Проклятие дома Юсуповых

Дворец князей Юсуповых на Мойке вошел в историю из-за того, что именно там заговорщики убили Григория Распутина. Между тем Юсуповы были одной из знатнейших и богатейших семей России, и их дворец наглядно повествует о том, как была устроена жизнь русского высшего света в XIX – начале XX века.

Праздничная иллюминация дворца Юсуповых на Мойке. Худ. В.С. Садовников. 1856

Сейчас в это трудно поверить, но в первые десятилетия после закладки Петербурга местность, где ныне стоит дворец, являлась самым настоящим пригородом, пусть и не слишком отдаленным. Именно здесь, вблизи Петергофской дороги, располагались дачи – загородные угодья, которые Петр I даровал знатным семействам, перебиравшимся, часто без особой охоты, в новую приморскую столицу страны.

Юсуповы, к слову сказать, гулкое недовольство значительной части знати по поводу переезда не разделяли. Быть может, «охота к перемене мест» была у них в крови: этот русский княжеский род начался с двух сыновей ногайского правителя Юсуф-мурзы, которые прибыли в 1565 году на службу к Ивану IV. В кормление Иль-мурзе и Ибрагиму был отдан приволжский городок Романов – ныне Тутаев Ярославской области.

«ТЫ ПОНЯЛ ЖИЗНИ ЦЕЛЬ…»

С Иль-мурзы началась служба рода Юсуфа русским правителям. Его правнук, уже совсем обрусевший князь Григорий Дмитриевич, был ближайшим сподвижником Петра Великого, с которым оставался до последних дней. Ему, вместе с Александром Меншиковым и Федором Апраксиным, была дарована честь шествовать непосредственно за гробом первого российского императора.

Первый свой век в Петербурге Юсуповы, впрочем, провели не на Мойке, а на Фонтанке, где в 1724 году Петр пожаловал Григорию Дмитриевичу владение. Начавшись с небольшого деревянного дома на каменном подвале, оно со временем превратилось в роскошный барочный дворец, перестроенный, в свою очередь, на исходе XVIII столетия архитектором Джакомо Кваренги в модном «классическом» стиле. Сегодня здание занимает Петербургский университет путей сообщения, а о первых владельцах напоминает название небольшого английского парка по соседству – Юсуповский сад.

Портрет князя Николая Борисовича Юсупова с собакой. Худ. И.-Б. Лампи. 1780–1790-е

Превращение барочного дворца в классицистический особняк было затеяно Николаем Борисовичем Юсуповым-старшим – «умницей, яркой личностью, эрудитом, полиглотом, путешественником». Так характеризует князя в своих мемуарах его потомок Феликс Юсупов. «Князь Николай, – уточнял он, – лицо в нашем семействе из самых замечательных».

Старого князя, дожившего до 1831 года, называли последним представителем екатерининской эпохи. Он водил доброе знакомство с Вольтером и Дидро, а также с виднейшими аристократами Европы, включая Людовика XVI, Марию-Антуанетту и папу Пия VI, у которого добился разрешения изготовить копии рафаэлевских фресок. Князь получил в дар от Наполеона несколько гобеленов и вазу. Организовал для будущего императора Павла I и его супруги путешествие по Европе, в котором те называли себя графом и графиней Северными. Составил коллекцию, которая легла в основу собрания Эрмитажа, так что именно с его легкой руки мы теперь получаем представление о западном искусстве Нового времени в этом музее. Заказал Антонио Канове реплику знаменитой скульптуры «Амур и Психея», причем, отдавая дань консервативным нравам своей родины, сумел убедить художника сделать этот мрамор более целомудренным и все-таки набросить на бедра Психеи драпировку, которая отсутствует в луврском варианте. Александр Пушкин, восхищенный его «ученой прихотью», посвятил князю Николаю стихотворение «К вельможе»: «Ты понял жизни цель: счастливый человек, // Для жизни ты живешь»…

Между тем местность на набережной Мойки, куда Юсуповым предстояло переехать впоследствии, тоже не пустовала. При Петре здесь стоял дворец его племянницы Прасковьи Ивановны – дочери сводного брата и соправителя царя Ивана Алексеевича. Позже здание было отдано под нужды Семеновского полка, а затем оказалось во владении графов Шуваловых, при которых в 1770-х годах по проекту французского архитектора Жана-Батиста Валлен-Деламота началось строительство здания дворца, дошедшего до наших дней. Незадолго до кончины Екатерина II, выкупившая эту роскошную усадьбу в казну, пожаловала ее своей любимице, графине Александре Браницкой, о которой в свете ходил слух, будто она на самом деле была дочерью императрицы и именно ее заменили на мальчика, ставшего впоследствии императором Павлом.

Но вот незадача: благодаря выгодному замужеству Браницкая (любимая племянница князя Григория Потемкина, она имела и собственное приличное приданое) была и без того сказочно богата и досуг предпочитала проводить не в промозглом Петербурге, а в южных имениях своего супруга. Одним словом, дворец на Мойке оказался ей без особой надобности, и в 1830 году она с легкой душой продала его своему племяннику – князю Борису Николаевичу Юсупову, сыну своей младшей сестры и Николая Борисовича Юсупова-старшего. Так в истории рода Юсуповых открылась новая страница.

МУЗЕЙ ИЛИ… СКЛАД?

Входя во дворец со стороны набережной Мойки, первым делом поднимаешься по парадной лестнице розового мрамора. Сегодня она кажется органичной и неотъемлемой частью юсуповского дома. На самом же деле это результат переустройства дворцового ансамбля, которое развернулось сразу после покупки. В прежние времена на этом месте располагалась арка, через которую кареты гостей заезжали во внутренний двор.

«Амур и Психея» из собрания Юсупова. Скульптор Антонио Канова. 1794–1799

Интересно, что о дальнейших реконструкциях Феликс Юсупов в своих мемуарах отзывался без особого почтения. «Многое попортили», – писал он. А о дворце в целом высказывался так: «Произведения искусства наполняли его во множестве. Дом был похож на музей. Ходи и смотри до бесконечности».

Конечно, никаким музеем в привычном нам смысле дворец не был – скорее он походил на лавку антиквара. Только уж очень и очень крупного.

– Музейной коллекции в современном понимании они не собирали, – рассказывает нам заведующая отделом научной работы Юсуповского дворца на Мойке Валентина Набок, которая любезно согласилась провести экскурсию для «Историка». – Юсуповы сфотографировали интерьеры дворца еще в 1858 году, у них был один из первых в Петербурге фотоаппаратов. Эти фотографии, которые сейчас находятся в хранении нескольких крупных музеев, подтверждают: предметы были везде. Столы, стулья, «суппортики» (подставки), кресла, все на свете – как в мебельном магазине, наполненность была такая, что мы даже представить себе это сегодня не можем. Читая топографические описи XIX века, я однажды подумала: «А что если попробовать все перечисленное, хотя бы мысленно, расставить в этой комнате?» Это значило бы забить ее до потолка, превратить нашу воздушную галерею в самый настоящий склад.

Зато всевозможных коллекций в привычном нам, обыденном, не строго научном смысле в доме было великое множество. Разница в том, что наши современники собирают монеты или почтовые марки, а аристократы прошлого коллекционировали, к примеру, часы или музыкальные инструменты. Впрочем, о систематизации они тоже особо не заботились. Тем, собственно, и отличалось собирательство предметов роскоши прошлых лет от коллекционирования более позднего времени.

Парадная лестница Юсуповского дворца

– Как-то на глаза мне попался перечень перстней, – продолжает свой рассказ Валентина Набок, – принадлежавших старому князю Юсупову. Называется он «Список перстней с разными камнями (в том числе драгоценными)». Далее – перстень такой-то, перстень такой-то, всего около 400. «Старого золота с бриллиантом», «старого золота с ониксом», «старого золота с бирюзой». То есть для составителя не было разницы между бирюзой и бриллиантом: такие перстни упоминались на одной странице. В примечаниях стоят пометки: «куплено в далеких краях», или «новой древней эпохи», или «от Ирины Михайловны» (супруги князя Бориса Григорьевича Юсупова). После шел список тростей – их там перечислено больше сотни. Трость тогда была особым таким атрибутом, кроме использования по прямому назначению свидетельствующим о некотором статусе. К каждой трости в списке приписка – что-нибудь особенное: «в старинном вкусе», «коралловая», «сахарданного дерева». Про одну из них и вовсе написано: «В том числе покусанная львом в зоопарке Дрездена».

В связи с невообразимым богатством и страстью к собирательству случались и курьезные истории, такие как пропажа вещей. Феликс Юсупов, например, в воспоминаниях отмечал, что от Людовика XVI и его супруги князь Николай Борисович когда-то получил «в дар сервиз из черного севрского фарфора в цветочек, шедевр королевских мастерских, поначалу заказанный для наследника». «Что сталось с сервизом, никто в семье не знал, – писал он далее, – но в 1912 году посетили меня два француза-искусствоведа, изучавших севрский фарфор. Пришлось мне заняться розысками прадедовского сервиза. Нашел я его в чулане. Более века пылился там подарок Людовика XVI». Сейчас эти предметы особенного черного фарфора – ценнейшие экспонаты Эрмитажа.

Сегодня в Юсуповском дворце мы видим лишь следы былого богатства: более 45 тыс. предметов этого дома, национализированного после революции, были переданы в различные музейные и немузейные организации.

Феликс Юсупов позирует художнику Валентину Серову. 1903

ОТ ПРИЕМА ДО ПРИЕМА

Проживали во дворце, как правило, только в зимние месяцы. Начиналась весна – уезжали в Архангельское под Москвой, потом в Крым или усадьбу Ракитное, что в нынешней Белгородской области. И жили там до поздней осени.

Чтобы понять ход повседневной жизни во дворце на Мойке, стоит подняться по главной лестнице, свернуть налево, пройти через гобеленовую гостиную, некогда украшенную теми самыми наполеоновскими подарками, и задержаться в парадной спальне. Попросту говоря, повторить путь, который обычно совершали высокородные гости князей.

Итак, парадная спальня. Такое вроде бы непривычное, даже парадоксальное словосочетание: спальня, едва ли не самая интимная часть дома, – и вдруг «парадная». Впрочем, парадокс это только для нас, людей XXI века. Два столетия назад гостей дворца это название не смутило бы, а сама спальня могла вызвать разве что восхищение или даже зависть изысканностью своего убранства и роскошью, которую могли себе позволить хозяева.

Красная гостиная Юсуповского дворца

– Помните фразы из фильмов о жизни высшего света, когда аристократический муж обращается к своей не менее аристократической супруге: «Сударыня, я сегодня к вам зайду?» Нам в этом слышится нечто пикантное, но на самом деле это обычная жизнь той поры. Люди часто соединяли свои судьбы вовсе не по большой любви, а разводиться было куда как тяжелее, чем в наше время, и оставалось только строить свою жизнь в предлагаемых обстоятельствах. Чтобы создавать друг другу по возможности наименьший дискомфорт. Поэтому у каждого была своя половина и своя спальня. Мужская спальня, как правило, совмещалась с кабинетом, женская – это будуар, более личная комната. Но в благополучных домах всегда существовала общая семейная спальня, которая и называлась парадной. Ее предназначение – демонстрировать всем пришедшим, что здесь живут все-таки супруги. Обычно эта спальня находилась на женской половине, – объяснила нам Валентина Набок.

В юсуповской парадной спальне есть малозаметная дверка под цвет обивки стен, лесенка за ней ведет на мужскую половину. Но ключ в дверь вставлялся именно со стороны спальни, так что без разрешения вход для супруга был невозможен. Во время приемов спальню открывали, чтобы хозяйка могла ознакомить гостей со своими увлечениями. Здесь находились произведения искусства, которые приобретались по ее выбору. Здесь же стояли и столик для рукоделия с зеркалом – для вышивки в сложных техниках, и горки с фарфоровой пластикой, и многое другое.

– В парадной анфиладе комнат были предметы «статусные», настоящие княжеские, – отмечает Валентина Набок. – Вот гербовый торшер – на первый взгляд совершенно обыкновенная для богатого дома вещь, явно, конечно, недешевая; бронзовая, золоченая. Но на каждой грани этой «обыкновенной» вещи – герб князей Юсуповых, их личный знак.

В целом жизнь дворянского семейства довольно четко делилась на две части: публичную и закрытую, частную. Ну а балы, рауты и приемы играли примерно ту же роль, что социальные сети сегодня, – представить свой дом, семейство, уклад на суд публики.

Этот зал некогда украшали гобелены, подаренные Н.Б. Юсупову Наполеоном

– Когда теперь молодые люди ворчат, что девушки по три часа красятся и одеваются, они и не подозревают, что все это мелочи по сравнению с XIX веком, – улыбается Валентина Набок.

На приемах во дворце Юсуповых собиралось порой до двух тысяч человек, нередко присутствовал государь. Нынешние экскурсанты часто спрашивают, сколько же дров уходило на то, чтобы протопить такие огромные помещения. Ответ прост: когда не было приемов, почти все помещения на втором этаже пустовали и не отапливались. А жили в маленьких комнатках на третьем, в которых сейчас работает администрация дворца, и, как уверяет наша собеседница, по размерам они мало отличаются от тех, к которым привыкли мы в своих городских квартирах.

– Сколько больших приемов в год могли себе позволить Юсуповы?

– Помните, как у Пушкина: «Давал три бала ежегодно и промотался наконец»…

– Но Юсуповы не проматывались…

– Да, Юсуповы не проматывались. Это были богатейшие люди страны, которые в то же время имели в свете репутацию рачительных хозяев. Вот вам, кстати, еще один секрет их внушительного состояния – не тратиться по пустякам. Однако богатство доставалось им дорогой ценой…

ЗА ЧТО ПРОКЛЯЛИ ЮСУПОВЫХ

Богатство Юсуповых и проклятие Юсуповых. Достоверный факт и интригующая легенда. Связаны ли они между собой?

Сначала о богатстве. Оно с трудом поддавалось подсчету, но известно, что Юсуповы считались едва ли не богаче царствующего дома. Общий бюджет князя Николая Борисовича Юсупова-старшего порой превышал 2 млн рублей, тогда как в казне Российской империи в 1815 году, например, было чуть больше 327 млн рублей. К 1900 году капитал Юсуповых вырос до 21,7 млн рублей, а к началу Первой мировой войны чуть уменьшился – до 20 млн. Сказались расточительность Феликса Юсупова и сокращение земельных наделов.

Один из секретов непрекращающегося обогащения состоял в том, что князья неплохо освоили умение, как бы сейчас сказали, диверсифицировать капитал. Вложения делались в самые разные отрасли промышленности, и заниматься этим они стали еще в те времена, когда это считалось делом не слишком аристократическим.

Юсуповы входили в число акционеров горных заводов на Урале, деревообрабатывающих контор в Архангельской губернии, вкладывались в производство сахарного тростника в Черноземье, владели угольными шахтами в районе Юзовки (это сегодняшний Донецк). Активно они занимались и финансовыми операциями – тоже новомодное для тогдашней России дело, которое тем не менее приносило немалую прибыль.

Сцена убийства Григория Распутина князем Феликсом Юсуповым. Экспозиция Юсуповского дворца на Мойке

Однако было и еще одно обстоятельство, которое позволяло роду держаться на плаву. Как ни странно, оно имеет самое непосредственное отношение к пресловутому проклятию, связанному с тем, что, перейдя на службу к русскому царю, потомки Юсуф-мурзы один за другим приняли православие. Как-то Абдул-мурза Сиюшевич, сохранявший еще веру отцов, то ли не зная обычаев, то ли решив сыграть злую шутку, во время приема накормил русского патриарха в пост гусем, приготовленным «под рыбу». Иерарх, когда узнал об обмане, немедленно пожаловался царю Алексею Михайловичу, который пригрозил князю опалой. Напуганный князь решил спешно перейти в православие и тем умилостивить и государя, и патриарха. Якобы в ту же ночь ему был голос чуть ли не самого пророка Мухаммеда, возвестивший, что отныне в каждом следующем поколении Юсуповых лишь одному мужчине будет суждено жить дольше 26 лет и оставлять потомство.

Другая легенда, порожденная, видимо, предыдущей, гласит, что полтора столетия спустя Зинаида Ивановна Юсупова (урожденная Нарышкина), невестка все того же Николая Борисовича Юсупова, родив сначала сына, а потом дочь (умершую при родах) и узнав о проклятии, отпустила супруга на вольные хлеба – лишь бы «не рожать мертвецов». Причем ее супруг, князь Борис Николаевич, делал все, чтобы семейная любовь вернулась в дом, но тщетно. Веселая супруга пережила его едва ли не на полстолетия, оставаясь до конца дней женщиной авантажной и кокетливой. Но и тут без мертвецов не обошлось: по семейному преданию, после смерти княгини в ее спальне в шкафу нашли скелет несчастного – то ли возлюбленного, то ли просто забытого там человека… А ее сын Николай Борисович (младший) остался последним настоящим Юсуповым, так как у него рождались только дочери. Его внуку Феликсу позволили носить фамилию предков лишь высочайшим соизволением.

Довольно трудно поверить в канонический вариант объяснения пугающей закономерности хотя бы потому, что правило начало работать только с середины XVIII века, когда Юсуповы уже были христианами в двух поколениях. Но срабатывало оно действительно неукоснительно и очень помогало постоянному обогащению рода: капитал не приходилось делить между наследниками.

Возможно, дело здесь не в конфессиональных спорах, замечает Валентина Набок, а в некой мистической «компенсации» – приумножение богатства в обмен на непрекращающуюся семейную трагедию.

Несколько сыновей князей Юсуповых на протяжении двух веков умерли в младенчестве. Старший брат Феликса, Николай, не дожив до 26 лет буквально полгода, погиб на дуэли, когда приведшая к ссоре история практически уже сошла на нет.

Сам же Феликс так никогда и не стал единоличным хозяином юсуповских богатств и дворца на Мойке, поскольку жива была его мать Зинаида Николаевна. А вскоре после Октябрьской революции вместе с матерью, женой Ириной и дочерью он бежал сначала в Крым, а оттуда на Мальту.

Интересно, что в канун Первой мировой войны Юсуповы вернули в Россию большинство зарубежных сбережений, но и оставшегося им хватило, чтобы купить дом в Булонском лесу близ Парижа и безбедно прожить до конца дней.

Тем временем фамильный дом в Петрограде был национализирован и превращен сначала в картинную галерею, а позже в музей дворянского быта. Несколько лет спустя в нем разместился Дворец культуры работников просвещения, а благодаря открывшейся уже в 1925 году экспозиции, посвященной убийству Распутина, легендарный дворец на Мойке стал одним из самых посещаемых культурных мест в тогдашнем Ленинграде. Он сильно пострадал от бомбежек во время Великой Отечественной, когда здесь был устроен эвакуационный госпиталь, зато по окончании войны получил статус памятника федерального значения.

После Феликса Юсупова осталась единственная дочь Ирина и единственная же внучка – Ксения Шереметева-Сфири, у которой родилась тоже дочь – Татьяна.

У Татьяны сейчас две дочери – 12-летняя Марилия и 10-летняя Ясмин-Ксения.

К счастью, на девочек семейное проклятие не распространяется.

Дмитрий ПИРИН