Хранительница музыки Варвара Летягина: «Проще включить проигрыватель, чем научиться играть на гудке…»

Некоторые музыканты грубо называют музеи музыки «кладбищем», считая, что абсолютно все экспонаты должны звучать, а не красоваться в витрине. Музейщики же считают музеи музыки «колыбелью» множества музыкальных инструментов. Ведь именно благодаря старинным экспонатам воссозданы многие, казалось бы, утраченные инструменты.  О большой работе, которую проводит Шереметьевский дворец - Музей музыки в области реставрации, записи и изготовления копий музыкальных инструментов, наш корреспондент узнал из первых уст от хранителя Варвары Летягиной. В Ульяновске она оказалась по случаю открытия музея балалайки, в окружении «крестьянок» и «андреевок» тема разговора сложилась сама собой.  - Варвара, ваш музей обладает крупнейшей коллекцией балалаек в мире. - У нас их больше 50. Это балалайки известных мастеров, известных музыкантов, а также 14 этнографических образцов. Первые письменные упоминания. которые мы находим, это конец 17-го века. А первый экспонат, который нам известен, это инструмент 19-го века. Экземпляр этот поистине уникальный: лопатка, шейка и корпус балалайки сделаны из цельного куска дерева. Еще одним предметом гордости нашей коллекции является балалайка 1902 года работы мастера Семена Налимова, любимейшего мастера Василия Андреева - организатора оркестра русских народных инструментов. Это был его личный инструмент. Позднее инструмент унаследовал маэстро Трояновский. К слову, ученые изучали звучание различных балалаек и пришли к единому мнению, что эта балалайка 1902 года за номером 102 является лучшей по звучанию. - Если попросить обывателя назвать русские народные инструменты, то он вспомнит гармонь и балалайку. Почему, на ваш взгляд, так сложилось? - Большинство людей вообще знают только гитару и ударную установку. Я утрирую, конечно. Но, к примеру, сколько инструментов назовет тот же обыватель из симфонического оркестра? Он вспомнит гобой или фагот? Вряд ли. Для обычного человека это уже сложно. Например, когда у нас в музее была лекция про фагот, для многих стало открытием, что это инструмент с интересной историей. Поэтому ничего удивительного, что люди не знают, что такое, допустим, гудок. Я уж не говорю про традиционные инструменты из других стран. Многие ли знают, что такое никельхарпа (шведская клавишная скрипка. - Ред.)? Люди не знают не только о русских музыкальных инструментах, они вообще не знают о музыкальных инструментах.  - Но гармошку знают все. Стереотипный образ русского музыканта - это лихой парень с гармонью. - Просто так сложилось, что к середине 19-го века гармошка вытеснила все похожие на нее инструменты. Она, можно сказать, не оставила и следа от той же волынки, на которой играть было намного сложнее. Но этот процесс был естественным. Как сейчас плеер на телефоне вытеснил диски, а диски вытеснили кассеты, так и гармошка как более простой в обращении инструмент вытесняла то, что сложнее. К тому же у русских богатая песенная традиция, поэтому выбирали тот инструмент, под который проще именно петь.  - Сейчас русскую волынку все-таки пытаются как-то возродить. Но интерес к традиционным инструментам - это явление не массовое. - Лично у меня очень много среди друзей и знакомых музыкальных мастеров, которые работают именно с традиционными инструментами. Причем бывает так, что за инструменты одного народа берется человек из совсем другой страны. Яркий пример: в Швейцарии живет мастер, который однажды буквально влюбился в литовские гусли канклес и теперь делает их у себя в стране.  - У нас принято считать, что наша музыкальная культура для иностранца - это некая экзотика, о которой там практически ничего не знают.  - У нас принято-то как-то примитивно думать о международном сообществе. Каждый второй иностранец, с которым я общаюсь в интернете, знает нашу культуру, наши инструменты. И даже когда мне казалось, что я их чем-то сейчас удивлю, то получала ответ: «Да мы знаем это все». Или те, кто увлекается инструментами, родственным гуслям, говорят примерно так: «Ваши русские гусли популярны, нам хотелось бы чего-то более редкого». А у нас продолжают считать, что их никто не знает. Знают во всем мире! И про гусли, и про гудки. А все благодаря тому, что их находят в Новгороде. В почве тех мест гусли сохранились с 10-го века, гудки - с 11-го. А европейские инструменты того же времени практически все были утеряны. Я вообще не понимаю этого негативного отношения «Нас нигде не знают». Давайте уже гордиться тем, что нас знают.  - Но к гуслям всегда было отношение как к некоему благородному инструменту. А вот к балалайке до сих пор какое-то снисходительное. - Я думаю, те, кто слышал Алексея Архиповского (балалаечник-виртуоз. - Ред.), так уже не считают. А слышали его тоже по всему миру. И еще один аргумент в пользу этого инструмента - балалайка хранится в нью-йоркском музее «Метрополитен», потому что это часть мировой музыкальной культуры.  - Для них, наверное, это редкий экспонат. А у вас в музее есть музыкальные этнические редкости? - Если вы имеете в виду старинные, то возраст инструмента для нас не главное. Например, у нас есть дуадастанон - это  12-струнная осетинская арфа. В самой Осетии сейчас этих инструментов уже нет. Даже единственный оригинальный экземпляр, хранившийся в местном музее, погиб во время пожара. Но зато дуадастанон есть у нас. Его по фотографиям восстановил мастер. Да, это реконструкция, но она для нас очень ценна. К тому же на ней еще и играть можно.  - А почему умирают музыкальные инструменты? Про какие-то понятно, ту же волынку царь Алексей Михайлович запретил еще в 17-м веке… - Здесь вы не правы. Если вы думаете, что инструмент мог умереть по чьему-то приказу, то вы ошибаетесь. В основном инструменты уходили просто потому, что переставали быть интересны людям. Давайте проведем параллели - мы же не ходим с вами в лаптях? Но к этой части культуры претензий нет. Никто не считает деградацией кроссовки. Зато если речь заходит о музыке, то сразу начинаются речи, что она деградирует. Но в обоих случаях - дело в техническом прогрессе. Завести машину проще, чем запрягать лошадь. Так же проще включить проигрыватель, чем научиться играть на гудке. Или даже не играть, а пойти на концерт. Будь это хоть классика, хоть фольклор. Его еще надо найти этот концерт. А Элджей вот он, в смартфоне. Или еще пример: у нас в музее есть клавикорд - самый тихий клавишный инструмент. На нем играют потрясающую барочную музыку. Но чтобы его послушать, нужно сидеть неподвижно, а это физические усилия. Много ли усилий нужно для того, чтобы включить музыку на телефоне?  - То есть не стоит ждать, что у нас все массово захотят слушать рожки с балалайками?  - Совершенно верно. А играть поголовно на них никогда и не умели. Да, есть такое мнение, что в деревнях пели и играли на музыкальных инструментах все. А фольклористы, бывавшие в экспедициях, говорят, что это не так. В селах тоже были своего рода профессиональные певцы и музыканты. Вспомните хотя бы такой факт:  гармонист всегда был первым парнем на деревне. Поэтому мы на своих лекциях в музее продвигаем такую идею - к традиционной музыке нужно относиться как к чему-то элитарному. Некоторые из инструментов еще и требуют погружения в исторический контекст. Нельзя сказать «клавикорд - это почти рояль», нет, это другое, это настоящее погружение в 17-й век! И с традиционными инструментами так же.  - И с балалайкой?  - В каких-то случаях да. Например, я настаивала, чтобы на крестьянских балалайках у нас играли не в большом зале, а в церкви при нашем музее, потому что такой вариант требует небольших помещений. Чтобы было погружение в 19-й век. Но в то же время балалайка отлично вписывается в современную поп-культуру. Я знаю много примеров, когда молодые люди совершенно добровольно учились играть на ней. Они могут слушать рэп, попсу, но им интересен этот инструмент. Например, есть такой музыкант Даня Воронков - он сочетает балалайку и восьмибитную электронную музыку. Или довольно известный музыкант - иероромонах Феофан, который «смешал» балалайку и драм-н-бейс. И это же здорово, что у нас есть разная музыка. Потому что нет плохой музыки - она вся хорошая!  Игорь УЛИТИН