Особое мнение: Дмитрий Муратов
Особое мнение: Дмитрий Муратов
http://www.youtube.com/watch?v=mgBFiXLt3vU
И.Воробьева― Здравствуйте! Это программа «Особое мнение». Меня зовут Ирина Воробьева. И сегодня со своим особым мнением — Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты». Здравствуйте!
Д.Муратов― Здравствуйте, добрый вечер!
И.Воробьева― Те, кто смотрит нас в YouTube на канале «Эхо Москвы», видит, что на столе у Дмитрия Муратова лежит хоккейная клюшка. Начнем с клюшки. Что это?
Д.Муратов― Помнишь, мы в эфире говорили о том, что когда была нужна помощь мальчику, больному СМА Тимуру Дмитриенко, я из своей коллекции выставил на продажу клюшку. Вот она. За нее уплатили, не торгуясь, 100 тысяч долларов. Это пошло в счет всего этого дела. Вот у нас заголовок, что Харламов играет в команде Тимура.
И.Воробьева― Это была клюшка Харламова.
Д.Муратов― Харламова. И я поменял эти деньги на эту клюшку, а деньги курьер отвез родителям Тимура. Я хочу сказать, что это, конечно, гигантское счастье, что в этом еще поучаствовал Андрей Костин и еще неизвестных благотворитель. Потрясающую работу проделали родители Тимура. Артем, привет!
И.Воробьева― Артем — это папа.
Д.Муратов― Да. И Тимуру поставили «Золгенсму» и остановили его болезнь. Недавно на канале Sports.ru опубликовали интервью Александра Головина со мной, где он попросил рассказать про эту историю — я про нее рассказал. А на следующий день раздается звонок. И человек говорит: «Здравствуйте! Это Александр Валерьевич Харламов».
И.Воробьева― Боже мой!
Д.Муратов― Я говорю: «В смысле сын Валерия Борисовича Харламова, известный хоккеист и хоккейный менеджер?» Он говорит: «Да, это я, Александр Валерьевич Харламов». Я говорю: «Я страшно рад вас слышать. Я только заочно следил за вами, когда вы играли в ЦСК, НХЛ». Он говорит: «Вы знаете, у меня какая задача? Дома у меня хранилась клюшка отца. И взамен той, которую вы отдали в пользу Тимура, — видите, называется: «Харламов играет в команде Тимура», какой заголовок, — Я хочу вам ее привезти». Вы будете смеяться, через два дня мы встретились у нас в редакции. Социальная дистанция у нас была как раз с эту клюшку. Это очень умный, очень компетентный, физически такой, очень прокачанный человек. Вот клюшка. Я показываю. Личное клеймо Харламова. Его обмотка.
И.Воробьева― Я вижу, там написано: 17. Харламов.
Д.Муратов― Это с игры клюшка, настоящая боевая клюшка. И Александр Валерьевич Харламов сказал, что мы обязаны друг другу помогать. Он тоже считает, лучшая участь его семейной реликвии — чтобы она сыграла за кого-то из детей СМА. И как только закончится карантин, мы проведем аукцион не только с этой клюшкой, но и еще нам люди присылают. Я даже не будут говорить, какие у нас будут сеты в этом аукционе. Мы его готовим.
Д.Муратов: Москва статистику по смертности не скрывает
И.Воробьева― То есть люди присылают какие-то важные вещи, которые, действительно, могут стоить на аукционе больших денег…
Д.Муратов― Это семейная реликвия.
И.Воробьева― Семейные реликвии, чтобы можно было…
Д.Муратов― Семейные реликвии уникальных людей. Я очень благодарен Александру Харламову. Я лично буду болеть за клуб, где он генеральный директор. Это Нижегородское «Торпедо», в прошлом знаменитое «Торпедо» Горький с Виктором Коноваленко, с выходцами многими олимпийскими чемпионами. Я буду за них болеть, а клюшка его будет играть в команде кого-то из детей, больных СМА. Чего не скажешь, что на нашей стороне сейчас сильно играет государство.
И.Воробьева― Только хотела спросить.
Д.Муратов― Вот спроси меня, спроси.
И.Воробьева― Понятно, что есть люди, клюшки, есть Муратов, есть те, кто, жертвует большие деньги…
Д.Муратов― Есть газета, а не Муратов, потому что этим занимались десятки сотрудников газеты, поэтому тут нельзя сводить ко мне никак.
И.Воробьева― «Новая газета», редакция, целая команда людей, родители, безусловно, в первую очередь. Я хорошо помню наш предыдущий эфир.
Д.Муратов― Ольга Германенко — это Фонд детей СМА.
И.Воробьева― Этот эфир был пару месяцев назад, наверное? Как изменилась ситуация?
Д.Муратов― Мы отправили запросы во все возможное инстанции. Из Минздрава мы получили ответ, что наши предложения включить в Конституцию или в закон нормы, по которым не из регионального бюджета, а из федерального бюджета. В региональном бюджете нет бабла, мы в этом убедились сейчас, во время эпидемии, ни на что нет денег. А чего на них скидывать-то? Но на них же скинули. Весь смысл предложения: чтобы люди с редкими, тяжелыми, трудноизлечимыми, орфанными так называемыми заболеваниями…
И.Воробьева― Редкими.
Д.Муратов― …Из регионального списка в федеральный. Это 323-й закон «Об охране здоровья граждан». Есть обнадеживающие, правда, вещи. Они такие. Вот получаю я письмо от Инны Святенко. Инна Святенко — это председатель комитета, вообще-то, ни много ни мало — я его захватил — вот ее письмо, пожалуйста…
Д.Муратов: Почему ради больного ребенка нельзя поменять федеральный закон?
И.Воробьева― Это знакомая, вообще-то, фамилия очень.
Д.Муратов― Да. Она председатель комитета Совета Федерации по социальной политике. И она мне пишет: «Содержащиеся в ваших обращениях предложения о необходимости закрепления в федеральном законодательстве положений об осуществлении лечения орфанных заболеваний за счет федерального бюджета приняты во внимание и будут рассмотрены на совместном заседании комитета Совета Федерации и комитета по социальной политике и государственному строительству.
Я понимаю, что в Конституцию они уже этого не внесут. Потому что если поправки все подписаны и просто зачем-то по ним еще нужно проголосовать гражданам, но они уже подписаны президентом, ты же после президента…
И.Воробьева― Они приняты заксобраниями регионов.
Д.Муратов― Всё. Ты уже туда ничего не впишешь. Значит, у нас остается одна возможность — это биться за включение в 323-й федеральный закон этой самой нормы. Иначе люди будут умирать. Мы эсэмэсками будем всё это дело собирать. 1000 человек по разным данным 1111, может быть, детей, а иногда и людей постарше, у которых просто уже доходит до последней черты, они будут умирать, пока мы будем лихорадочно абсолютно… Одного Харламова мало. Нужно, чтобы государство сыграло за детей тоже, а не только Валерий и Александр Харламовы и не только газета, и не только граждане, которые по 100, 200 рублей посылают со своих небольших зарплат. Вот же в чем дело.
И даже когда Владимир Лисин (Новолипецкий металлургический) насколько детей сразу, целиком закрывает их потребности многомиллионными в евро суммами, — даже Лисина не хватит на всё это дело. Где государство — у меня вопрос? Я бы его в обычно жизни и не видел. Но здесь оно пригодилось. И вот в тот момент, когда оно пригодилось, его как раз и нет.
Знаете, что происходит? Ну, ты меня перебей, ладно?
И.Воробьева― Нет, я пока не хочу перебивать. Потому что я бы хотела единственное, что отметить для тех, кто не постоянно с этим работает, орфанный заболевания — это не интернет СМА. Это редкие заболевания, их много разных заболеваний. Есть люди, которые болеют редкими заболеваниями, и они попадают в самую сложную ситуацию, потому что нет протоколов лечений. Если они есть, то нет лекарств и так далее. Ради этого небольшого количества людей никто не будет менять законы и так далее.
Д.Муратов― Вот надо ради них и менять законы, конечно. А как же?
И.Воробьева― Ситуация сейчас выглядит так, как выглядит.
Д.Муратов― Вот ради президента можно поменять Конституцию. Почему ради больного ребенка нельзя поменять федеральный закон? А в чем разница? У того и другого равное право на жизнь и равные права перед богом.
И.Воробьева― Разница огромная.
Д.Муратов― Но в моих глазах — нет.
И.Воробьева― А я считаю, что она огромная, потому что ради детей надо менять законы, а ради одного президента Конституцию — не стоило бы. Разве нет, Дмитрий Андреевич?
Д.Муратов― Да. Вот что происходит дальше. Для того, чтобы получить «Спинразу» — это укол, который стоит дешевле, но его надо колоть всю жизнь, а не один раз, но он зарегистрирован у нас, он является у нас лечением официально в России, — нужно пройти врачебную комиссию, получить документы. Например, в одной из ведущих московских больницы проходит врачебная комиссия. Там проходит консилиум и назначают «Спинразу». И родителей из этой больницы, где провели комиссию, отправляют в поликлинику по месту жительства, а поликлиника по месту жительства направляет обратно, например, в Морозовскую больницу, потому что она не уполномочена проводить врачебные комиссии. И всё, абсолютно замкнутый круг. И у родителей на сегодняшний день единственный вариант — это идти и подавать в суды.
Д.Муратов: Типа, мы боремся и спасаем граждан. У нас невысокая смертность. А куда девать 694 умерших от пневмонии?
По «Спинразе» только в Москве состоялись первые заседания по 8 жалобам.
И.Воробьева― Чем закончилось?
Д.Муратов― Только состоялись. Еще идут суды. Я думаю, что Москва все-таки среагирует. Есть решения чудовищные. Это, например, в Алтайском крае, в Ставропольском крае, где уже выиграны суды. Вообще, выиграно 17 судов, уже сейчас больше. У меня статистика даже чуть уже устарела. 17 судов. Так вот, они не исполняются.
И.Воробьева― То есть суд сказал — надо…
Д.Муратов― Суд сказал — надо. Это нужно сделать в течение 2 месяцев. Родители обращаются в федеральную службу судебных приставов, жалуются в прокуратуру: «Вот решение суда, вот решение врачебной комиссии, вот умирающий ребенок». Блин! Где исполнение решения суда? Их просто не исполняют. Уже 3 месяца не исполняется решение в отношение Полины Демидовой из Алтайского края. То же самое — Великий Новгород, Омск, Оренбург. Суд выиграла Ада Кешишянц Полгода девочка со СМА из Кисловодска. Ставропольских Минздрав оттягивает покупку лекарства. За 3 недели, которые прошли с момента вынесения уже приговора, решения суда по делу Ады Кешишянц, у нее уже несколько раз происходила остановка дыхания, она в реанимации, но решения судов не исполняются.
И.Воробьева― А вот теперь перебиваю. Я понимаю, что мы можем весь эфир об этом говорить. Почему главный редактор «Новой газеты», почему команда «Новой газеты», почему так много людей — не хочу говорить слово «вдруг» — почему вы начали всем этим заниматься? Люди, видимо, пропустили этот момент. Я хочу какой-то короткий ответ.
Д.Муратов― А короткий очень простой. У нас Кирпанова, Жилин и Зеленая почти синхронно получали разные письма и от родителей…
И.Воробьева― Это журналисты «Новой газеты».
Д.Муратов― Да. И написали материалы. Вот все, о ком мы написали, они спасены. На них было собрано. А чего делать дальше? Дальше мы оказываемся в тяжелой ситуации. У нас нет больше возможности собирать деньги. Это же понятно. Это же 2,4 миллиона долларов — это одна «Золгенсма» на одного ребенка. Мы вытрясли уже всех своих знакомых, товарищей. Ответственный бизнес сам на это дело откликнулся. Я уже перечислял ряд фамилий. Дальше как? А родители говорят: «Вы же вот этому ребенку помогли. А моему?» Я говорю: «Ребята, в суды. И вносить поправки в федеральный закон. В суды». Потому что чем больше мы будем сейчас говорить «нет, мы сами справимся», тем больше государство будет говорить: «Так и оставьте это. Вон они как лихо это делают». Нет. Государство сейчас не выполняет решения этих судов, понимаете? Это оно сейчас совершает преступление перед этими детьми. Я просто и коротко сейчас так и скажу: «Да, государство сейчас совершает преступление перед этими людьми.
И.Воробьева― И еще вопрос на ту же тему. В результате, каких шаглв мы в результате должны дождаться по-хорошему от государства, чтобы это всё было включено в федеральный закон?
Д.Муратов― Мы должны проконтролировать мнение Совета Федерации в лице председателя комитета. У меня здесь еще письма от других депутатов. Например, от всем известного Сергея Михайловича Миронова о том, что они убеждены, что нужно включить это в 323-й федеральный закон, вся фракция «Справедливой России» в думе. Ряд депутатов из других фракций всё это дело вносят. «Единая Россия» молчит, потому что они обслуживают интересы государства, а не интересы граждан. Это партия государства, а не партия его граждан. И я уверен, когда такие все-таки люди, обличенные полномочиями, обличенные правом законодательной инициативы за это взялись, теперь мы должны всячески от них требовать выполнения того, что они официально написали, что мы опубликовали и то, что я сейчас показываю всем в YouTube «Эха Москвы».
Вот есть прекрасный врач Курмышкин, детский невролог, который мотается по всем городам, который помогает проходить эти врачебные комиссии детям со СМА. Он в этом специалист. И фактически все эти семьи сейчас живут хлопотами этого потрясающего врача и человека.
И.Воробьева― Когда всё началось с коронавирусом, многие КНО и врачи — сразу об этом все подумали, — что довольно много людей с другими заболеваниями будут лишены медицинской помощи по причине того, что нагрузка на систему здравоохранения вырастет в разы. Так и произошло, судя по всему, если я правильно понимаю?
Д.Муратов― И все-таки не совсем так, надо быть справедливым. Потому что именно здесь, в России, в наших… в детском одном… я не буду их называть, потому что просто побаиваюсь, я не знаю, можно ли сейчас это говорить. Родители и так узнают — там поставили эти уколы. В Морозовской ставят «Спинразу». Все-таки потихоньку это продолжается. Но еще раз говорю: Государство не приняло решение о том, что оно финансирует и оплачивает жизнь своих подданных, которых такая история постигла. Кстати говоря, умнейших ребят. Вы понимаете, какая у них усидчивость? Вы понимаете, как они с самого раннего возраста осваивают всё? Тот же Тимур или те же родители, которые нам присылают, как их дети проходят любые тесты. Они в компьютерные игры — вот умерший мальчик Захар Рукосуев из Красноярска — а брат его, благодаря ему, его посмертным хлопотам, он выжил, — он проходил уровне компьютерных игра в свои 2 года так, как это делают опытные геймеры.
И.Воробьева― В два года.
Д.Муратов― Да, да.
И.Воробьева― Я, честно говоря, имела в виду не только детей со СМА, но и другие заболевания. Но это вопрос бы скорее не про заболевания, а про готовность системы здравоохранения. Вот сейчас мы видим, что государство сделало очень много для того, чтобы обеспечить эти ковидные корпуса — Москва, другие регионы — перепрофилирование.
Д.Муратов― И Москва, вообще, работает, надо признать, блестяще. Я говорил с десятками врачей, и мы работаем во многих клиниках. Это, конечно, выдающийся менеджмент. Когда с завтрашнего дня начинается еще и тестирование на антитела… У меня в редакции коллеге пришло письмо. Я говорю: «Это поделка». Это знаешь, как «Установим окна бесплатно». Он говорит: «Да нет. Время… вот». Пришло письмо: «Вы попали в случайную выборку. Вас ждут в такой-то поликлинике, где вы должны зарегистрироваться». Оттуда пришла эсэмэска. Ты смотришь, тебе назначают время. Ты должен приехать, уложиться в эти 5 минут. Ты не ждешь в очереди. Посмотрим, как это будет действовать. Но, в принципе, начать такое глобальное тестирование, чтобы понять, вырабатывается ли иммунитет, выявлять больных бессимптомных и понимать, у кого уже есть антитела — Москва, конечно, это придумала. Надо признать, я аплодирую, и врачи аплодируют.
И.Воробьева― Давайте посмотрим, как это будет работать. Простите мне мой скептицизм.
Д.Муратов: Это великие люди, великие врачи! Я очень прошу московское правительство обратить на это внимание!
Д.Муратов― Конечно. Ну, я же на «Эхе Москвы», я понимаю.
И.Воробьева― Качество тестов не в России, а вообще в целом, оно вызывает вопросы.
Д.Муратов― Качество тестов — 70–75%.
И.Воробьева― Странно будет, если человеку скажут — у него антитела. Он будет принимать какие-то решения… Вот вам скажут, что у вас антитела, и что вы уже всё…
Д.Муратов― Я дам тебе попить свою кровь, как обычно.
И.Воробьева― Нет, я откажусь в этот раз. Потому что у меня тоже найдут антитела, наверняка так оно и будет.
Хорошо. Про статистику. Сегодня целый день об этом. Financial Times, The New York Times написали, «Медуза» сделала расследование. Всё, понеслась! Все друг на друга кричат: Генпрокуратура, комиссия Государственной думы, МИД и так далее. В чем тут самая главная история, вам кажется?
Д.Муратов― Я точно не буду — ты отлично знаешь этот принцип — я не комментирую коллег. Financial Times, The New York Times, «Медуза» — ребята сделали свое расследование. Мы сделали свое. У нас отдел изучения больших данных и отдел экономики провели большое расследование. И это расследование показало вот что. Я сейчас коротко объясню методику. Почему нам кажется, что не все ковидные смерти учтены в статистике. Мы взяли статистику, не поверите, за 16 лет.
И.Воробьева― То есть с 2004 года.
Д.Муратов― Точно. Сколько у нас умирало за 16 лет в апреле. Несмотря на сезонные колебания, там только единицами отличается. Я могу сказать, что число умирающих в апреле в Москве — 9991 человек.
И.Воробьева― Почти 10 тысяч человек.
Д.Муратов― Официальная статистика умерших в апреле этого года — 11 846 человек.
И.Воробьева― Это официальная статистика, они ее сами вывесили.
Д.Муратов― Да. Но мы же по средним датам апреля. Там ничего этого нет. Это мы с помощью изучения больших данных выяснили. У нас получается, что 1855 человек — это как бы избыточная смертность. Но из этих 1855 человек от короны официально считается 658. По мнению наших аналитиков и опрошенных нами экспертов специалистов медиков и биологов в этих 1855 человек больше, чем 658 ковидных.
И.Воробьева― Почему?
Д.Муратов― Сейчас объясню на одном примере. Однако тут очень важно заметить, в чем Москва абсолютно права. Вот эти все слухи о том, что скрывают какие-то трупы — это всё абсолютно от начала до конца вранье. Все смерти учтены. Мы залезали в базы данных всех загсов. Один бы не был учтен — вы не представляете, что бы сейчас уже творилось в соцсетях. Власть под большим контролем социальных сетей. Поэтому Москва статистику по смертности не скрывает.
И.Воробьева― То есть сколько погибло, столько и записали.
Д.Муратов― А почему они так не интерпретируют? Уже в большинстве стран интерпретируется внебольничная пневмония все равно как COVID, А у нас разделяется пневмония типа внебольничная и вирусная, этот коронавирус. Поэтому у нас смертность по ковиду получается больше на 1855, а ковид учитывается всего на 658. Особенно это заметно… я сейчас приведу вам цифры, от которых ты очумеешь. Наша «Новая газета» в Санкт-Петербурге сделала свое исследования, проверив некоторые цифры вслед за губернатором Бегловым.
Чтобы не спутать, загляну в листочек. Всего заболело внебольничной пневмонией в Санкт-Петербурге по официальному мнению мэрии 11223 человека с 1 марта. Из них умерло 694. Это внебольничная, это не кодвид. Ковидом заразилось 8485 человек, а умерло 63. Итак, мы видим, что более чем в 10 раз от пневмонии в Санкт-Петербурге умерло больше, чем от ковида — в 10, блин, раз! Тогда объясните, почему все занимаются ковидом, а не этой самой внебольничной пневмонией? Это та, которая началась вне больницы или в течение 48 часов развивалась в больнице и привела к печальному, трагичному исходу. Это как это у тебя, товарищ статистик, в Санкт-Петербурге, доложивший губернатору и всем наверх, что у тебя от пневмонии с 1 марта умерло — 694, а от ковида — 63? Это каким образом?
И.Воробьева― Классная история. Сейчас продолжим. У меня тоже есть вопросы к вашим цифрам. Я напомню, что это программа «Особое мнение». И сегодня со своим особым мнением — Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты».
НОВОСТИ
И. Воробьева― Продолжается программа «Особое мнение». Главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов. Меня зовут Ирина Воробьева. Вернемся к цифрам. Были озвучены цифры. Это Санкт-Петербург или...?
Д. Муратов― Санкт-Петербург.
Д.Муратов: Должна быть сформирована комиссия, чтобы посмотрели, что это за статистика
И. Воробьева― Вот там от covid 63 человека...
Д. Муратов― 63 человека. От внебольничной пневмонии умерло 694. В 10 раз больше. Это означает, на мой взгляд, что должна быть сформирована комиссия Минздрава и Совета Федерации, а также Росстата для того, чтобы посмотрели, что это за статистика, и не политическая ли она.
И. Воробьева― Почему политическая?
Д. Муратов― Политическая, потому что сейчас, как верно заметил мне до эфира Венедиктов, главный KPI, то есть оцененное полезное усилие руководителей регионов - это сколько народу ты поспасал, сколько народу у тебя умерло. И мне кажется, что мы в данном случае можем сталкиваться... Я не берусь утверждать, пока нет этой комиссии - просто цифры не бьются. Когда умерших по covid в 10 раз меньше, чем от внебольничной пневмонии. Что-то здесь не так.
Потому что, наверное, цифры по внебольничной пневмонии, как я предполагаю, не докладываются в Администрацию президента, а вот цифры по умершим от covid докладываются. И это вполне себе такая цифра - что называется, приличная цифра. Типа, мы боремся и спасаем граждан. У нас невысокая смертность. А куда девать 694 умерших от пневмонии? Covid заболело 8.485 человек, а внебольничной пневмонией - 11 тысяч. 11.223. Мы как бы диагнозы не разделяем, активы и пассивы.
И. Воробьева― Но ведь во многих странах считают по-разному. Италия считала так, Германия считала так, в Великобритании тоже цифры расходятся, потому что есть от covid, есть с covid. И так далее. Но почему-то именно в России мы ищем в этом политику. Не только мы, но и наши западные, так сказать, коллеги. Почему?
Д. Муратов― Я не комментирую западных коллег. Я просто говорю цифры.
И. Воробьева― Не надо западных коллег. Почему Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты», видит в этом политику?
Д. Муратов― Я сказал. Потому что получается, что у нас от covid умерло в 10 раз меньше, чем от внебольничной пневмонии. Потому что внебольничная пневмония - это, типа, обычное дело.
И. Воробьева― А что, ее не лечат так же, как...?
Д. Муратов― Слушай, вот не лечат так же, потому что вот такие цифры. Я серьезно говорю. Я против того, чтобы обвинять, допустим, Беглова, у которого, конечно, эти цифры, на мой взгляд, вопиюще расходятся. Но это должна сделать профессиональная комиссия, в которую хорошо бы включить еще и представителей, условно говоря, независимой медицины.
И. Воробьева― Хорошо. А когда департамент здравоохранения Москвы говорит о том, что у 60% умерших пациентов с covid-19 указана альтернативная причина смерти, это как понимать?
Д. Муратов― По большому счету, Америка начинала с того же самого, Англия делала тоже самое: что основная причина - это, например, оторвавшийся тромб. Да, на фоне covid. Вот они посчитали так. Но в чем они молодцы - они не скрыли общую смертность. Они не стали придумывать, что у них она по-прежнему осталась апрельской. То есть 9.991 человек в среднем за 14 лет. Они прямо указали, что она у них выше на 1.855 человек, из которых треть (658 человек) - это covid. Остальные - да, они считают сопутствующие диагнозы. Вот это уже вопрос совсем экспертный, врачебный и академический. Вот я бы пока это оставил. Вот есть цифры, мы их знаем. Пока без выводов.
И. Воробьева― Хорошо, без выводов так без выводов. Про президента нашего хочу спросить. Смотрите ли вы его выступления, всё ли понятно? Что вообще происходит с президентом, который внезапно такой: «Ну ладно, ребята, всё, нерабочие дни закончены, родные мои, мы всё сделаем вместе» и так далее?
Д. Муратов― Ну, я знаю общий тренд о том, что кто-то в бункере встретился с 3-я людьми и дал деньги Сечину. Но я бы еще обратил внимание на то, что... Я был очень удивлен рядом своих коллег, в том числе рядом политиков, к которым я отношусь с любознательностью и даже с симпатией, когда вдруг начали критиковать то, что детям выдали деньги. На каждого ребенка от 3 до 15 лет по 10 тысяч. Это, ребята, вообще-то 27 миллионов детей! Они говорят: а те, кто до 3 лет - им что, есть не надо? Тем, кто до 3 лет, начиная с первого ребенка - материнский...
И. Воробьева― Ну, не материнский капитал. Там есть выплаты, но...
Д. Муратов― Хорошо. Тем не менее, материнский капитал. В том числе на первого ребенка. А 10 тысяч тем, кто от 3 лет - это единовременно. Мне кажется, что когда дело касается приблизительно 27 миллионов человек, политик не имеет права быть к ним таким пренебрежительным. Получается так, что если то, что требовали политики, выполнено той властью, которую они ненавидят, надо ненавидеть и то правильное решение, которое выполнено ненавидимой властью. Происходит приблизительно такая путаница.
И. Воробьева― Секундочку. Ведь вопрос критики был не в том, что не надо давать деньги детям. Почему вы не даете этим, почему после 15 лет ребенок перестает быть ребенком и почему вы не выплачиваете сейчас деньги всем - вот же в чем была критика.
Д. Муратов― Я согласен с этим. Я согласен с тем, что так называемые... Их почему-то называли «вертолетными» деньгами, я не понимаю.
Д.Муратов: Все смерти учтены. Мы залезали в базы данных всех загсов
И. Воробьева― Ну как, разбрасывали с вертолета.
Д. Муратов― Ну, не знаю. Но какое-то единовременное пособие, мне кажется, наши граждане заслужили. И в этом смысле я, безусловно, поддерживаю и экономистов, и политиков, которые говорят, что это должно быть. Но с другой стороны, я, конечно, говорю: отлично, что выплатили на каждого ребенка. Это просто очень правильное решение. Очень правильное еще и с тем, что принимаются несколько решений по налогообложению. В том числе налогообложение НКО.
Вот как можно не заметить этого решения? Это важное решение. Я знаю огромное количество ребят из НКО, которые просто умирали. Им не из чего платить налоги, потому что нет поступлений. Ну не из чего платить налоги! И это правительственное решение впервые коснулось НКО. НКО у нас всегда только долбили. А в данном случае и НКО, и части бизнеса были скошены налоги. Мы тысячу раз про это писали, пока не было принято это решение. И раз оно принято, слава богу! Мы считаем, что общество было услышано. Дай бог, и дальше услышат.
И. Воробьева― То есть надо за такие маленькие победы говорить им «спасибо», правильно я понимаю?
Д. Муратов― Вот когда ты спросишь у 27 миллионов семей, маленькая ли это для них победа и сумма - в Тыве, Бурятии, Чите - то скажут: «Нет». Другое дело, что сразу же пошли очереди. Цифровизация государства не справляется с тем, чтобы выплатить эти деньги. Еще хуже - слушайте, это вообще полная потеря адекватности. И у политиков больших, и у политиков оппозиционных. Знаешь, почему в этих дебатах, которые были у вас тут в студии...
И. Воробьева― Вы имеете в виду Ксению Собчак и Любовь Соболь?
Д. Муратов― И Любовь Соболь. Победила же Таня Фельгенгауэр. Конечно, победила. Потому что побеждает адекватность. А вот президентское решение, когда президент сказал, в общем, правильные вещи - о том, что нужно на 90 тысяч повысить выплаты врачам, на 40 тысяч среднему медперсоналу и на 20 - младшему медицинскому персоналу. 90, 40, 20 - чего непонятного? Ну, пропорция такая - 90, 40, 20.
Берем этих прекрасных ребят в Мурманской области. Министр здравоохранения Панычев. Он решил высчитывать те минуты, которые врач проводит с коронавирусным больным, или водитель везет коронавирусного больного. То есть он учитывает не весь день, когда человек дежурит, а высчитывает у него минуты. В результате водитель «скорой» получил 229 руб. 16 коп. - президентскую добавку. Водитель другой «скорой помощи» получает - я вам могу сказать - 152 руб. 80 коп. Во столько министр и, как я понимаю, губернатор Мурманской области (это Таня Брицкая, наш собкор в Заполярье, всё посчитала) оценивают жизнь этого человека, его риск - 152 руб. 80 коп.!
Я краем уха, когда сюда ехал, слышал, что Путин там разгневался по этому поводу. Но я готовился к эфиру до этого, поэтому не мог про это сказать. Но это, конечно, выдающееся хамство. Им говорят: 90, 40, 20, и выделяют на это деньги из федерального бюджета. А они высчитывают! Крохоборы, сукины дети - они высчитывают вот эти минуты для врача! Ну давайте Гагарину заплатим только за то, что он сказал слово «поехали». А Александру Матросову, знаешь, только за ту минуту, когда он совершал бросок на амбразуру. Это вообще чего творят?
И. Воробьева― И тут же возникает вопрос: вот эти неадекватные люди, о которых идет речь - кто их туда поставил?
Д. Муратов― Конечно, само собой. Их поставили без выборов, их поставили на сфальсифицированных выборах. И сейчас еще хотят эту ситуацию усугубить, придумав вот это безумие с голосованием через сайт Госуслуг, чего нельзя проконтролировать. У нас с этими-то выборами, с КОИБами... У нас, например, в ряде республик явка была превышена на 10-15-20 тысяч человек. И голоса были отданы той партии, которая сейчас и внесла закон о том, чтобы окончательно всё сфальсифицировать, поскольку она ни на каких выборах не победит.
Что получается? Вот мы проголосовали на сайте Госуслуг. Во-первых, персональные данные утекли. Во-вторых, я не знаю, как это будет связано с системой «Госвыборы» - голоса специалистов делятся. Но если это будут вводить вручную «Госвыборы», то мы знаем, как это было. Протокол один, голосование одно, а вводятся совсем другие цифры. «Мытищигейт» - кто пострадал, кого посадили по 141-й статье (это фальсификация выборов)? Я специально изучил статистику. Хочешь, тебе скажу?
И. Воробьева― Полминутки. Потом мне нужен еще один вопрос.
Д. Муратов― У меня еще короткая информация, 10 секунд.
И. Воробьева― Тогда быстрее.
Д. Муратов― 0 наказаний! 6 возбужденных дел за всю историю, 0 наказаний. Ни одного года, ни одних суток, ни одного срока. Никого! С работы добровольно уходят те, кто сфальсифицировал в одном месте, и приходят на такие же позиции во властных структурах в другом райцентре. В данном случае, например, из Балашихи в Королев.
И. Воробьева― У нас есть минута, мы ее делим пополам. Мой вопрос. Короткий комментарий - все просят спросить по поводу Фонда Немцова, премии Фонда Немцова и так далее. Можно коротко: что произошло?
Д. Муратов― Я не могу сейчас сказать правду, потому что она касается очень щекотливых моментов в отношении межнационального вопроса. Я попрошу, чтобы Ольга Шорина, представитель фонда, официально это нам сказала. И тогда я это оглашу. Но в любом случае, мы видим, что там отчасти было неадекватное голосование. Оно не накручено, но оно было очень организованное.
И. Воробьева― Хорошо, мы будем ждать.
Д. Муратов― Там есть комитет фонда, который потом может выбирать из 5...
И. Воробьева― 10 секунд. Что за информация?
Д. Муратов― Мне очень жалко, если закроется ЦЭЛТ академика Бронштейна - одна из лучших московских больниц. Они не могут, они не в состоянии оплатить аренду в отсутствии всего этого дела. Это великие люди, великие врачи! Я очень прошу московское правительство обратить на это внимание!
И. Воробьева― И я обращаю внимание наших слушателей, что дальше у нас Олег Сысуев в программе «2020». В 21:00 у Ольги Бычковой писатель Дмитрий Глуховский. Спасибо, до встречи!