Замочная скважина дома на Лахтинской. Петербуржец восстановил истории жизни 20 жильцов соседних квартир — от воздухоплавателя до доносчика
В 2018 году петербуржец Даниэль Лурье с семьей переехал в квартиру на Лахтинской улице, 20. Он разыскал и вернул утраченные витражи в парадной, а сейчас пишет книгу о людях, которые жили в этом доме. Ему удалось восстановить около 20 ранее не известныx биографий, а ареал поисков распространился от Дальнего Востока до Латинской Америки.
Даниэль Лурье рассказал «Бумаге», как он работал в архиве ФСБ, списывался с потомками своих героев, что интересного узнал и чем эти поиски напоминает психотерапию.
Зачем понадобилось восстанавливать историю дома
— Почти всю сознательную жизнь я жил на Газовой улице. Когда у нас с женой появились дети, мы перестали там помещаться и переехали метров на 500, на Лаxтинскую. Мне было тяжело привыкать к новой квартире, и я решил, что всё узнаю про этот дом. Это был способ сродниться с новым местом.
Первые фамилии я узнал из дореволюционных справочников «Весь Петербург» и «Весь Петроград». Потом обнаружил дневники поэта-имажиниста Рюрика Ивнева. В ниx много про наш дом — он жил здесь несколько лет. Затем я заказал в архиве домовую книгу за 1930-40-е годы, потом – списки налогоплательщиков 1920-х. Кого-то найти довольно сложно – у жителей расхожие имена и фамилии. Но нашлись люди с более выразительными именами-фамилиями или понятными зацепками вроде места работы или учебы — и я начал что-то выяснять про ниx. Так получился проект, который когда-нибудь, надеюсь, выйдет в виде книжки. Я занимаюсь этим пять лет, но могу по несколько месяцев вообще не прикасаться, потому что у меня бывает много основной работы.
Чем примечателен дом на Лаxтинской
— Это рядовой доходный дом, функциональный модерн, 1909 год постройки. До революции в нем селилась мелкая интеллигенция, чиновники, вдовы военных, отставные офицеры. Когда дом строили, это была граница Петербурга: через пару кварталов начинались огороды. В начале 20 века Петербургскую-Петроградскую сторону активно застраивают. После революции все квартиры уплотнили, в доме стало много студентов.
Про крестьянина Трифаxина, застройщика, который построил наш дом, я довольно много всего нашел, даже съездил на его родину. Трифахин — из разбогатевших крестьян, из деревни Еськи Тверской области. На сайте архивов Тверской области не так давно появились оцифрованные церковные книги Еськов. Там я нашел своих Трифахиных.
Кто жил в доме
— На данный момент удалось восстановить десятка два биографий. Все они, за парой исключений, будут опубликованы впервые, потому что эти люди – герои третьего-четвертого плана в историческом масштабе. Рюрик Ивнев – наверное, самый известный из жильцов. Тем не менее, у этих второстепенных людей бывают довольно яркие жизни.
Скажем, в наш дом из ссылки приехал рабочий Григорий Шкапин со своей женой Ольгой Рашевской. В Петербурге есть улица Шкапина – это тот самый рабочий-судостроитель, который рано стал активистом РСДРП, они потом превратились в большевиков. Всю жизнь из тюрьмы в тюрьму, из ссылки в ссылку. Умер он еще до Октябрьской революции.
У жены его жизнь была еще более тяжелая. У нее были выкидыши, она нищенствовала, но когда начались чистки, посадки людей при Сталине, вела себя крайне достойно. Помогала дамам, у которых арестовали мужей. Что с ней стало, я не знаю — никаких документов не нашел. Большевики у нас довольно сложные эмоции вызывают, но Шкапин и Рашевская были, судя по всему, прямые и принципиальные люди, наверное, немного наивные.
У нас жил человек по фамилии Боресков, Константин Михайлович. Он первый в истории российской армии совершил боевой вылет на воздушном шаре во время Русско-японской войны. После революции Боресков воевал за белых, пропал в эмиграции.
Последний владелец нашего дома генерал Анисимов был, среди прочего, владельцем акций одного из майкопских нефтяных приисков. Там отдельная история про майкопскую нефть с массой ярких деталей. Это был мирового масштаба бум с многомиллиардными инвестициями, закончившийся полным пшиком. Сейчас про это знают только специалисты. Анисимов после революции остался в России, лишился почти всего, а дочь его стала примой Мариинского театра — про нее есть замечательная книжка на английском языке.
Анисимов дает повод рассказать еще несколько сюжетов — например, про семью Маличей, у которых приключений хватит на несколько сезонов сериала на «Нетфликс» (там и скачки с цыганами, и Даниил Хармс, и американская военная разведка в Африке во Вторую мировую). Или про князя Андроникова — одного из самых омерзительных петербургских персонажей. Он занимался политическим пиаром и решением разных вопросов вплоть до назначения министров. Журналист, его cовременник, написал, что это «пресмыкающийся князь».
Как искать в арxивах и какие данные засекречены
— Сейчас золотое время для работы с архивами. Очень много всего оцифровано. Каждый день появляется что-нибудь новое, поэтому периодически приходится проверять информацию в тех базах, которые я уже смотрел. Надо просто завести аккаунты и сидеть дома, смотреть. Если так не получается, то можно переписываться с архивами. Иногда надо ходить ногами или нанимать кого-то в другиx городаx.
Поскольку почти все люди из моего дома жили в Петербурге, я пробиваю их имена во всех архивах, которые знаю. Сайт Петербургского архивного комитета очень хороший, есть РГИА (Российский государственный исторический арxив), который тоже находится в Петербурге. Можно искать, например, на сайте про Первую мировую войну, на сайте про Вторую мировую войну, про наследие репрессированных, по блокадной базе данных, в базе эвакуированных из Ленинграда. Если известно, где человек работал, можно попробовать поискать в архиве предприятия. Отличный поиск сделал Яндекс, который научился распознавать почерк и оцифровал кучу церковных книг.
Иногда информация находится в самых неожиданных местах. Рюрик Ивнев снимал комнату у Аносовой, Софьи Исаевны. Я узнал о ее существовании из его дневников. Он писал, что она каждое лето уезжала к родственникам в Саратов. Это была единственная зацепка.
В Саратове нашлись купцы Аносовы. И дальше, поскольку там было много Исаев, фамильное было имя, надо было понять, чья дочь Софья Исаевна. Они были важные солеторговцы, и про них ходили слухи, что они субботники – русские люди, перешедшие в иудаизм.
После революции многие жители дома уехали, поэтому что-то надо искать в иностранных архивах — в эмигрантской и иностранной прессе, в справочниках по некрополям, в архиве Французского иностранного легиона, в берлинских адресных книгах, на сайтах типа MyHeritage, FamilySearch.
Я не могу ничего посмотреть про людей, которые жили в нашем доме после Второй мировой войны. Есть закон об архивации персональных данных – 75 лет не можешь ничего узнавать после смерти человека, если ты не его родственник.
То же самое касается петербургского архива ФСБ с делами репрессированных. Туда хрен запишешься, нигде нет контактов. Найти их мне стоило больше усилий, чем найти многие факты. Приходишь в конце концов смотреть дело. Читальный зал на одного человека. Ты сидишь за столом, и в двух метрах перед тобой сидит девушка, смотрит, как ты читаешь. Половина страниц закрыта коричневыми конвертами на скрепках. Это, как правило, самые интересные места. Но советская бюрократия была так устроена, что у тебя одно и то же событие откладывалось в разных архивах. Если тебе здесь не дают что-то прочитать, ты часто можешь найти это в другом месте.
Как потомки жителей дома помогают в исследовании
— Все истории, связанные с домом, актуальны. Может быть, в этом и есть смысл книжки – время идет, а в людях меняется очень мало. Персонаж, про которого я буду скоро писать, – репрессированный бурят Павел Богданов. Он приехал учиться в Ленинградский восточный институт, женился на юной учительнице из большой семьи Мелкозеровых, которая у нас квартировалась с дореволюционных времен. Позже Павла отчислили, потому что его родственники участвовали в бунтах против коллективизации в Бурятии. Павла как японского шпиона расстреляли. Жену его выслали в Самарканд, и там она повторно вышла замуж. Родила ребеночка по имени Лева, которого прислала к своей маме в Ленинград летом 41-го года — подальше от узбекской жары. Леву не успели вывезти до начала блокады, мальчик умер.
Довольно жуткая история. Эти Мелкозеровы — там почти все мужчины ушли на войну, все женщины остались в городе. И, кажется, все, кто был в городе, умерли, кроме одной дамы. А мужчины все вернулись.
Я нашел потомков семьи Мелкозеровыx — одна из них оказалась одноклассницей моего старшего товарища, фотографа Дмитрия Конрадта. Мелкозеровы помнят, как что выглядело в доме, как поменялся звук на улице, когда булыжную мостовую покрыли асфальтом. Благодаря им у меня есть фотографии, как пилят дрова во дворе, есть фотографии семьи в доме. Все сидят веселые под абажуром, пьют чай.
Я находил и других родственников жителей дома в разных уголках света — все всегда были готовы помочь, отвечали на вопросы.
Как история репрессий раскрывает тему свободы воли
— У нас в доме трех человек арестовали. Двух расстреляли – Павла Богданова, бурята, и второй был инженер Эдгар-Вернер Карлович Ланге, который работал на заводе «Красный треугольник». Старшего Мелкозерова, тестя Богданова, тоже забрали, но отпустили. Потомок одного из жителей поставил на доме таблички «Последнего адреса» с именами расстрелянных.
И в случае Богданова, и в случае Мелкозерова интересна экспертиза. На Богданова — и, очевидно, не только на него — дал показания будущий светило отечественного востоковедения. Про него давно слухи о сотрудничестве с органами, а тут я прямо документ нашел.
Мелкозерова сажали по Бухаринскому делу, по хозяйственной статье, он был налоговик. В деле есть экспертиза, как теперь тоже принято, она подписана целой группой экспертов. Глава этой группы был замдекана экономического ВУЗа по фамилии Кошкин. Его эвакуировали во время войны, как и других сотрудников экономическиx ВУЗов, на Северный Кавказ. Северный Кавказ захватили немцы.
И там есть две параллельные истории – семьи Кошкиных и семьи Александра Ельяшевича, декана другого экономического ВУЗа, ИНЖЕКОНа. Они в одинаковом социальном статусе оказались в одном и том же месте в оккупации и там совершили два разных выбора. Кошкин пошел на сотрудничество с немцами, потом оказался в Берлине, дочь его работала в немецком Министерстве пропаганды, плакатики рисовала. Потом, когда все они сбежали от советских войск в Америку, выпустила книгу воспоминаний в духе «а че такого?». Всем рекомендую.
Второй декан и его семья, наоборот, собрали все комсомольские билеты и все документы, где было написано о национальности, и сожгли. Немцам сказали, что документы потерялись. И таким образом спасли практически всех евреев и комсомольцев. После войны этого человека репрессировали.
В книге будет отдельная главка, в которой две эти параллельные истории рассказываются. Это меня всегда интересовало – свобода воли и личные выборы. Всегда есть люди, которые целуют злодею ручку, а есть люди, которые почему-то не готовы это делать.
Как работа над книгой помогает автору
— Скоро два года, как я уехал из Петербурга в Тель-Авив, потому что Израиль — единственное место, где лечат мою жену. Если завтра закончится война и неожиданно настанет прекрасная Россия будущего, это, к сожалению, не поможет мне вернуться.
Мне бы хотелось закончить книгу в наступающем году, чтобы ее увидели мои родители. Заголовка пока нет, но я придумал подзаголовок – «Комментарий к домовой книге».
Главная проблема с книжкой – я понимаю, зачем она мне, но пока не очень понимаю, нужно ли это другим. Для меня работа над ней имеет психотерапевтическое значение. При этом оно меняется по ходу дела.
Изначально я хотел сродниться с домом, что у меня получилось. Потом, когда был ковид, можно было с кучей разных предосторожностей ходить в архивы. Какая-то отдушина была. Потом, когда началась война, произошла эмиграция, мне эмигрантские истории из этого проекта стали лучше понятны.
Работа над книгой укрепляет веру в людей. Мне помогало много экспертов по самым разным вопросам. Я перестал стесняться писать занятым людям. Если ты показываешь искреннюю заинтересованность, если понятно, что ты прочитал всё, что смог найти сам, тебе помогут.
Кроме того, работа над проектом – это способ создать себе ридинг-лист. У меня лежит куча странных книг, которые я никогда не прочитал бы, если бы не проект. Когда я писал про майкопский нефтяной бум, нашел воспоминания человека по имени Петр Ивин, который жил под Майкопом, в станице Нефтяная. Это мрачнейшая, в духе Балабанова, история про то, как туда согнали казаков заселять аулы, из которых только что выгнали черкесов. Половина казаков умерла от дизентерии, а выжившие убивали черкесов-стариков, которые остались в горах.
Или, вот, биографию балерины Нины Анисимовой я бы никогда не догадался взять в руки — а она замечательная, не оторваться. Автор чудом нашла записочки, которые репрессированная Анисимова умудрялась передавать своему жениху из ленинградского СИЗО. Или произведение Рюрика Ивнева «Юность» — первый русский гей-роман, физиологический, на грани порно. Не рекомендую. Или гомерически смешные стенограммы допросов Андроникова — вербатим в духе «Театра.doc». Или воспоминания русских легионеров в Африке — не хуже «Путешествия на край ночи» Селина.
На самом деле смысл моей книжки заключается в том, что через замочную скважину ты видишь весь мир. От Дальнего Востока, где взлетает шар во время Русско-японской войны, до Латинской Америки, куда эмигрирует один из геологов, который занимался Майкопской нефтью, от лагерей Иностранного легиона в Марокко и Алжире до Северного морского пути, по которому еще один наш сосед по дому в 1920-х возил лес в Лондон.
Это человеческое, гуманистическое измерение истории. Ты берешь сухой документ, какую-то желтую бумажку, и, при некоторой фантазии, видишь за ней человеческую драму. У кого-то из супергероев была такая сила, когда ты берешь предмет, и перед тобой мелькает как диафильм, история, связанная с этим предметом. С архивной работой так же.
Такая работа не всем подходит, но это очень успокаивающее, примиряющее с действительностью занятие. Очень низкий порог входа: начать может любой, просто открыв компьютер.
Видите, есть и хорошие новости ????
Мы продолжим рассказывать вдохновляющие истории — а вы можете поддержать нашу работу
Что еще почитать:
- Как петербуржец разыскал витражи своего дома на Петроградской, пропавшие 25 лет назад. Они лежали на складе телеканала, который купил их на «Авито».
- История конструктивистского жилмассива на Невском, построенного на месте рынка. Отрывок из книги о домах Петербурга.