Глава «Лизы Алерт»: «Мы — последний рубеж. Мы вернули ребёнка, но дальше он опять убежит»
Дети уходят из дома и пропадают. Как защитить ребёнка и обезопасить его в школе и детском саду? На главные вопросы отвечает Григорий Сергеев, председатель поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт» и директор НКО «Центр поиска пропавших людей».
О чём может рассказать российская статистика?
Как таковой статистики по пропажам, на которую можно уверенно опираться, в России не существует. У нас есть подробная отрядная статистика, но нет общих данных. Как нет статистики по отдельно пропавшим в природной среде и в городе. Или по несчастным случаям разного вида. Мы можем говорить о некоем общем количестве событий, через которые проходит отряд: точно больше 10% тех, которые происходят в России, но сильно меньше 50%.
Что влияет на количество пропавших? Состояние природы. Хорошее лето, которое обещает много грибов. Люди пойдут за ними и начнут неистово теряться. Дети, взрослые, самые разные. Бывают ситуации, когда лето плохое и в лес пойдёт мало людей. Есть комфортные зимы, а есть лютые. В зависимости от этого меняется число тех, кто идёт на природу или погулять безо всякой цели. В итоге наша статистика сильно зависит от погоды.
И вторая зависимость — экономическая ситуация. Чем она хуже, тем больше будет пропавших. Это касается не детей, конечно, а взрослых. Часто это связано с тяжёлым состоянием, связанным с микрокредитованием. Одна половина пропаж спровоцирована темой с микрокредитами, другая связана с суицидами. Это огромный вред для общества и экономики.
Как теряются дети?
Абсолютное большинство детей, которые исчезают, убежали самостоятельно. Это не значит, что их не надо искать. Любой несовершеннолетний в условиях вне дома, предоставленный сам себе, не может обеспечить собственную безопасность.
Он не может адекватно воспринимать риски, угрозы, исходящие от взрослых, угрозы от мира, в котором он живёт. В большинстве российских городов вблизи от места проживания ребёнка есть разрушенное или полуразрушенное здание, по которому вроде как здорово лазить, но последствия таких развлечений могут быть разными. Периодически это заканчивается несчастными случаями.
От чего именно бегут дети? Тут есть закономерности. Есть проблема в соотношении взрослого и детского мира, взаимоотношений родителя и ребёнка.
Родитель работает, ему не до разговоров. Он холодильник наполнил — чего ещё замечательному отпрыску надо?
Оказывается, не хватает общения. Там, где родители — друзья ребёнка, количество острых событий, связанных с угрозой жизни детей, во столько раз меньше, что даже посчитать невозможно.
Ребёнок бежит от проблем. Базовое — что-то серьёзное. Пьющие родители или такие, которые бьют детей. Проблемы в школе, со сверстниками. Конечно, многие трудности можно решить или, по крайней мере, заняться ими. Но когда этого не происходит, у нас появляются регулярные бегунки.
Такие адаптируются к уличным условиям, умеют стащить себе еду, на улице им становится комфортнее, чем дома. В этих условиях ребёнок чувствует себя более гармонично. За короткий промежуток — например, пять побегов — он становится асоциальным. Его ждёт сложная реабилитация и возврат обратно. Наверное. Почему «наверное»? Никто ей не занимается. Нигде.
Что делать, чтобы обеспечить безопасность ребёнка?
За нами никого нет. Мы — последний рубеж. Мы вернули ребёнка, но дальше он опять убежит. Это проблема всей страны. Социальные службы могут следить за семьёй, измерять нормы инсоляции, угрожать родителю тем, что заберут ребёнка. Такая система мотивации любви у нас присутствует. В некоторых случаях она проявляется на всю катушку — там, где не надо, в том числе. А вот групп детских психологов, которые будут направлены на поддержку, телефонов детской безопасности, профилактики детских суицидов не хватает.
Ребёнок не убежит просто так. Дома у него есть еда, тепло, PlayStation, интернет. Он покидает этот комфорт ради каких-то целей. И редко это делает в поисках себя, чаще он уходит от проблем.
Если всем людям задать стандартный механизм поведения, то мы резко уменьшим количество переживающих родителей, седеющих на глазах, и количество детей, которые бьются в истерике, потому что не видят ни маму, ни папу.
Для этого и взрослый, и ребёнок должны знать, что им делать в ситуации пропажи. Нужно в рамках школьной программы объяснять азы поведения, азы безопасности, основы взаимоотношений с неизвестными взрослыми.
Нужно умудриться не вырастить ребёнка, который панически боится всего. Хотя любого взрослого, может быть, и следует опасаться
Не стоит забывать, что сосед ничем не отличается от незнакомого человека. Огромное количество преступлений против детей совершается людьми, которые живут с ними рядом. Высокие моральные ценности из разряда «помогать нужно всем» можно оставить для литературных произведений. Давайте возьмём за правило, что ни один взрослый не должен просить помощи у ребёнка. О такой просьбе он должен сообщать маме, папе, учителю — любому доверенному взрослому.
Если вы испытываете трепет к детям, то водите их в школу: не надо, чтобы они шли одни. Это важно делать всю начальную школу однозначно — и до 11 лет. Младший или средний школьник не в состоянии обеспечить собственную безопасность. Не нужно растить ребёнка, который от столба к столбу перебегает и всего боится. Речь о том, что он знает азы безопасности. Базово ребёнок не сможет защититься ни от какого взрослого. Базово любой взрослый может обмануть любого ребёнка.
Что должен понимать ребёнок?
Лишние контакты и взаимодействия с незнакомым человеком должны заканчиваться просто: «Я вас не знаю. Пожалуйста, не подходите». Ребёнок должен уметь кричать. Он должен не бояться делать это, когда его хватают за руку, тащат, пытаются продолжать разговаривать. Детям важно уметь показывать, что они не будут спокойно идти, молчать и подчиняться. И заниматься этим должны родители, потому что школа ни секунды не уделяет таким вопросам.
Речь идёт в первую очередь о поведении в мегаполисе. Ситуация в малых населённых пунктах другая. Там принципиально иной стиль жизни. Все друг друга знают, вроде как и опасности никакой нет. Дети чаще отданы сами себе и окружающей среде. С точки зрения всяких несчастных случаев и прочих событий у них намного выше будет выживаемость в сравнении с городским ребёнком, который живёт внутри телефона, приставки и кондиционированного помещения.
Но если мы возьмём общую статистику по криминалу и несчастным случаям, то на малые населённые пункты придётся несравнимо больше событий на тысячу человек, чем в мегаполисах, которые плохо закончились. Преступнику там не страшно: нет камер. Чаще встречаются открытые люки. Или тот же снесённый туалет, от которого остаётся яма.
Ямы и снятые люки страшнее преступников по числу искалеченных детей и тех, для кого это было фатально
Школа на уроках ОБЖ учит тому, что делать в случае утечки хлора. Я сомневаюсь, что утечка хлора в прошлом году в Москве убила хоть одного ребёнка. Зато я знаю, сколько детей пострадало от открытых люков, контактов с нежелательными взрослыми, от каких-то не очень обдуманных действий в социальных сетях. Этим надо заниматься.
Если мы хотим, чтобы ребёнок запоминал правила безопасности, мы должны регулярно их повторять. Мы должны несколько раз в год проходить одну и ту же историю, она должна быть интересной, поданной в игровой форме. У государства, граждан, родителей должна возникнуть потребность, чтобы школа занималась безопасностью.
Мы уделяем огромное количество времени качеству преподавания русского и английского и считаем, что каждый ребёнок непременно доживёт до 18 лет. Мы воспринимаем это как аксиому и ничего не делаем. Говорим в детстве «Не трогай горячее», но есть проблемы и помимо этого. Детей десять в тёплый сезон может погибнуть, потому что они спрячутся в трансформаторные будки. Уровень понимания опасности, знаний об улице категорически недостаточен.
Ещё одна важная инициатива: если ребёнок сам ходит в школу, должны быть обязанности с двух сторон. Родителям нужно уведомлять учителя, если ребёнок не придёт в школу
Если его нет на первом уроке, а он ходит в школу самостоятельно, учитель должен сразу выяснить, почему ребёнок не пришёл. И если родитель не берёт трубку, то это повод директору школы сейчас же подать заявление о пропаже. Не ждать, пока родитель встрепенётся.
По статистике, которая есть в других странах, видно, что в 75% случаев дети не выживают и трёх часов. Если вы отпускаете ребёнка одного, то возьмите на себя и обязанность объяснить, как вести себя во взрослом мире, как определять источники опасности и как обходить их.
Что нужно, чтобы сделать город более безопасным?
Камеры — это хорошо. Но большая часть регионов не в состоянии повесить у себя нужное количество. Это же не просто «прикрутить камеру к дому»: нужно ввести огромную систему, адаптировать к ней частные камеры, которые есть у банков, магазинов.
Это тяжёлая и большая работа, для которой нужны политическая воля и экономическая база. Большинство регионов её просто не потянет. Например, в одном прекрасном городе мы пытались воспользоваться системой, которая была представлена в местных газетах как «Безопасный город». Там одна камера показывала администрацию, а другая — суд. На этом «Безопасный город» кончался.
Можно прописать конкретные маршруты. Мы знаем о позитивном иностранном опыте Японии. Но тут важно ничего не перегнуть: дети всё равно будут ходить так, как им удобно. С любого маршрута можно свернуть.
Ещё одна большая проблема — около 30% зданий в разных населённых пунктах стоят в заброшенном состоянии. Это не только гаражи. Постройки не используются и имеют достаточно ветхий вид. Я сомневаюсь, что сейчас мы готовы сносить 30% России — это даже звучит странно. Когда во многих регионах нет даже тротуаров, тут уж не до гаражей.
Но есть и другие вещи, помимо зданий, которые гораздо больше влияют на уровень безопасности. Если ребёнок начнёт хотя бы отражаться в фарах, то это уже его сильно повысит. Встречные автомобили весом почти всегда более тонны страшнее для ребёнка, чем преступник. Потому что потенциальный преступник — невероятное стечение обстоятельств, а автомобили — обыденность.
На поисках мы регулярно находим открытые люки. Иногда они приводят к гибели детей — такое регулярно попадает в новости
Это может быть связано с безалаберностью служб, порой с тем, что кто-то украл, а остальные просто обходят его стороной. Поэтому мы придумали хэштег #осторожнолюк. Мы пишем в любой социальной сети #осторожнолюк, делаем фотографию, даём координаты этого места — если вы не умеете, мы вам поможем — и тегаем местные власти. И они начинают этим заниматься. Таким образом, любой гражданин в состоянии закрыть люк на пути ребёнка или где-то ещё — это ведь жизненно важно.
Как оградить общество от преступников-рецидивистов?
Школа не должна выглядеть как зоопарк для маньяка: нельзя давать людям возможность стоять рядом с забором и смотреть, как дети бегают на площадке. Непрозрачная конструкция — это важно. Она лишает определённых субъектов шанса относиться к детям как к объектам желания, потому что они их просто не увидят. Или был такой случай. Из детского сада в Томске маньяк похитил ребёнка через дыру в заборе и убил. Виноватым сделали воспитателя. Видимо, он сам ставил забор и сверлил в нём дыру.
Огромное число детских учреждений огорожено заборами, через которые взрослые могут просто перешагнуть. Это крайне опасно. Детские сады и школы должны быть закрыты от взрослого мира с его машинами, дорогами и прочими опасностями.
Ни в одном учреждении России охрана не спрашивает взрослого, кто он, зачем и куда пришёл
Наши волонтёры легко заходят в школы, просто говорят в телефон: «Я за тем-то ребёнком». Реальный случай из нашей практики — пришла наша девушка-волонтёр и говорит: «Я за Ильёй». Ей выдали ребёнка, на камере видно, что он вокруг неё бегает, разговаривает. Это похищение.
Когда происходят реальные трагедии, общество делится примерно так: 5% отстаивают свободы, остальные просто хотят разорвать преступника в прямом эфире.
Понятно, как это происходит. Непонятно другое. Учитывая, что сегодня качество следствия и суда не на самом высоком уровне, история со смертными приговорами — опасная. Её могут использовать в коррупционных схемах.
Но есть важные вещи, которые можно делать. Например, контролировать местоположение преступников и рецидивистов — в XXI веке это абсолютно реально. Браслеты c GPS уже носят люди под следствием или при домашнем аресте.
У нас есть учёные, которые готовы это разрабатывать. И тогда преступник осознаёт, что его видят каждую секунду. Он контролируем.
Психиатрия должна снова заниматься этим вопросом, проработать его с нуля: что делать с человеком, который вышел после «исправительного» срока? Как контролировать его поведение? Эти два вопроса государство и общество обязаны перед собой поставить, чтобы перейти на новый уровень и закончить историю с трагедией рецидивов.