По главной площади с оркестром
Их остается все меньше – тех, кого мы называем ветеранами. Уходят солдаты Великой Отечественной войны, солдаты Победы. Но нельзя допустить, чтобы их судьбы канули в небытие, растворились во времени. Давным-давно заросли травой траншеи на местах былых боев. Но остается неизменной слава. Потому что каждый из них сделал все, чтобы жили грядущие поколения. Жили и помнили. Сами помнили, детям внукам и правнукам рассказывали. А если иначе – тогда кто же мы?
…Я уже как-то упоминала о потрепанном портфеле-«дипломате», в котором хранятся старые фотографии, блокноты, записные книжки, некоторые незаконченные работы. Можно сказать, личные архивы. И каждый раз, открывая его, я вспоминаю слова нашего университетского профессора: «Храните все свои записи. Особенно, если это – разговор с интересным человеком. Когда-нибудь эти строчки снова заговорят и многое расскажут». Так нашелся отпечатанный на машинке один из вариантов интервью с ветераном войны, записанный на курорте «Озеро Шира» в июле 1998 года и отправленный в газету «Красноярский рабочий», так как мой собеседник был жителем города Канска. Но в это самое время началась долгая и некрасивая история с приватизацией «Красраба», и, видимо, им было не до материалов, пришедших из чужого региона. Да и год был не юбилейный…
Андрей Александрович с внуком жили в одном с нами корпусе. Мальчишки – его Захар и мой Игорь – как-то сразу задружили. Вместе на пляж, вместе в столовую, вместе на спортплощадку, в кино и на аттракционы. Поэтому мы довольно часто общались. И однажды я увидела на выходном пиджаке Андрея Александровича несколько рядов орденских планок. «Вы воевали, были ранены?». «Ну, кто же при моем возрасте не воевал…» – ответил он. Может, разговор на этом бы и закончился, но тут Захарка с гордостью сказал: «А дедушка, между прочим, в Москве в параде участвовал!». «Как это могло быть?» – недоумевала я: Воропаев очень заметно прихрамывал. Однако спрашивать не решилась. Но, увидев мое замешательство, он, улыбнувшись, сказал: «Все правильно, я участвовал в параде. Только не в мае 1945-го, а в ноябре 1941-го». Вот тут уж я вцепилась в него мертвой хваткой…
На фронт 18-летнего Андрея Воропаева призвали в конце октября. Уже шла битва за Москву, и вновь сформированные части сразу отправляли на передовую. Но в первых числах ноября крепкого сибирского парня вместе с еще пятью такими же новобранцами задержали в столице и прямо с вокзала отправили в казармы, заставили заниматься строевой подготовкой.
– Несколько дней – точнее сказать, ночей – учились маршировать. Не очень мы понимали, зачем это: ведь враг под Москвой. Никто, кроме, может, старших офицеров, до последнего часа не знал, что будет парад, и мы в нем будем участвовать. Просто ждали приказ. А когда вышли на Красную площадь, заиграл оркестр, и пошли батальоны, печатая шаг по брусчатке, у меня (да, неверное, у многих), как в народе говорят, сердце захолонуло. Все было, как во сне. Умом понимал, что вот там трибуны, все вожди стоят, и Сталин там, но все равно казалось, что это происходит не со мной. Только одна мысль: не сбиться с шагу и «ура» раньше времени не закричать. Потом ребята говорили, что они такое же чувствовали.
–А это правда, что прямо с Красной площади вы уходили в бой?
– Может, танки сразу ушли. Но пехотный батальон, к которому я был приписан, входил в состав 50-й армии и прибыл на передовую 10 ноября. Стояли на шоссе Тула-Серпухов, рядом с поселком Красная Поляна. Там мы впервые увидели как «катюши» работают, и, честно говоря, перепугались. А вообще вы не верьте, если кто скажет, что ему было не страшно. На войне всем страшно: и кадровым, и мальчишкам необстрелянным. Страшно, когда на тебя танки идут. Страшно, когда бомбы сплошняком падают, ковровое бомбометание называется. Страшно, когда совсем рядом с твоим плечом кого-то убивают. Другое дело, что это – война: либо ты убьешь, либо тебя убьют.
А вот, что после парада какая-то смелость напала – это правда. Большой подъем был душевный у всех: и у тех, кто по Красной площади прошел, и у тех, кто на передовой об этом узнал. Конечно, я еще пацаном был, ну, вроде, как сейчас говорят, безбашенный. Но не верил, что меня убьют после того, как мне сам Сталин честь отдавал. Вот не верил и все! Я маме сразу про парад написал, они у меня обе с бабушкой такие были богомолки. И она на прощанье сказала: «Мы тебя от смерти отмолим». Вот и отмолили. Я кино про войну не люблю. Особенно такое, где наши будто бессмертные, а фашисты просто штабелями валятся. Если бы на самом деле так было, то война бы за месяц закончилась. Единственный фильм, который готов снова и снова пересматривать – «Они сражались за Родину». Спасибо Сергею Бондарчуку, Василию Шукшину, Вячеславу Тихонову, Георгию Буркову, и вечная им память. Настоящих солдат сыграли и правду о войне рассказали. Вот какие фильмы нужно детям показывать!
– Андрей Александрович, действительно солдаты, когда в атаку шли, кричали: «За Родину, за Сталина»? Или это выдумка тогдашней пропаганды?
– Да, так и кричали. И сколько бы не было горькой и даже страшной правды, связанной позже с этим именем, это тоже было правдой на войне. И с ней люди шли под пули и умирали. А почему? Потому что для того времени эти два понятия были как бы одно целое. Так воспитаны были. А еще, по моему мнению, как-то сыграло роль, что он из Москвы не уехал, не эвакуировался. Это при том, что немцы 25 километров до столицы не дошли. Личная храбрость всегда ценилась. Конечно, в 1956-м году тяжко было и жутковато. Хоть и знали люди уже про лагеря, и догадывались, что дела неправедные творятся, но все равно будто бомба разорвалась. Но, к сожалению, нашей стране пришлось и через это пройти.
Сержанта Воропаева ранило 12 августа 1943 года на реке Миус в бою за поселок Княгиневка. Сначала операция в полевом госпитале, потом отправили «по месту жительства». Он до сих пор помнит хирургов и медсестер госпиталя № 3343, расположенного в здании Красноярского педучилища. Там ему буквально спасли ногу, хотя ранение было очень тяжелым. В госпитале пробыл полгода, потом демобилизовали. Вернулся в Канск. Поскольку считался грамотным (окончил 7 классов), стал работать счетоводом в автоколонне. Заочно окончил техникум, потом институт. К началу 90-х «дорос» до главного бухгалтера самого крупного Канского авто-предприятия. Женился, вырастил двух сыновей и дочь. 10-летний Захар – самый младший внук, а всего их у Воропаевых пятеро. «Я хорошую жизнь прожил, – говорит Андрей Александрович. – Честно защищал Родину, честно работал, дети все в люди вышли. Почему мы победили? Потому что знали, за что воюем. Очень бы хотелось, чтобы об этом вспоминали и говорили не только 9 мая…».
Сотовых телефонов тогда еще не было, и мы обменялись адресами. Но я не написала Воропаеву, так как чувствовала себя виноватой: ведь материал не был напечатал. А потом … время покатилось, как санки под горку. Может быть, Андрея Александровича сегодня уже нет в живых: интервью состоялось 22 года назад. Но время не властно над памятью. Сколько таких вот обычных людей, которые шли на защиту своей страны без митингов и парадов, так и не дожили до сегодняшних торжеств. Помнить о них, о настоящих солдатах Победы – это долг не только сегодняшних, но и грядущих поколений. А долги надо платить!..
Маргарита Логинова
Фото из открытых источников
е