Какаие колокола на Руси Петр I считал самыми святыми
Если тело может быть храмом, то храм – телом. В таком случае, его языком будет колокол – огромный, но тончайший музыкальный инструмент, обладающий неповторимым звучанием. Когда же над храмом сгущаются тучи, то колокола меняют звучание, переговариваются между собой, становятся живыми и начинают вести себя по-иному.
Древние источники сохранили множество чудесных случаев таинственного колокольного звона, который разливался над монастырями и городами якобы сам собой. О нем сообщалось и в народных сказаниях об Иване Грозном и Марии Нагой.
А в одной летописи говорилось, будто перед московским завоеванием Новгорода в Хутынском монастыре «корсунские колокола сами о себе зазвониша». Известен также случай, когда от «бесчинствований» Грозного, как говорил летописец, «в ты поры на Москве колокол благовестник напрасно отпаде».
Во всех этих случаях происшествия с колоколами были связаны с какими-то историческими событиями, колокола становились своего рода гласом всевышнего, который через них выражал своё отношение к происходящему.
Одним из самых известных чудес с колоколами является чудо Троице-Сергиева монастыря, случившееся в 1701 году. Очевидец утверждает, что в это время он был в Троице-Сергиевом монастыре и услышал про петровский указ о сборе колоколов на литье пушек. Власти монастыря, конечно, противиться государю не смогли и старались его приказ исполнить. Однако воспротивились приказу сами колокола.
Сначала исчез старинный колокол, приготовленный к отсылке в Москву. Другой же, когда его хотели разбить, ударам молота не поддался и гудел аж трое суток.
Еще два колокола, «братевники именуемы», никак не снимались с крючьев, а потом сами пали, обломав стены. Тот же пропавший чудесным образом древний колокол был через время отыскан в довольно неожиданном месте: его нашли в пруду за монастырем, когда монахи кололи там лёд для монастырских погребов.
Как известно, после нарвского поражения в 1700 году Петр I издал указ собирать с монастырей колокольную медь для литья пушек, чтобы компенсировать потери затонувшей под Нарвой артиллерии. От каждого монастыря было потребно по одной четверти от общего веса всех колоколов.
Когда же государю доложили о напасти с колоколами Троице-Сергиева монастыря, тот сразу прибыл в монастырь и стал просить прощения у чудотворца за свой приказ.
Учитывая нрав Петра I, это было необычайным шагом с его стороны. Вообще, между государем и Троице-Сергиевом монастырем были особые отношения. Судя по некоторым данным, Петру всегда приходилось считаться с обителью. Например, есть сведения, что монастырь пытался уклониться от сбора денег на корабельное строительство в 1698 г. По другим данным, монастырь всё же внес 7000 рублей на корабельное строение (для сравнения, от Углича тогда поступило 86 рублей 31 алтын). Легендами окружено и пребывание государя в лавре. По одной из них Петр I забирался на Красную башню и целился с неё в уток, от чего она потом стала называться Уточьей.
Возможно, всё это относится, скорее, к мифотворчеству, однако все эти сообщения восходят именно к тому дню, когда Петр, взбудораженный колокольными знамениями, приехал в лавру на поклон Сергию. Когда же колокола из лавры прибыли в Москву, оказалось, что один из них был лит в 1427 году ещё при великом князе Василии Васильевиче. Сам Петр для переплавки брать его не стал, а повелел вернуть на место и беречь как зеницу ока, что тоже можно рассматривать как необычайный жест. Впрочем, он был далеко не безвозмездный: взамен монастырь обязался в ускоренном режиме выполнить военный заказ по изготовлению транспортных средств для перевозки артиллерийских орудий. Именно благодаря этой истории можно говорить, что не только колокольной медью, но и изготовлением «артиллерийских припасов» Троице-Сергиев монастырь принимал участие в Северной войне.
Интересна и судьба этого старого колокола, который, противясь переплавке, сокрылся в водах пруда. Назад в Троицкую лавру он не поехал, его отвезли в Троицкое подворье в Московском Кремле, где через некоторое время он пострадает при пожаре. Тогда Петр I издаст указ о переплавке его в новый для обители Сергия и Никона Радонежских. Вес его составил 161 пуд (2,6 тыс. кг.), а прозвище ему дали Баран (весьма тонкий намек!). Но и он вскоре был разбит и пошел на литье лаврского Царь-колокола.
Благополучно закончился и эпизод с «колоколами-братевниками». Отправленные на московский Пушечный двор, в литье пушек они не пошли, потому что… медь оказалась слишком жестка. Вообще, далеко не все привезенные в Москву колокола тогда пошли на военное дело. Так что в реальности многие колокола могли уцелеть уже в Москве (конечно, не без доли чудесного вмешательства).