще не заявляют о своих амбициях. Депутаты Давид Санакоев, Алан Гаглоев, Зита Бесаева просто приходят на площадь, не выдвигая никаких политических требований, кроме того, что прозвучало в первый же день, – отставка генерального прокурора. Силовой блок Южной Осетии выстроен таким образом, что это своеобразная пирамида, верхушкой которой является генеральный прокурор. Поэтому он является не стороной обвинения, как это бывает обычно, а стороной защиты, стороной покрывательства. Но генпрокурор – это не политическая фигура, и требование его отставки абсолютно резонно, чтобы избежать конфликта интересов. Никто не призывает к отставке [президента Южной Осетии Анатолия] Бибилова, никто не отправляет правительство в отставку, оно само туда отправилось. Это очень верная тактика пропагандистов – забрасывать информацию о попытках госпереворота, о "руке Запада". Это все не требует никаких доказательств и очень хорошо ложится на общественное мнение. Но с Южной Осетией они прогадали. Они не учитывают настроение общества, что население Южной Осетии уже по горло сыто сказками о каких-то мифических третьих силах. И поэтому, несмотря на то, что никто сейчас не говорит об отставке руководства страны, я бы на месте Бибилова и его команды не о перевыборах в 2022 году мечтал, а о том, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Что говорить, если президент страны лично приходит в социальные сети и меня, в частности, обвиняет в клевете, хотя его чуть ли не носом ткнули в эту правдивую информацию. Или ситуация с Земфирой Цкаевой, когда он сравнивает убийство Цкаева во Владикавказе и убийство Джабиева в Цхинвале, говоря о том, что мать Цкаева не вышла на протест после того, как ее сына убили. Но мама Владимир Цкаева умерла за три недели до его убийства. И Земфира, его вдова, тоже не ждет извинений, потому что для извинений нужно какое-то мужество. Политики на Юге Осетии провалились настолько, что им остается только закопаться в конспирологию и пытаться обвинять всех на свете в том, что они натворили, что они сделали со своим народом. Меня называют "летописцем южноосетинского майдана". Там нет майдана. Там две убитые горем женщины мерзнут на площади. Их поддерживают десятки людей на площади и тысячи людей дома. Но там нет никаких политических требований. – Почему Бибилов не идет навстречу, не пытается договориться? – Я, конечно, мог бы тоже пуститься в конспирологические теории и поговорить о тесной личной и деловой связи президента и генпрокурора, но я не буду этого делать, потому что у меня нет фактологии. В отличие от того же господина Бибилова я оперирую только фактами и не распространяю клевету. Поэтому у меня есть только одна версия: это калькирование российского метода – никогда не идти на поводу у народа, никогда не исполнять чаяния людей, потому что сегодня они тебя попросят генерального прокурора снять, завтра еще что-нибудь, а послезавтра тебя снесут. Эта парадигма хорошо работает на территории нашей страны. Беслан, 2004 год. Разъяренная толпа стоит на площади Свободы, но [экс-президент Северной Осетии Александр] Дзасохов уходит только через девять месяцев. То же самое с ингушскими протестами. [Юнус-Бек] Евкуров ушел, но не сразу. Российская власть не может пойти на попятную перед собственным народом, потому что в глазах российских политиков это проявление какой-то неимоверной слабости и недопустимая метода поведения. Именно этим я объясняю то, что делает Бибилов. Он уперся рогом только потому, что его так научили старшие товарищи, так называемые кураторы: нельзя потакать чаяниям народа ни при каких раскладах, иначе ты пересекаешь условную красную линию и начинаешь делать что-то недопустимое с точки зрения российского политического пространства. – Чего ждет Бибилов – что все просто в один день устанут и уйдут домой? И надеются ли после стольких дней равнодушия в их адрес родные Джабиева, что они там не зря? – Оксана Сотиева – неимоверно сильная духом женщина, невероятно стойкая. Она прекрасно понимает, что происходит, и никаких иллюзий не питает. Я полагаю, что президент ждет, что все "само рассосется". Есть один момент, на который не обращают внимания многие. В марте 2021 года, через два с половиной месяца, истекает срок полномочий генпрокурора. Соответственно, его надо переназначать. В этой процедуре принимает участие парламент. Но парламент сейчас не собирается. Там сейчас не бывает кворума. Из-за этого он не может принять бюджет. Это такая депутатская форма протеста против произвола исполнительной власти Южной Осетии. Возможно, Анатолий Бибилов ждет марта. Но я не удивлюсь, если он попытается переназначить генерального прокурора. Понятно, что это пока фантастический расклад, потому что депутаты никогда на это не пойдут. Но я не стал бы сбрасывать со счетов общее непонимание президентом той ситуации, которая сложилась в его государстве. Все его шаги не просто говорят, а кричат о том, что он вообще не владеет ситуацией, как говорили в Советском Союзе, "на местах". Он вообще не понимает, что происходит в его стране. Это распространенная ситуация, когда верховный правитель живет в мире иллюзий, искусственно формируемом ближайшим окружением. Либо он вообще не отдает себе отчета в том, что он делает, либо – хотя я не думаю, что он читал Достоевского и вообще настолько глубоко знаком с русской классикой, – использует принцип "чем хуже, тем лучше". – Случаи с Джабиевым и Цкаевым – это трагические случайности, связанные с личными качествами конкретных сотрудников или общепринятый принцип работы в правоохранительных органах? – Южная Осетия – это независимое государство, но уголовный кодекс – российский, методы – российские. Это никоим образом не случайность. Они выкрали молодого человека. Мы сегодня знаем – Цхинвальский суд вынес исчерпывающее решение о том, что в отношении Джабиева никогда не избиралась никакая мера пресечения. Они запытали его до смерти. То же самое с Цкаевым. Следователь по его делу Аслан Хугаев когда-то мне сказал: "Вы думаете, что можете что-то изменить тем, что вы боретесь сейчас? Пытки были, есть и будут". Это метод их работы. Они не могут иначе. Сотрудники не видят в этом ничего предосудительного. Для того, что сделали с Цкаевым и с Джабиевым, у них существует глагол "работать". В показаниях по делу Цкаева есть слова начальника: "Надо еще с ним поработать". Естественно, это не происходит каждый раз, но пугающее количество этих случаев в стране не оставляет другого выбора, кроме как признать, что это – порочная система. Сотрудники правоохранительных органов часто ссылаются, что это издержки палочной системы, когда статистика превыше всего и нужна раскрываемость любой ценой. Но пытки нельзя оправдать ничем. Однако восемь садистов в форме пытают, еще тридцать восемь присутствуют, а 138 – прекрасно знают, что происходит. Но мы будем бороться с этой системой в любом случае. – Вместе с Цкаевым по делу о покушении на жизнь экс-министра внутренних дел Игоря Наниева забирали и других парней – Николая Цховребова и Герсана Кулумбегова. Цховребов после этого рассказывал на камеру о том, как пытали его и как он слышал крики Джабиева. Что сейчас с ними? – Там вялотекущее следствие. Эти ребята продолжают оставаться подозреваемыми. Джабиева пытаются выставить наркоманом. Цкаева тоже пытались выставить наркоманом и бандитом, но у них это не получилось, и они быстро эту лавочку свернули. А что, наркомана и бандита можно пытать? – Но уголовного дела по факту пыток Цховребова не возбуждено? – Там всё на стадии экспертиз, и я не хочу быть слишком оптимистичным по поводу возбуждения уголовного дела. В деле Джабиева есть две экспертизы. На месте проведения первой настаивал генпрокурор Джагаев. Он хотел, чтобы ее проводили в судебно-медицинском центре Министерства обороны России. При этом судебно-медицинское бюро Южной Осетии в лице главного эксперта сразу заявило, что у них есть все необходимое для проведения качественной экспертизы, что не надо отправлять ничего иностранцам. Но нет, президент и генпрокурор настояли, и мы получили ту экспертизу. Когда поднялась страшная буча и пришлось делать вторую, причина смерти оказалась совершенно другой. Возникает вопрос: почему все хотят, чтобы генпрокурора убрали? Может, потому что он как раз настаивал на экспертизе, в которой будет сказано, что Джабиев умер от абстинентного синдрома? О каком доверии может быть речь? Поэтому нужна третья экспертиза, но государство будет делать всё, чтобы ее провели в нужном им центре. Но, по сути, остаются два бюро, где делали две цкаевские экспертизы, правдивые экспертизы. Я надеюсь, что это будет именно эта структура, потому что мне бы очень не хотелось стать очевидцем того, что третья экспертиза внезапно подтвердит выводы первой. Но у меня есть все основания полагать, что это последний отчаянный шаг, на который может пойти система. – И все же есть надежда, что дело Джабиева будет расследовано до конца, а все виновные понесут соответствующее наказание? – Беспрецедентное общественное давление, которое оказывается на все институты власти в Южной Осетии, позволяет говорить, что этим мерзавцам будут вменять достаточно серьезные статьи, подобно тем, которые вменяют по делу Цкаева. Слово "убийство" не звучит. Это причинение тяжких телесных повреждений, повлекшее смерть. Плюс превышение должностных полномочий. Это максимум, на что можно рассчитывать. Но максимальное наказание – пятнадцать лет лишения свободы. Однако есть другой вопрос: сколько человек участвовали в пытках Инала Джабиева? Сейчас арестованы восемь, двое уже отпущены под домашний арест. Мои источники мне однозначно сообщают, что к ответственности привлечены далеко не все, кто был в отделении и кто принимал участие. Такая же ситуация и с делом Цкаева. Проблема не в том, осудят или нет. Проблема в том, осудят ли всех. Я не думаю, что здесь позволят следствию длиться три года. Судебный процесс тоже проведут побыстрее. Но есть и минус: я не очень представляю уровень адвокатов семьи Джабиевых. Цхинвал – это очень далеко для правозащитников от "Агоры", например. Андрей Сабинин и его коллеги хотели бы помочь, но это очень далеко, это очень сложно. Я боюсь, что "Система" может воспользоваться слабостью защиты Джабиевых. Я, правда, надеюсь, что страшное общественное давление окажет помощь. Цкаевское дело всколыхнуло общество, но джабиевское дело – откристаллизовало это общество, и в Южной Осетии сейчас есть консенсус, практически все категорически настроены к тем, кто это допустил, к тем, кто это сделал, и к тем, кто это покрывает. И вот это откристаллизовавшееся отчаяние поможет. В этом нет ничего политического, в этом нет никакого переворота, никакой "оранжевой революции", никакого майдана. Каждый день они пытаются придумать новые страшилки, но любопытно, что у власти сейчас нет голоса. Каждый день они выпускают ролики, озвученные компьютерным голосом. Даже самые заядлые пропагандисты либо боятся, либо понимают, что это дело настолько гиблое, что они просто угробят свою репутацию. – Как еще южноосетинские власти пытаются противостоять общественному мнению? – Каждый их ролик, каждое их заявление – это практически докладная записка в Федеральную службу безопасности. Они пишут это так, как будто бы они субъект Российской Федерации. Но Южная Осетия – независимое государство, и президент России Владимир Путин из раза в раз повторяет, что он заинтересован в том, чтобы независимая Южная Осетия динамично развивалась. Так они все время пишут докладные записки о каких-то неведомых русофобах, осетинских националистах, которые пытаются в Южной Осетии посеять антироссийские настроения. Но даже человек с интеллектом инфузории-туфельки понимает, что пытаться сеять в Южной Осетии антироссийские настроения – это забить сразу же все гвозди в крышку собственного гроба, потому что такое положительное отношение к России, как в Южной Осетии, далеко не в каждом российском регионе можно найти. Они это делают специально, они хотят обратить внимание специальных служб Российской Федерации, чтобы нейтрализовать тех, кого они называют лидерами протеста. Это депутаты, журналисты и просто общественники, которые бьются за Джабиевых так же, как они бьются за Цкаевых. И вот эта низость мне кажется главным показателем того, что представляют из себя Бибилов и его команда. В Америке есть такой термин "хромая утка". Он используется в отношении президента, у которого завершается заключительная каденция, и он больше не сможет баллотироваться – у него остается год или около того. Анатолий Бибилов может баллотироваться еще раз. Понятно, что он проиграет в пух и прах. Но он тоже "хромая утка". Он и его команда просто растоптали свой народ. Я ему этого никогда не прощу и буду до конца писать и рассказывать о том, что вытворяет он и его информационная обслуга. – В Северной Осетии информационную политику, хоть и странными методами, но пытаются строить. В Южной Осетии стратегии отсутствуют? – Власти Северной Осетии на фоне того, как себя ведут власти Южной Осетии, – образцовая система. Они знают, где расположены флажки, за которые нельзя заходить, они знают про красные линии, они гораздо лучше понимают свое собственное общество. Я не представляю, чтобы руководство Северной Осетии вытворяло что-то хотя бы отдаленно напоминающее то, что происходит на Юге. Там просто отрицательная селекция. Так нельзя, правда. Они елочку нарядили рядом, они ходят на концерты национального ансамбля. Они не находят сил, мужества, а может, у них просто нет понимания того, что надо просто прийти на площадь, сесть рядом с мамой Инала и молча выслушать, что они скажут. Может, они ничего не скажут, потому что все уже сказано. Но ни Бибилов, ни генеральный прокурор, ни отстраненный министр внутренних дел носа не показали на площади. Какими бы они ни были в моем представлении, два последних руководителя Северной Осетии вели себя совсем по-другому. Тамерлан Агузаров вышел тогда к людям, он Земфиру Цкаеву у себя несколько раз принимал, а Вячеслав Битаров – от меня втройне ценнее это услышать – очень сильно помог, чтобы последняя экспертиза была сделана в рекордно короткие сроки. И это при том, что Северная Осетия – это субъект Федерации, а Южная Осетия – независимое государство, где на президенте все завязано, где от президента все зависит. Северная Осетия – пример устойчивой политической системы на фоне того, что происходит на Юге. Да, я буду об этом писать. Конечно, я был бы счастлив, если бы южноосетинские коллеги, в руках которых эфиры, вели себя как достойные журналисты. Тогда мне бы не надо было писать об этом каждый день. Бибилов и его команда не проиграли информационную битву. Битвы не было. Они настолько олицетворяют мировое зло в глазах общественности Южной Осетии, что это просто история про черное и белое, без градаций. Теперь они пытаются компьютеризованными голосами делать ролики и рассказывать про цветные революции. Это удел убогих людей. Это на их совести, пусть делают. *** За сорок дней протеста вдовы и матери Джабиева ничего не изменилось. Еще в декабре Анатолий Бибилов провел пресс-конференцию, на которой заявил, что расследование идет, но с соблюдением всех процессуальных тонкостей, которые требуют времени. Зима тем временем продолжается, а у собравшихся на площади отбирают тенты, газовые баллоны и кипяток. Текст может содержать терминологию и топонимы, используемые в самопровозглашенной республике Южной Осетии.