Как евреи-коммунисты строили социалистический Биробиджан

Книга Льва Лейбмана «Коммуна ИКОР», опубликованная в Минске в 1932 году, – уникальный источник информации по истории создания первой и последней на территории СССР сельскохозяйственной коммуны. Редакция «Биробиджанер штерн» благодарит Елену Марундик (г. Хайфа) и Марину Еремину (г. Иерусалим), которые взяли на себя труд по поиску данной книги. Выражаем также огромную благодарность Национальной библиотеке Израиля (г. Иерусалим), сохранившей это документальное свидетельство. Коммуна «Икор» Пионеры-коммунары на фронте строительства социалистического Биробиджана А. Лейбман (Лев) Государственное издательство Белоруссии. Евсектор. Минск. 1932 год Перевод книги с идиша выполнила Елена Сарашевская. Предисловие Максим Горький пишет о цикле «История фабрик и заводов» следующее: «Рабочий класс Союза Советов строит на огромной земле своей социалистическое общество. Достаточно ли осведомлены мы об успехах социалистического строительства? Хорошо ли мы знаем то, что делается на всех фабриках и заводах, шахтах и рудниках нашей огромной страны? На эти вопросы можно ответить только так: мы крайне плохо знаем все то, что совершается в Союзе Советов трудом концентрированной энергии миллионов единиц рабочего класса». Что же в таком случае сказать о Биробиджане? Знаем ли мы, что там происходит, какая грандиозная работа там свершается? Кроме случайных сообщений – довольно часто сомнительного качества – мы не знаем ничего об успехах еврейского ишува на социалистическом фронте. Цель данной книги – просто, «без претензий» описать эпопею сражений молодежной коммуны на полях Биробиджана (несколько фотографий, которые вы встретите в книге, служат в качестве иллюстраций к тексту). Эта книга отличается от многих других, написанных в последние годы о Биробиджане. Во-первых, здесь говорится только об одном коллективе – коммуне «Икор». Во-вторых, этот материал не априорный и не прогнозный. Это итог трехлетней работы в Биробиджане. Здесь находит отражение не только радость работы, полученных результатов и побед, но также и масса трудностей и препятствий – все, что сопровождает любую колонизацию на новой, малообжитой земле. На втором моменте мы в этом историческом обозрении намеренно остановились более подробно, – чтобы показать, что Биробиджан требовал (и требует сейчас) преодоления трудностей, которые, однако, могут быть устранены благодаря высокому энтузиазму революционного пыла. Эта книга составлена на основе личных наблюдений, рассказов коммунаров, протоколов и писем и должна восприниматься как исчерпывающий материал (не считая финансовых документов коммуны, которые по разным причинам не удалось получить). Принимая во внимание, что книгу эту пришлось писать в самой коммуне, на фронте покорения Биробиджана (когда нужно быть решительным, готовым к борьбе, способным ориентироваться), при недостатке самых минимальных материальных возможностей (писчей бумаги, рабочего места и т.д.), читатель, уверен, простит некоторую неизбежную стилистическую недоработку или текстуальную недосказанность. Эта небольшая работа – попытка всесторонне описать коммуну, призыв к коммунарам на их боевых позициях. А для трудящихся страны Советов и капиталистической заграницы эта книга – свидетельство того, как еврейские рабочие массы, под руководством компартии и на пути к коммунизму, превращают вчерашнюю дикую тайгу в социалистический рабочий район. Это задача данной книги. Автор Глава 1. Предистория «Станем пионерами» Это было в апреле 1928 года. Нежная зелень весны расцветила еще заснеженную местами территорию Курасовщинской сельскохозяйственной школы, что недалеко от Минска. Начал порошить снежок, который наполнил курсантов (в основном третьего, выпускного курса) радостным волнением. Они были полны веры и надежд. Обсуждали планы, на каком участке социалистического строительства принести пользу стране Советов. Двадцатого марта, словно эхом на душевные устремления курасовщинских курсантов, откликнулся призыв: Биробиджан! Лаборатории опустели, курсанты задерживались на переменах, собирались группами и перешептывались: «Товарищ Бейнфест приехал из Биробиджанской экспедиции. Он рассказывает, что Биробиджан пригоден для заселения трудящимися евреями». «Ребята, надо ехать, – решили 12 крепких, сильных, здоровых парней. – Мы должны помочь еврейскому переселению в новый край, который выбрали партия и советская власть». И по всей школе, и даже в Минске и Москве было услышано обещание трудящейся молодежи – комсомольцев: «Станем пионерами!» Трудную борьбу пришлось вести с педсоветом и Народным комиссариатом просвещения Белоруссии. «Учителя и большинство курсантов не верили, что нам хватит смелости и решимости поехать в этот далекий край, – рассказывает один из пионеров «Икора» тов. Вихнин, ныне студент новополтавского сельскохозяйственного института. – Нас пугали тайгой, дикими стихиями, тиграми, медведями, гнусом, стремительными реками, которые уничтожают все на своем пути и затапливают леса и поля. А мы очень серьезно говорили о том, что человеческие жертвы необходимы, нужны люди, которые проложат путь следующим поколениям. Мы глотали каждую газетную строку, делились впечатлениями». И вот 18 апреля двенадцать курсантов и двое сельхозрабочих выехали с Курасовщины в Минск. Тем временем стало известно, что Биробиджан закреплен для еврейского переселения, и в здании Минского ОЗЕТа наши пионеры организовались в коммуну. Провели первое собрание, избрали правление, дали коммуне название – «Икор» в честь организации революционных еврейских рабочих Америки, которая поддерживает еврейское переселение в СССР. Когда 14 коммунаров прошли отборочную комиссию и были признаны годными, парням стало ясно, что в Биробиджане им предстоит тяжелая, ответственная, серьезная работа. Стали собираться в путь. 19 апреля в Минске прошел прощальный вечер, в котором приняли участие рабочие и учащаяся молодежь. Они разделили с коммунарами этот момент и пожелали им успехов. В путь Отъезд в Биробиджан (20 апреля) превратился в демонстрацию минских рабочих. Пролетарские студенты еврейского отделения Белорусского государственного университета не пошли в тот день на занятия и организованно двинулись на вокзал. Там ждали рабочие делегации и два оркестра. С приветственными речами выступили представители партии и КОМЗЕТа. Слышался плач – отцы, матери, дети, жены, братья, сестры провожали своих родных в «страну мошкары, комаров и белых медведей, откуда, кто знает, вернутся ли они назад». Свисток локомотива, и под звуки оркестра ребята (вместе с другими переселенцами) отправляются в путь – в далекий Биробиджан. «Среди переселенцев, – рассказывает один из первых коммунаров тов. Шлейфер, – были разные «типажи». Ремесленники – сапожники, портные, парикмахеры. Люди без профессий и представители «неизвестных» профессий, веселые и грустные, с улыбкой на губах и со странным блеском в глазах. Ремесленники горели от нетерпения, даже в почтовом вагоне разместились целые «мастерские». Чтобы охарактеризовать часть пассажиров, рассказывают ребята такой эпизод: один «ремесленник», бедняга, погорел на своем деле. Когда на него составляли протокол, спросили, как его зовут. Он ответил: «Мое имя «Лехо-дойди», фамилия – «Ликрас кало», имя отца – «Пней-шабос некабло». Все рассмеялись, и еврей вышел чистым… («Лехо-дойди ликрас кало пней-шабос некабло» – «Выйди, друг мой, навстречу невесте, вместе встретим Субботу», строчка из известного субботнего гимна «Лехо-дойди» – прим. ред). Вот такие персонажи там встречались. Большинство, однако, были простые труженики, промышленная беднота, рабочие. Во время долгого путешествия коммунары были примером для других. Уже первого мая в вагоне было проведено собрание. Продукты получали организованно и с планомерным расчетом. Организовывали веселые игры, беседы; сыпались анекдоты, байки, шутки. На станции Тюмень пересели в так называемые теплушки, фактически – товарные вагоны, где ездят пассажиры. На всех станциях стояли подолгу, и люди разных «профессий» имели возможность широко рекламировать свои «ремесла». 13 мая, после 22-дневного пути, коммунары прибыли на станцию Тихонькая. Первая встреча Когда добрались до места, стояли теплые майские дни. На ровной площадке около станции парни установили палатки и начали изучать окрестности. Произошло «разочарование». Никаких смертоносных насекомых тут не было. Только мелкая мошка, которая немного досаждала по вечерам, напоминала о Биробиджане. Не встретили ребята никаких диких зверей. Чистое круглое солнце, пронизывая прозрачный воздух, играло лучами в небесной синеве. Когда опустились сумерки, кто-то достал гармошку. Парни встали в круг и под переливистые звуки, разносившиеся по сопкам, пустились в «интенсивные» и «экстенсивные» танцы. Через несколько дней пошел дождь. Где укрыться? Палатки промокли насквозь, куда деться? «Мы недолго ждали, – рассказывает товарищ Балак, еще один из первых коммунаров, – и обратились в железнодорожный клуб. Но туда нас пускать не хотели. Тогда мы взломали дверь и пожаловали туда «непрошенными» гостями. Через четыре дня, когда дождь прекратился, снова поставили палатки, но уже на другом месте». Не теряя времени, парни собрали деньги, которые оставались у них еще со стипендии, взяли в ОЗЕТе кредит 200 рублей и приобрели первые кухонные принадлежности. 15 мая провели общее собрание, на котором стоял вопрос об организации работы в коммуне. И сразу же икоровцы вместе с другими переселенцами принялись за ремонт дорог. Некоторые переселенцы не выдерживали такую тяжелую работу. Но коммунары, вместе с большей частью переселенцев и курсантами гомельского педтехникума, оставались на своих постах до конца. В это же время ОЗЕТ предложил лошадь для хозяйства. Целыми днями парни пропадали на ОЗЕТовской конебазе, подыскивая «помощников» для будущей работы. Но хороших лошадей было так много, что парни пребывали в растерянности, – какая лучше, какую выбрать? Взяли двух лошадей, купили телеги и стали возить песок для насыпи. Другая группа копала канавы и расчищала дорогу Тихонькая – Бирофельд. Через две недели коммуна перебралась на Бирское опытное поле – это в 60 километрах от Тихонькой. Получили еще трех лошадей, и тягловая сила состояла уже из пяти лошадей. На этот раз парни устроились в бараках, и нашли временное занятие – пилили и подвозили бревна на опытное поле. Неплохо заработали. Из своего состава коммунары выделили трех парней в качестве инструкторов на земельные участки, отведенные для переселенцев. Один из них поступил учиться на тракториста на специальные курсы в Бирофельде. Парни заметили, что и у них, и у других переселенцев пропадает много пищевых отходов. Это им не понравилось, и они выдвинули требование: «Мы можем есть бесплатное сало. Двух свиней сюда!». И первые две свиньи появились в большом Биробиджанском районе у коммунаров-икоровцев. Таким образом, благодаря отходам, у ребят появилось сало и мясо. Но и на этом коммунары не остановились. Видят парни, что такая работа не годится, что таким путем не построить образцовую коммуну. Созвали собрание и решили выбрать себе собственный земельный участок. Остановились на так называемом Степном участке в районе Бирофельда, в трех километрах от Бирофельдского опытного поля. Место это приглянулось, во-первых, из-за хорошей почвы, во-вторых, рассчитывали, что оно станет центром переселения. Двое парней к тому времени отсеялись, на их место вскоре прибыли новый коммунар и две девушки. Таким образом, в коллективе уже было 15 человек. Стали готовиться к строительству дома. Трудным оказалось это дело – покорять биробиджанскую тайгу. Но бревно за бревном доставляли ребята из леса. С каждым часом, с каждым днем все больше. За досками поехали на 22-й километр, в «штаб гнуса», как прозвали это место переселенцы. Для этих целей взяли двух лошадей. Остальные три возили бревна «на заработок». Через некоторое время коммунары смогли нанять местных строителей. ОЗЕТ дал кредиты, и к июлю уже были готовы дом и конюшня. Обе постройки заняли площадь 12Х20 квадратных аршинов. Всего 15 икоровцев – и на все у них хватало рук. Этот корчевал, тот возил бревна, другие возили доски, косили, варили, посадили гектар картофеля, посеяли полтора гектара гречихи и подняли около трех гектаров целины. Победа далась трудом Одновременно продолжали косить сено у реки Ушумун, которая впадает в Биру. По хозяйственному плану на 1929 год коммуна получила задание заготовить в срок определенное количество сена. Июль выдался дождливым, заедали комары и мошка, было тяжело выполнить план по заготовке сена. Солнце припекало нещадно, с изнуренных коммунаров пот тек рекой. Грязные болотца служили источником воды. Почти все коммунары (и другие переселенцы) переболели дизентерией. Но никто из них не обращал на это внимание. О героической преданности работе, которую демонстрировали переселенцы, свидетельствуют многие факты. Например, такой: в один из погожих солнечных дней нужно было закончить стоговать сено. Это было нелегкой задачей для коммунаров, потому что практически все они были измучены дизентерией, а некоторые были все еще больны. Тов. Рогинский (коммунар) стоял на стоге и от усталости упал в обморок. Полумертвого его принесли домой. Но и это не могло остановить коммунаров – их ждала срочная работа. В это же время разразилась эпидемия сибирской язвы. Десятки лошадей пали у переселенцев, в течение месяца не осталось ни одной. Икоровцы уберегли своих лошадей (они называли их «папами») – вовремя поставили их в конюшню и не выпускали на поля, берегли как зеницу ока. В результате все лошади у коммунаров, несмотря на то что «Икор» находился в центре эпидемии, уцелели. Интересно, что некоторые коллективы, как, например, «Победа», попытались использовать этот момент и сбежать из Биробиджана, но тут партийная ячейка приказывает: комсомольцы и партийные должны оставаться на местах. Для молодых героических коммунаров, воодушевленных единственной целью – создавать и строить, начинаются трудности. В этом же году, уже в середине июля, начинаются затяжные проливные дожди; предстоят большие наводнения. Реки Амур и Бира выходят из берегов, сразу же начинает свирепствовать гнус. Коммуне приходится вести борьбу за существование против полчищ оводов, комаров, заедающей мошки и жгучего мокреца. Переселенцы задыхались от дымовых костров, которые помогали разгонять миллиарды насекомых. В помещениях часто невозможно было находиться, люди вынуждены были искать спокойное убежище. Приходилось не спать ночи напролет. Товарищ Шлейфер рассказывает: «Я держал фасон, забирался в пустой соломенный мешок и завязывал его изнутри, чтобы комары туда не пробрались. При этом было трудно дышать». Гнус затмил все дороги. Дни стояли пасмурные и жаркие. В таких условиях хорошо живется комарам, а вот людям они житья не дают. В это время поехали двое коммунаров на 18-й километр от Бирофельда (примерно тридцать километров от Тихонькой). От дождя дорога сильно раскисла. С горем пополам добрались до места, нагрузили доски на телеги и повернули назад. Вскоре опустилась ночь – поздно было в кромешной тьме ехать по тайге. Пришлось располагаться на ночевку. В тишине и прохладе темной бездны роились тучи комаров. Парни разложили костер, накормили лошадей и легли на сырую траву. Один из них, более основательный, укутался в шинель, потом в дождевик, обвязался веревкой, не забыл даже голенища сапог обвязать. Второй лег поближе к лошадям… Вдруг – душераздирающий крик. Парень сначала подумал, что дикий зверь набросился на его товарища, и хочет его сожрать. Кинулся спасать. Но нет! Товарищ его лежал на траве и… рыдал. Оба кое-как продержались ночь, бегали туда-сюда. А когда утром подошли к лошадям, увидели, что их туловища сплошь покрыты запекшейся кровью. Доводилось парням и диких зверей видеть. В районе Бирофельда был случай. Русский крестьянин добывал большого чернолапого медведя – поднимал его из берлоги под деревом. Парни испугались до смерти, отбежали подальше. А крестьянин одним крепким ударом дубинки по голове уложил зверя на месте. 1928-й был годом крупных наводнений, да таких, что даже местные старожилы не могли припомнить. В связи с тем, что Амур и его притоки вышли из берегов, наводнение охватило большую территорию, от Хабаровска до Благовещенска и Зеи, в том числе район Бирофельда, то есть место расположения коммуны. Целые деревни и поля, дороги и леса были смыты с лица земли мощной водной стихией. К счастью, коммуна, во-первых, находилась на возвышенности, во-вторых, это место с трех сторон было окружено сопками, в-третьих, земельный участок коммуны находился относительно далеко от реки Биры. Но некоторым коммунарам пришлось испытать на себе наводнение. Условия в тайге были крайне тяжелыми. Часть покосов из-за ливней была затоплена. Глинистая дорога в Бирофельд была так размыта, что даже верхом на лошади невозможно было проехать. Переселенцы вынуждены были лежать в бараках и ждать «лучших дней». Это хуже всего влияло на настроение. Тогда правление, по совету некоторых сотрудников ОЗЕТа, приняло такое решение: поскольку дожди не прекращаются, каждый коммунар может взять двухнедельный отпуск. Коммунары разделились на две группы: сначала одни съездили в Хабаровск, а потом другие побывали во Владивостоке. Вернулись отдохнувшие, с новыми силами. К тому времени трава стояла высокая, густая, и парни энергично взялись косить сено. План был выполнен. Закончив с сенокосом, стали готовиться к открытию нового дома и постройки для содержания скота. Пригласили переселенцев из всех колхозов, а также КОМЗЕТ и ОЗЕТ. Одного коммунара послали в Тихонькую – закупить продукты и все необходимое. Нелегко было сказать парню: «Поезжай». Шел плотный дождь, небо было затянуто огромными черными тучами. Сопки курились, а это признак того, что дождь зарядил на продолжительное время. Парень долго хмурил лоб, боролся с мыслями: ехать или нет? В конце концов, он решился. Запряг Нину, шуструю вороную кобылу, быстро пересек глубокое вязкое болото и остановился переночевать на 22-м километре (от Тихонькой). Воздух в тайге был неподвижен и полон маленьких двукрылых существ. Комары лютовали. Их укусы причиняли сильную боль. Днем Нину невозможно было узнать – так изменился от мошки и мокреца цвет ее шкуры. Около Тихонькой вода покрыла берега и текла со скоростью 30 километров в час. Мимо проплывали вырванные с корнем деревья, целые постройки и часто даже домашние животные и скот. Паром унесло. Что делать? Нужно было решиться оставить лошадь на берегу, а самому переплыть реку на лодке. В это время подъехали фуры с несколькими работниками ОЗЕТа. Еще четыре дня напрасного ожидания, что Бира войдет в берега и освободит дорогу к Бирофельду. В конце концов, все тронулись в путь. Впереди ехала ОЗЕТовская фура с профессором Кунцем и Робинсоном. Не успели проехать двух километров, как эта фура ушла под воду. «Коммунар должен помочь». Сказано – сделано: парень долго не думает, скидывает одежду и бросается спасать. А на телеге коммунара находились еще двое – парень с девушкой, которые попросили подвезти их в «Степной». Река кипела и бушевала, и когда коммунар-икоровец, после того как помог попавшим в беду, вернулся на другой берег, он увидел такую картину: телега оторвалась от оглобель и плывет по течению. Эти двое сидят наполовину в воде, и женщина истошно вопит: «Помоги-и-и-те»… Оказалось, что они, видите ли, устали ждать и направили лошадь прямо в воду… Парень вместе с «озетовскими» извозчиками бросился в воду, подхватил телегу вместе с двумя тонущими людьми. Но весь груз – сладости, напитки, вещи, деньги – все смыло в реку… Осталось только несколько бутылок водки, на которых лежала потерявшая сознание женщина. Коммунар стоял возле телеги и сокрушался, бедняга, об одежде, о деньгах. Домой он вернулся в одном исподнем… И все-таки праздник прошел весело. С подарками и в приподнятом настроении. На торжественном вечере председатель коммуны выступил перед представителями переселенцев, колхозниками и гостями с отчетом о проделанной работе. Он уже мог показать, что коммунары накосили 15 сотен пудов сена. И опять пришло время тяжелой работы, полной, однако, радости и энтузиазма. К концу сентября закончили сенокос, отвезли сено и бревна из Тихонькой в Бирофельд (за пуд сена брали 90 копеек). Две девушки выбыли, на работу приняли русскую девушку. Как уже говорилось выше, из-за сибирской язвы у всех переселенцев кроме коммунаров погибли лошади. Поэтому после того как в Биробиджане установилась ясная осенняя погода, «Икору» пришлось собственными силами осуществлять все перевозки из Тихонькой в бирофельдскую кооперацию. За одну поездку на пяти своих лошадях им удавалось заработать до ста рублей. Потом коммуна по заданию конторы ОЗЕТа занялась заготовкой древесины. Еще в конце августа 1928 года биробиджанский районный колхозный союз отпустил коммуне 2500 рублей, и коммунары решили купить коров. Но тогда от этой затеи воздержались, потому что все еще свирепствовала сибирская язва. Теперь же задумались об увеличении стада. Покупать коров отправили в Сибирь двух парней. В Ачинске они купили десять буренок, одиннадцатую приобрели у местного русского жителя. В «Икоре» построили коровник с датскими кормушками и т.п. Когда доставили первую партию коров, все уже было готово. Коровник содержали в таком порядке, что старожилы, проезжая мимо, непременно останавливались и рассматривали его. «Вот чему нам надо поучиться у детей», – удивлялись крестьяне. Молоко от первых коров парни сдавали в бирофельдскую кооперацию. Вскоре появились в «Икоре» еще две лошади, их общее количество составило уже семь голов. Наступила зима. Выдалась она малоснежной и намеченные лесозаготовительные работы шли очень медленно. Тем не менее, удалось заготовить и вывезти 250 бревен. Морозы стояли суровые, температура часто достигала минус 45 градусов. Приехавшие из Белоруссии коммунары были непривычны к такому холоду. Обморожение щек, носа, ушей, рук, ног было частым явлением. Но молодые здоровые парни привыкли и к обжигающему сухому морозу, и к мощным вихрям дальневосточных тайфунов. 18 марта 1929 года ОЗЕТ предложил коммуне перебраться на другое место – Дежневское опытное поле (в 9 километрах от станции Волочаевка и 40 километрах от Хабаровска). Во времена царизма на этом месте находился так называемый племенной рассадник, который в 1915 году превратился в ферму, где содержались лошади, коровы, свиньи. Животных выращивали для военных нужд, под генеральским сапогом работало несколько десятков батраков. Во время Гражданской войны в Волочаевке шли бои между красными партизанами и империалистами. Это место было центром русского переселения. Без энтузиазма восприняли икоровцы это предложение. Хозяйство в «Степном», в строительство которого было вложено столько сил, было дорого коммунарам. И все же они направили двух парней, чтобы те осмотрели новое место. Участок им понравился. Земля здесь была хорошая. Километрах в пяти отсюда текла река Тунгуска, богатая рыбой. В 25 километрах от этого места сверкал своими водами и отражал в них высокие берега Амур. На заброшенном опытном поле (где как напоминание о научных наблюдениях остался флюгер, который показывал направление ветра), увидели парни два дома, конюшню, коровник, свинарник, склад, постройку для содержания птицы и баню. На новой земле В конце апреля затеяли переезд на новое место. К этому времени коммуна подвела результаты работы в 1928 году. В хозяйстве имелось 11 коров, 7 лошадей, 2 теленка и… один петух (его купили в селе Бабстово). Поступило сельскохозяйственное оборудование (бороны, плуги и т.д.). Сумма кредитов, на которые было построено хозяйство, достигала 40 тысяч рублей. Дефицит составил две тысячи рублей. После 20 мая коммуна продала ОЗЕТу дом и хозяйственную постройку в «Степном». На вырученные деньги и новый кредит решили купить коров. Для этой цели послали в Сибирь двух парней. Они купили 22 коровы и оборудование для переработки молока. Увеличилось и поголовье лошадей – теперь их стало девять. В это же время коммуна отправила одного коммунара в Белоруссию для вербовки людей – готовились к большой работе. Однако на новом месте коммуна столкнулась с новыми трудностями. Нужно было исследовать почву, изучить климат и даже людей. Коренное русское население с недоверием смотрело на худеньких еврейских пареньков, которые хотели в дикой тайге сделать то, что даже опытным местным крестьянам давалось с большим трудом. Некоторые смеялись, утверждая: «Продержитесь несколько дней и сбежите». Коммунары отвечали на это с улыбкой: «Увидите позже». И так и было. Но в целом коммунаров приняли хорошо, дружелюбно. Первая посевная кампания на территории дежневского опытного поля прошла, мягко говоря, не блестяще. Не изучив землю, посеяли на ней культуры, которые не следовало сеять. Пахали и косили в тех местах, которые потом пришлось бросить. Площадь территории, которую занимал «Икор», составляла 2400 га. Прежде чем коммунары прибыли на это место, им было сказано, что 25 гектаров земли там уже вспахано. На деле же икоровцы обнаружили там лишь около 15 гектаров заболоченной земли. Пришлось корчевать релку – 9 гектаров. Корчевали голыми руками. В то время в коммуне уже был маленьким трактор «Клетрак», выделенный ОЗЕТом. На опытном поле находилось несколько машин: сеялка, плуги, триер, сортировочная машина, молотилка, дисковые бороны и т.д. Все это использовали в работе. На 15 гектарах более сухой земли посеяли пшеницу, овес, посадили картофель (9 га), 4 га огородных культур (огурцы, помидоры, морковь, свеклу, редис). Не зная местных условий, коммунары поздно выехали на покос, и здесь, так же, как и в «Степном», сено затопило во время разлива реки Тунгуски. И все-таки удалось собрать 3000 пудов сена. Часть остальных посевов тоже пропала из-за незнания свойств почвы и климатических условий. Но ребята не отчаивались. Настроение было приподнятое. Удалось заложить хорошее стадо коров, так что к концу 1929 года коммуна могла уже не только покрыть выявленный в «Степном» дефицит, но даже получить прибыль в 2500 рублей от сенокоса. Поздней осенью приехали еще 5 курасовщинских товарищей. Через пару недель – еще несколько человек, среди них – девушки, которые в работе не отставали от парней. Численность коммунаров достигла 25 человек. Чуть ранее получили икоровцы переселенческие кредиты в сумме 6000 рублей. Послали четырех парней в Сибирь, откуда те привезли 4 вагона коров молочной породы. Устанавливается связь с городом Хабаровском. «Парни доили коров, ухаживали за каждой буренкой, как мать за ребенком, – рассказывает тов. Вихнин. – Каждый коммунар чувствовал своим долгом ежедневно заходить в коровник, проверять, как выглядят буренки, какая из них дала сегодня больше молока, а какая – меньше, и почему». Таким образом, парни выяснили, какой уход нужен той или иной корове, и как получить больший надой. Также коммунары завели молодых свиноматок породы йоркшир, которые позже принесли здоровый приплод – несколько десятков поросят. Молочные продукты парни сдавали в районный колхозный совет, который взамен присылал концентрированные продукты. В это же время, осенью, коммунары попробовали заложить сад – на гектаре земли в течение пяти дней посадили 75 яблонь, 50 саженцев груши, 50 саженцев сливы, 15 саженцев вишни, кусты малины, смородины и т.д. Результаты были положительные. Позже правление решило объединиться с русской артелью, чтобы вместе ловить кету в Тунгуске. Ребята, которые были совсем не знакомы с этим промыслом, с большой заинтересованностью хотели как можно быстрее ему обучиться. 12 икоровцев показали себя неплохими рыбаками. Улова хватило только для коммуны, потому что вскоре пришлось парней отозвать для сбора урожая. Коммунары также работали в тайге, возили лес. Но так как зима была малоснежная, заработать удалось мало. В это же время отметили икоровцы первую коммунарскую красную свадьбу, доказав всем, что приехали они сюда не на время, а навсегда, чтобы построить здесь большое хозяйство. Первой семье подарили сто рублей – на обустройство их комнаты. Вот с таким «багажом» коммуна «Икор» вступила в 1930 год. Глава 2. Коммуна сегодня Развернутым фронтом В 1930 году в «Икоре» происходит перелом. Из небольшого коллектива, мало знакомого с жизнью дальневосточной глубинки, коммуна становится примером для окружающих деревень. С коммунарами считаются, начинают с вниманием относиться к молодым еврейским труженикам, часть которых еще вчера принадлежала миру штетла. Как это произошло? Нелегко, тяжким трудом добились коммунары признания. Ни на минуту не забывали они о той ответственности, которая лежит на них как на пионерах еврейского заселения дальневосточной окраины советской страны. Настоящий героизм, может быть, мало заметный в повседневной жизни, продемонстрировали коммунары в борьбе с природой. Часто отказывали себе в самом необходимом, голодали, но работу свою выполняли. Приходилось бороться со скептиками и доказывать фактами, что в Биробиджане может быть построена крепкая молодежная коммуна. К Амуру за сеном Наступило лето. Первый вопрос: где взять сено для коров? В 1929 году, как уже говорилось, коммунары накосили 3000 пудов сена. – Сено мы косили в течение двух недель в радиусе километра вокруг икоровской усадьбы, – рассказывает товарищ Зубер, старый активист коммуны. – Работало пять парней, но сена было мало, потому что уже тогда у нас было большое стадо коров и табун лошадей. Пришлось докупить у крестьян еще 5000 пудов сена. Но это был не выход из положения. В июне 1929 года семерых коммунаров и двух лошадей перебросили на другой берег Тунгуски. Двое парней на лодке обследовали берег, выбрали хорошее место для покоса площадью 50 гектаров. Первые дни сенокоса погода стояла хорошая, Тунгуска текла спокойно в своем лоне. Беды были только от комаров. Пока люди работали, было еще терпимо, но посидеть отдохнуть комары не давали. Некоторые коммунары из-за этого не спали ночи напролет. Позже начались дожди. Они загнали коммунаров в шалаши, которые ребята построили у Тунгуски. Вдруг – паника: «Ребята, река разливается!». Происходило это стремительно. Вода прибывала с каждым часом. Мгновение ока – и Тунгуска была уже у шалашей. Пришлось принимать срочные меры, чтобы перебросить на другой берег лошадей, инвентарь, эвакуировать самих коммунаров. Река превратилась в море. Все сено (3000 пудов) пропало. «Уже по осени, когда мы снова переправились по Тунгуске на это же место, мы его не узнали, – рассказывает товарищ Зубер. – Кое-где лежали маленькие кучки сена – все, что осталось от нашей работы». В 1930 году коммунары, умудренные опытом, начали сенокос на Тунгуске гораздо раньше, чем в 1929-м. Успели накосить, заскирдовать и организованно вывезти в срок 3000 пудов сена. Но бороться с капризами природы было нецелесообразно. «Нужно искать другое место для сенокоса», – решили икоровцы. Это был июль 1930 года. Дни стояли жаркие, вечера тихие. Коммунары запрягли лошадей, нагрузили на телеги машины, взяли с собой продукты и отправились в село Самарку (21 верста от «Икора»), к Амуру. Рядом с песчаным берегом парни поставили шалаши, разложили комарники. Заприметили островок, обследовали его. Островок был 12 км в длину и 2 км в ширину, хорошей травы здесь было вволю. Быстрыми темпами начали косить. Но сначала попытались тут «обустроиться». Из жердей и зеленого сена соорудили шалаш. Вставили треугольную дверь. Внутри выкопали в земле яму, обложили ее по краям сырой травой и сделали своего рода «плиту» для варки. Кипятили на ней чай, готовили суп, мясо и т.д. «Вставать приходилось в два–три часа ночи, – рассказывает товарищ Сельский, молодой коммунар. – Брали грабли, косы и принимались за работу. В 12 часов был обед. В солнцепек тоже «работали» – занимались полезными делами: кто читал, кто ловил рыбу. Другие учились с помощью длинных веревок плавать». Отдельно стоит сказать про комаров. Они были повсюду – в чашках, мисках, ведрах, даже в ложках. Иной раз ребята пили чай вприкуску с комарами вместо сахара. Комары заедали днем и ночью. Коммунары могут порассказать вам немало «комариных историй». Коммунар Вендеров рассказывает, как однажды из-за комаров чуть не сгорело несколько парней. Как уже говорилось, спасались от гнуса с помощью комарников. А чтобы уничтожить залетевших туда комаров, обкуривали их дымом. И вот двое парней разложили дымовой костер и начали обкуривать комарник, а сами ушли куда-то. Возвращаются – а комарник горит, все их вещи, которые были внутри, тоже сгорели. В таких условиях работали парни. Накосили 17000 пудов сена. Когда 1 января 1931 года составили баланс за одиннадцать месяцев (с 1 февраля 1930 года до 1 января 1931-го), расходы составили 5736 рублей 67 копеек, доходы – 6350 рублей. Таким образом, заработали на сенокосе 613 рублей 33 копейки. Коровушки – любимицы Основным направлением деятельности коммуны является скотоводство. В двух больших коровниках разместилось стадо «сибирячек» и симменталок. Окружающее население удивляется тому, как удалось коммунарам в существующих условиях организовать молочное хозяйство. Нелегким было начало. Пастбище – болотистое, трава плохая, луга далеко – в 25 верстах, проблема с водой. И коммунары приступили к осушению болот, решению вопроса с доставкой воды для коров, начали заготовку сена. Стадо росло. Если в 1928 году была одна-единственная корова, то в 1929-м уже 20 коров и два бугая. В 1930 году – 64 коровы, 2 бугая и 12 телят. В апреле 1931-го коров насчитывалось уже 83, а к концу этого года рассчитывает коммуна иметь 120 коров и три бугая. В стаде наряду с 30-пудовыми «великаншами» есть 14-пудовые «лилипутки». Продуктивность стада была в целом хорошая. В 1930 году каждая корова дала в среднем 2130 литров молока. За коровами ухаживают скотники, к этой работе привлекли лучших коммунаров. Дважды в сутки коров кормят концентратами – макухой, отрубями, и трижды – сеном. Приходится также оказывать первую ветеринарную помощь заболевшим буренкам, ну и, конечно, чистить коровники. Вот как характеризует своего товарища, скотника по имени Янкель, тов. Пресман (опубликовано в № 3 газеты «Биробиджанер штерн»): «Кто такой Янкель? С друзьями-коммунарами любит он побалагурить, такими шутками сыплет, что все со смеху покатываются. Ведут, к примеру, ребята серьезную беседу или распаляются в споре, – стоит появиться Янкелю, и разговор тут же принимает шутливый характер. Но кто видел Янкеля за работой в коровнике, тот его не узнает. Тут он – сама серьезность. С вами он слова лишнего не вымолвит. Здесь он общается только с коровами, и коровы понимают его с полуслова. И он их понимает, как никто другой. Посмотрит на стельную корову, и сразу может сказать, кто у нее родится – телочка или бычок. Почти безошибочно может определить, сколько корова даст сегодня молока. Янкель любит иногда прихвастнуть, что из любой коровы он может «сделать человека». «Вот, например, Слава – совсем еще молодая корова, буквально недавно первый раз отелилась, а уже дает 20 литров молока в день», – рассказывает Янкель. – Мое, мое воспитание! – кричит он. Плохую корову Янкель ненавидит всем сердцем. С такой Янкель разговаривает на особом языке. «Туберкулезница! – говорит он ей. – Спроси себя, почему я т