Югоосетинская неделя: месяц со дня убийства Джабиева и год жизни в гетто

28 сентября прошел месяц со дня убийства от рук силовиков 30-летнего жителя Цхинвала Инала Джабиева. На его похоронах президент Бибилов пообещал возмущенной общественности и родным убитого объективное и открытое расследование преступления. По словам вдовы Инала Джабиева Оксаны, обещание не выполняется, никаких подвижек в расследовании резонансного дела пока нет: «Ровным счетом ничего (не изменилось), потому что я не вижу никаких изменений, продвижений тоже не вижу. Я у них спрашиваю, что у них нового. Пока ничего, молчат. Подозреваемые показаний не дают. На той неделе из Владикавказа были приглашены (для них) два адвоката, вы, наверное, слышали. Но даже после того, как у них есть адвокаты, я не знаю, дали они показания или нет. Мне пока ничего не сообщили. Я написала заявление на Джемала Бибилова. Это, по-моему, начальник розыска или криминальной милиции. Ну, уже бывший, его тоже отстранили. Мне передали, что подозреваемые сами говорят про Бибилова Джемала. Говорят, почему Джемал не сидит с нами. Когда, говорят, мы подбежали на крики, то увидели, что Джемал лежал на Инале и делал ему искусственное дыхание и массаж сердца. Я написала на него заявление, почему он до сих пор на свободе и его не привлекли к уголовной ответственности? А другое я написала на Маргиева – начальника ГОВД города Цхинвала, потому что Инала содержали там пять дней незаконно. Без каких-либо документов, без меры пресечения. И только на шестой день ему выписали содержание, то есть предъявили ему обвинение и выписали содержание (под стражей)». Пытки в югоосетинских узилищах давно стали нормой. Норма, когда несчастных заставляют оговаривать себя и других фигурантов дела, когда фальсифицируют против них доказательства, подкидывают ложные улики. Так было, например, с делом Дмитрия Калоева. Его пытали, чтобы взял на себя убийство пропавшего без вести человека. И даже когда выяснилось, что у Калоева стопроцентное алиби, что пропавший скончался в Грузии, когда Калоев уже двое суток сидел в СИЗО, следователи его не отпустили. Ему продолжили ломать жизнь, зная о невиновности. Изъятые во время обыска на квартире патроны от газового пистолета следователи подменили боевыми и подвели под срок. И это все происходит в маленьком обществе, вместе пережившем войну. Это самая большая загадка – откуда в правоохранителях столько жестокости и пренебрежения к своим людям? Как можно забить до смерти молодого парня? Не пожалеть ни его родителей, ни его малолетних детей? Теперь президент обещает обществу объективное расследование. Но кто его будет проводить? Мы должны поверить, что система сама себя расследует и накажет? Мы должны поверить, что генпрокурор и президент были не в курсе происходящего расследования, не знали, что оно незаконно удерживало почти неделю трех молодых людей? Мы должны поверить, что коллеги этих оперативников не слышали воплей истязаемых парней и поэтому не вмешались? Неужели действительно кто-то в это поверит? Очевидно, что ни о каком объективном расследовании речь идти не может. Максимум, что могут предложить обществу, – демонстративное наказание нескольких исполнителей, допустивших производственный брак. Вот Калоева мучили аккуратно – несмотря на то, что он был после операции, до смерти не забили. А с Джабиевым оплошали. Почему так? Торопились? Тогда кто торопил, кто ждал результата? Кто бенефициар этого расследования? Что должно было произойти после этого так называемого раскрытия преступления? По чью душу затеяли весь этот цирк? Неужели действительно кто-то верит, что следствие выяснит все эти обстоятельства, а не ограничится сроком для нескольких оперативников? Полагаю, и депутаты, настаивающие на открытом расследовании убийства, на это не особо рассчитывают. Можно так охарактеризовать диспозицию заинтересованных сторон вокруг этого дела. Очевидно, что политическое руководство и назначенное им «объективное следствие» ждут, пока общественное внимание не будет ослаблено, пока это дело не уйдет с повестки дня. Расчет на то, что общество в принципе не способно к длительной мобилизации, оно быстро устает и теряет интерес. Тогда можно будет выйти из этой истории с минимальными потерями. В свою очередь, депутатская группа, настаивая на открытом расследовании, не может не понимать, что расследовать полностью это дело не получится – не при этом политическом режиме и не этим составом силовиков. Их задача – ослабить давление власти на общество, остановить аферу с покушением на бывшего министра внутренних дел Игоря Наниева, с возбуждением новых и возобновлением старых уголовных дел, глухарей, которым грозит еще одно «объективное расследование». Но еще до его результатов президент анонсирует в качестве виновных лидеров оппозиции. Все это похоже на некий план по сворачиванию политической конкуренции в республике и закручиванию гаек, попытке навязать обществу российскую модель управления. Депутаты пытаются применить самый простой способ хотя бы на время остановить эту экспансию – отправить в отставку генпрокурора. Держать на контроле расследование дела Инала Джабиева. Напомню, после убийства молодого человека двадцать три из тридцати четырех депутатов подписали обращение к президенту с просьбой отправить генерального прокурора в отставку как ответственного за это преступление. Двадцать пять депутатов проголосовали за это обращение, а семнадцать заявили, что приостанавливают свою деятельность в законодательном собрании, пока Урузмаг Джагаев не уйдет в отставку. Срок действия ультиматума – два месяца, потому что, если за этот срок парламент не может собраться, действующий созыв считается сложившим свои полномочия. Приблизительно половина этого срока уже прошла. 29 сентября спикер парламента Алан Тадтаев собрал депутатов, чтобы еще раз услышать их позицию, говорит участник встречи, депутат Давид Санакоев: «Мы еще раз проговорили наше решение о том, что необходимо увольнять генпрокурора. Я еще раз представил материалы, которые удалось собрать. Мы видим, что расследование проходит не совсем объективно, что есть много вопросов, несостыковок, и понятно, что уже прошел месяц, и мы не видим результата, даже промежуточного. Мы пока не получили ответ на депутатский запрос, чтобы нам представили информацию о ходе расследования по убийству Инала Джабиева, хотя сроки уже вышли. Большинство депутатов были на месте, и все согласились с тем, что решение, которое мы приняли тогда на сессии по поводу увольнения генпрокурора, остается в силе». Еще одна история про системный кризис. 53-летнюю жительницу Ленингорского района Нелли Кисиеву, страдающую тяжелой формой болезни Паркинсона, не выпускают на лечение в Тбилиси. Женщина угасает на глазах. Она нуждается в срочной госпитализации, но для получения разрешения на выезд из республики от нее требуют пройти длительные бюрократические согласования. Родные Кисиевой и ее лечащие врачи опасаются, что она может не дожить до выдачи разрешения, говорит гражданская активистка из Ленингора Тамара Меаракишвили: «У нее тяжелая форма болезни Паркинсона, самостоятельно – только дышит. Давно уже не ходит, не говорит, не реагирует. Вот уже несколько дней, как ее семья, лечащий врач и районное начальство пытаются вывезти ее на лечение в Тбилиси, но Минздрав пока не разрешает. В министерстве говорят: сначала нужно оформить какие-то документы, а для этого привезти больную в Цхинвал, там обследовать, но, по оценкам ее лечащих врачей, больная не выдержит дорогу до Цхинвала. Ее убьет езда по горным серпантинам». В отношении жителей района действуют бесчеловечные правила, введенные президентом Бибиловым. Любой умирающий должен доказать, что он нуждается в экстренной помощи. Для этого мало заключения лечащего врача, мало даже решения консилиума врачей районной больнице. Умирающий должен добраться в Цхинвал через перевалы по горным серпантинам, пройти обследование в республиканской больнице. Там должны признать, что ему нужна помощь, которую они оказать не могут, и только после этого у больного появляется шанс на выживание. Дело доходит до абсурда, когда разбитого инсультом больного, для которого дорога каждая минута, удерживают по нескольку дней на этих согласованиях и, по сути, убивают. Два десятка стариков не выдержали этой беспощадной процедуры и погибли. Это правило действует с 5 сентября прошлого года, когда президент закрыл для местных жителей границу с Грузией, по сути, превратив восточную часть района в гетто. Большая часть активного населения уехала в Грузию – там учеба, работа, культурная жизнь и медицинское обслуживание. В районе в основном остались старики. Они жили за счет того, что к ним приезжали родные. В случае необходимости их вывозили на лечение или чтобы пересидеть в тепле зиму. Когда президент Анатолий Бибилов закрыл границу, они оказались в смертельной ловушке. «Эхо Кавказа» спросило ленингорцев, как им живется в изоляции. Нуну Гигинеишвили: Я здесь родилась, здесь я выросла, здесь я живу. Всю жизнь здесь прожила. У нас никаких проблем не было. Видите, сейчас нам закрыли дорогу. Уже второй год дорога закрыта. Я сама болею, у меня проблемы, мне надо ехать туда… Ну вот что мне делать? Моя дочка там, там она живет. Я здесь одна. Мне очень тяжело. Очень тяжело. Сделайте все возможное, чтобы открыли дорогу! Я говорю не только от имени грузин, но и осетин. Они тоже все этого желают – вот здешние, которые здесь живут. Иза Гамбашидзе: Очень плохо. Дети, внуки, правнуки у меня там. Я здесь одна, и мне очень тяжело. Уже год не была там. Пенсию там получала. Сейчас нет ни пенсии, ничего. Мне очень тяжело. Маквала Бекаури: Плохо живем. Очень плохо. Нет ни дороги, ничего. Не могу видеть детей, заперты здесь в районе. Больше года не видела детей и внуков. Это не жизнь! Что еще тут скажешь? Марина Меаракова: На цены посмотрите и покажите, какие цены здесь, как мы живем… Я не знаю, как это можно? Даже когда война была фашистская, даже тогда не закрывали дороги. Не была закрыта дорога. А сейчас как можно? Сейчас уже пандемия, и очень трудно туда-сюда ходить, но до этого же можно было открыть? Мы же люди, не скоты! У нас у всех есть сердце. Не только у грузин свои там, но и у осетин». По словам югоосетинской журналистки Анны Чочиевой, у нее складывается впечатление, что власти совсем не заботит репутация республики. Потому как нет и не может быть никаких объяснений, чтобы оправдать эту бесчеловечную историю в глазах своих соотечественников или мирового сообщества. Увы, говорит Чочиева, в последнее время таких примеров бессмысленной жестокости становится все больше, они уже формируют внутреннюю повестку дня: «Многие историки отмечали, что перед такими потрясениями, как революция и т.п., власть начинала творить совершенно абсурдные вещи, которые не поддаются никакой логике. Возможно, мы вступаем в такой период, когда уже все действия власти выглядят алогичными, непродуманными, странными. Это и есть системный кризис, когда мы видим управленческий коллапс и серьезные проблемы по всем направлениям. Мы можем быть в чем-то недовольны нашим руководством, но, в принципе, мы ожидаем от них представления о том, как выглядит цивилизованное государство, как оно должно себя вести, где начинается грань недопустимого. Мы рассчитываем, что они имеют представления, как их действия выглядят в глазах всего мира. Но то, что мы наблюдаем, не укладывается в наши ожидания». Текст содержит топонимы и терминологию, используемые в самопровозглашенных республиках Абхазия и Южная Осетия