Первую часть школьных лет Андрей учился дома, а затем в 1938 году с отличием окончил среднюю школу и поступил на физический факультет МГУ, который окончил тоже с отличием.

С 1942 года по 1945 год он трудился инженером-изобретателем на военном заводе в Ульяновске. Здесь А. Д. Сахаров стал автором нескольких изобретений и написал несколько глубоких статей по теоретической физике. Так начался его путь в большую науку. Еще в молодости он был избран академиком (в 1953 году) и вошел в круг высшей научной элиты СССР. На молодого и талантливого ученого обратил пристальное внимание старейший ученый-академик Тамм, и после защиты диссертации в 1948 году взял его в свою исследовательскую группу, занимавшуюся вопросами создания термоядерного оружия. И Сахаров внес большой вклад в это дело.

За свои разработки он был трижды удостоен звания Героя Социалистического Труда и был одним из первых советских лауреатов Нобелевской премии мира. Казалось бы, что еще нужно человеку? Но Сахаров стал ощущать, что все это – далеко не главное для подлинно человеческого смысла жизни. Его донимали муки совести, аналогичные тем, которые терзали Эйнштейна, увидевшего во взрывах в Хиросиме и Нагасаки результаты своей научной деятельности.

Сахаров ощутил себя ответственным за проблему радиоактивного заражения при ядерных испытаниях. Он стал обращать внимание правительств на то, что испытания ядерного оружия приводят к росту числа онкологических заболеваний и врожденных уродств.

Но правительство Хрущева оставалось глухо к предупреждениям Сахарова. Молодой академик не успокаивается: летом 1961 года состоялась встреча Хрущева с учеными-атомщиками, на которой было сказано, что необходимо готовиться к серии ядерных испытаний для поддержки новой политики СССР в германском вопросе (именно тогда была возведена Берлинская стена). В это время Сахаров пишет записку главе партии и правительства: “Возобновление испытаний после трехлетнего моратория подорвет переговоры о прекращении испытаний и о разоружении, приведет к новой гонке вооружений, в особенности в области межконтинентальных ракет и противоракетной обороны”.

Хрущев не прислушался к совету ученого. Во время обеда он сказал, как запомнилось Сахарову, следующее: “Сахаров – хороший ученый, но предоставьте нам, специалистам этого хитрого дела, – делать внешнюю политику. Только сила, только дезориентация врага. Мы не можем сказать вслух, что мы ведём политику с позиции силы, но это должно быть так. Я был бы слюнтяй, а не Председатель Совета Министров, если бы слушался таких, как Сахаров”.

В 1962 году Министерство атомной промышленности дало указание провести очередной испытательный взрыв, фактически бесполезный с технической точки зрения, но могущий дать колоссальное количество жертв. Сахаров потребовал отменить проведение испытаний. Министр отказался. Сахаров дозвонился до Хрущева, который был в Ашхабаде, умолял вмешаться. Но взрыв состоялся – только время его проведения было перенесено на более ранний час.

“Чувство бессилия и ужаса, охватившее меня в этот день, – пишет Сахаров, – запомнились мне на всю жизнь”.

Еще в самом начале 80-х годов он, преуспевающий и авторитетный ученый, неожиданно прерывает свою научную работу ради того, чтобы встать на защиту инакомыслия в СССР. В 70-х во многих странах мира вышла его книга “Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе”. В своей книге он рассматривает насущные вопросы угрозы человечеству, связанные с его разобщенностью, противостоянием социалистических и капиталистических стран.

В то время, когда глава правительства Н. Хрущев декларативно провозглашал, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, Сахаров писал, что в стране много несчастных с ничтожными пенсиями, не имеющих приличного жилья, хронически больных, которые не могут попасть в больницу…

Ученый писал, что он любит свою Родину, ее людей и вовсе не стремится выступать в роли очернителя, но он считает необходимым заострить внимание на тех отрицательных особенностях, которые имеют принципиальное значение.

Уже тогда он писал о том, что несвобода в критические периоды общества рождает террор, в более спокойные времена – власть бездарной бюрократии, серость и апатию. Он прекрасно видел состояние общества того времени и писал, что у нас в стране нет самой высокой в мире производительности труда и самого высокого уровня жизни. Писал ученый и об отсутствии в стране права на забастовки, на организованные обращения в вышестоящие инстанции. “Венец социального портрета общества, – заключает автор, – люмпенизация, развращение и трагическое спаивание огромной массы населения, в том числе женщин и молодежи”.

Сахаров сделал вывод о том, что общество того времени, о котором он писал, ни в коей мере не является социалистическим, что лозунги Октябрьской революции был попраны, и в этом – суть трагедии, в ходе которой “сформировалась и выделилась особая партийно-бюрократическая прослойка – номенклатура”.

“Наш строй под вывеской “зрелого”, развитого, полного, окончательного социализма, – писал Сахаров, – в экономическом плане является… государственным рабовладением”.

Я сам прекрасно помню, как солдаты бесплатно работали на строительстве хозяйственных объектов, вербовались после службы в армии на “великие стройки”, чтобы получить паспорта и не возвращаться в колхозы, где паспортов колхозники просто не имели. Сахаров видел, что в стране сложилась парадоксальная ситуация: в СССР не только не было частной собственности – не было никакой собственности, ибо никто ни за что не отвечал. Иначе говоря, вся наша экономика, все “народное” хозяйство было бесхозным.

Осмысливая происходящее и переживая, Сахаров и стал вырабатывать свое социальное отношение ко всему происходящему в обществе, стал задумываться над вопросом, где же выход из создавшегося положения.

И пусть он не ответил на все вопросы, которые его волновали, но он положил начало переустройству общества. Он бросил вызов партийной элите.

У нас в стране эту книгу объявили крамольной, а на самого автора обрушилась вся мощь пропагандистской машины – радио и телевидение, газеты и журналы, писатели, журналисты, пропагандисты с трибун и коллеги-академики наперебой осуждали Сахарова.

Надо отдать должное гражданскому мужеству и профессиональной чести академиков А. П. Александрова и П. Л. Капицы, не допустивших исключения Сахарова из членов Академии Наук СССР. Но они были единственными в то время, кто поднял голос в защиту опального ученого. Гонения продолжались и после возвращения Сахарова из горьковской ссылки, когда он снова активно включился в политическую жизнь страны, теперь уже как народный депутат СССР.

Многие читатели помнят “захлопывание” выступлений Сахарова на съездах. Это, казалось, ничуть Андрея Дмитриевича не смущало: он вновь и вновь шел к микрофону и говорил, веря, что когда-нибудь его поймут… Невольно напрашивается вопрос: откуда он брал силы?

Сейчас отчетливо понимаешь, чего это ему стоило, как это сказывалось на его и так подорванном здоровье. Но он не мог молчать. Писатель Даниил Гранин проникновенно писал о Сахарове: “Таинственный, необъяснимый диктат совести. Это, наверное, как талант, священный дар, – одних посещает, к другим не достучаться”. И с этим нельзя не согласиться.

Летом 1983-го года вместе с группой отдыхающих мне довелось участвовать в круизе по Волге на теплоходе – от Ленинграда до Горького, где находился в ссылке Сахаров. Выйдя в Горьком на берег, я и еще несколько человек добрались до дома, где проживал Андрей Дмитриевич. Но пройти в его квартиру не удалось – у входа дежурил милиционер. Конечно, это была наивная мечта – встретиться с опальным академиком. И только по рассказам некоторых соседей нам удалось узнать, что это удивительно простой и порядочный человек, который не гнушался в очереди постоять, и вообще вёл себя достойно.

И всё же усилия академика Д. Сахарова в борьбе за мир были не напрасными. В 1963 году был заключен Московский договор о запрещении испытаний в трех сферах. Одним из инициаторов этого договора был академик А. Д. Сахаров.

В 1964 году А. Сахаров выступил на собрании Академии Наук СССР с раскрытием ненормального положения в советской биологии (в связи с третированием генетики со стороны президента ВАСХНИЛ Лысенко) и написал об этом письмо Н. С. Хрущеву. Конечно, все это очень не нравилось руководству страны. Тем не менее, строптивый академик тогда еще не попал в опалу, ибо был нужен стране. Чаша терпения переполнилась, когда академик стал называть вещи своими именами и заглянул “за кулисы”, рассказав, что за глянцем небоскребов Нового Арбата, красивейшего в мире московского метро, за вывеской “реальный социализм” скрывается море человеческого несчастья, озлобления, жестокости, глубочайшей усталости и безразличия. В 1966 году академик Сахаров принял участие в составлении коллективного письма XXIII съезду КПСС, выступив против реабилитации Сталина.

С 1970 года он становится на защиту прав человека. Еще в начале 1970 года Д. Сахаров совместно с доктором физико-математических наук В. Тургиным и историком Роем Медведевым опубликовал открытое письмо руководителям государства. В июне 1970 года Д. Сахаров принял участие в кампании за освобождение из психушки Ж. Медведева. Следует сказать, что психиатрические репрессии по политическим мотивам были в то время двух типов. Первый – заключение в психиатрическую больницу без суда (по указанию властей, на основании инструкции Минздрава об оказании неотложной психиатрической помощи). Но существовала и более изощренная форма – человек, арестованный по политическим мотивам, признавался судебно-психиатрической экспертизой невменяемым и направлялся на принудительное лечение в специальные психиатрические клиники МВД.

В январе 1980 года Сахаров – единственный из академиков и профессоров – выступил с осуждением ввода советских войск в Афганистан. За этот поступок он был лишен всех государственных наград и премий и сослан в Горький, откуда был возвращен только в 1986 году.

Правозащитную эру можно без всякой натяжки назвать именем Сахарова, потому что этот человек достиг редкого сочетания мужества и доброты. Добрых людей на свете, к сожалению, маловато, а мужественных среди них – единицы.

Сахаров был мужественным человеком своего времени. Его не сломила горьковская ссылка. Окна его квартиры были зарешечены, у входа в подъезд дежурили милиционеры, без специального разрешения к нему никого не допускали. Вне дома его сопровождала охрана. Когда он объявил голодовку, то ему говорили: “Умереть мы вам не дадим, но вы станете инвалидом”. Принудительно кормили. Он пишет: “Меня валили на спину на кровать, привязывали руки и ноги. На нос надевали тугой защип, так что дышать я мог только через рот. Чтобы я не мог выплюнуть питательную смесь, рот зажимали, пока я не проглатывал пищу”.

Конечно, как и у всех людей, у Андрея Дмитриевича были недостатки (а у кого их нет!). Но это – великий человек! И велик он прежде всего своей гуманностью, своей интеллигентностью. Гуманность – его суть. Можно сказать, что она была смыслом его жизни.