Есть разные уровни языка: политкорректный и повседневный

История эмиграции ученого Ильи Яблокова


Дискурс продолжает цикл материалов о гражданах России, которые уехали в Великобританию — в поисках лучшей жизни или из страха за свою безопасность. В предыдущем выпуске рыцарь Павел Трулов рассказывал о «наркотиках, педерастии, транссексуалах» и о том, почему его история может стать сюжетом для пропагандистского телеканала, но это его совершенно не беспокоит. На этот раз о своей жизни рассказывает историк, исследователь теорий заговора Илья Яблоков.

Яблоков работает в университете Лидса. Он изучает теории заговора и преподает все, что связано с Россией: язык, культуру, историю. В интервью «Дискурсу» он рассказал, как найти PhD мечты, каких русских писателей британские студенты любят больше всего и почему нельзя сказать, что он уехал из России навсегда.


О том, почему один раз уехав, ученому очень сложно вернуться

Я родился в Томске в 1984 году. В детстве я никогда не думал о том, что буду жить за пределами Томска. Закончил истфак ТГУ. Кандидатскую начал писать тоже в Томске. Когда я понял, что в Томске для моей диссертации нет нужных ресурсов, то на время уехал. Потом я еще раз поехал [за границу], чтобы получить необходимые навыки. Потом — чтобы реализоваться как профессионал. Однако о том, чтобы уехать окончательно, я почти никогда не думал.

Это произошло очень естественно, почти случайно — я получил стипендию и переехал писать докторскую‌. Потом защитил ее и почти сразу нашел работу в Англии.

Когда ты выпадаешь из научного сообщества, в него сложно вернуться. Сначала я понял это эмпирически, потом это подтвердилось в разговорах с российскими коллегами. После того, как я получил стипендию на докторскую, я приехал домой на летнюю побывку. Встретил одного заведующего кафедрой, которого я во время учебы очень уважал, и он мне то ли в шутку, то ли всерьез сказал: «Ну что, окопался уже? Ты там получил деньги — все, наверно, уже не вернешься?»

Я немножко опешил, но потом я понял, что люди советской закалки именно так меня и воспринимали, — что я как бы уже выпал из этого сообщества.

Позже мне рассказали, что возвращаться в наши университеты можно только на высокую руководящую позицию. Потому что если ты вернешься средним академиком, особенно туда, где руководителем будет человек чуть старше тебя, прошедший девяностые и двухтысячные, сломанный системой, то, скорее всего, жить тебе не дадут. В их модусе ты не можешь вернуться. Если ты возвращаешься, значит, что-то с тобой не так. Ты не смог состояться.

Я сказал: «Окей, я вас понял. Буду делать свою карьеру, свою жизнь. Но если появится возможность и желание делать что-то полезное в России, на что стоит тратить время, то готов сотрудничать».

О теориях заговора, американской науке и стипендиях

В Англию я переехал в 2011 году.

Я не разделяю свою жизнь на «до» и «после», потому что первый раз я выехал за территорию бывшего СССР уже в 2008 году, в Израиль. Увидел Еврейский университет в Иерусалиме, посмотрел, как люди общаются друг с другом. Обратил внимание, что все обращаются друг к другу на «ты». Встретил своего супервайзера, который потом руководил моей магистерской в Будапеште.

Сразу после Израиля я поехал в Будапешт, начал писать магистерскую. Понял, что хочу и докторскую делать, потому что мне очень нравится, как работает американская наука — ее стандарты я увидел в Центрально-европейском университете.

У меня была такая тема, с которой в России делать нечего — что тогда, что сейчас. Я изучаю теории заговора. Все мои источники тогда были в американских и израильских библиотеках. Поэтому, когда я был в Израиле, за месяц собрал кучу материала для диссертации.

В мою тему поверили прежде всего еврейские академические фонды. В России никто не понимал: «А, это мировое правительство, да? Еврейский заговор?» Думали, что я про это пишу. Объяснить, чем я занимаюсь, было нелегко. Поэтому в России у меня был академический вакуум. Когда я оказался в нормальной академической среде, мне понравилось, и я решил закончить свой проект. Его результат теперь продается на Amazon. Я писал его 11 лет.

Я выбрал несколько программ PhD. Сразу же решил не отправляться в Америку — оттуда трудно ездить в Россию. Плюс в Америке нужно было сдать экзамены: математика, логика, английский и другое. У меня с математикой всегда было не очень. Я выбрал Англию, в Англию проще поехать, хотя там плохо со стипендиями. Но мне повезло, потому что на письмо ответила моя будущая руководительница. Ей очень понравился проект, она его поддержала.

Сначала мне предложили половину стипендии, но мне этого не хватило, и я сказал, что не смогу поехать. На следующий год я получил полную стипендию. С тех пор я живу в Англии. Но это не значит, что через год я не перееду, например, в Германию или в Америку. Ученый почти всегда мобилен в своей жизни.

Об экзотике, чернухе, стереотипах и Достоевском

Я преподаю в университете Лидса, пишу книги, статьи. Преподаю все, что связано с Россией: язык, историю культуры, историю постсоветского пространства, историю Советского Союза.

Иностранцев в русской культуре привлекает ее экзотичность. И еще литература, но тут только Достоевский, Толстой и больше ни-че-го. К сожалению. Это меня дико раздражает.

Почему им так нравятся именно эти писатели? Черт его знает! Они приходят и говорят: «Мы хотим изучать литературу». Окей, значит [надо рассказывать про] Достоевского. Они не понимают — чтобы понять Достоевского, надо иметь нормальный исторический бэкграунд, надо поехать в Петербург и походить с нормальным, понимающим гидом, по тем самым местам. Хотя бы в баню, где Достоевский мылся, сходить, увидеть эти несколько этажей парилок. Пройтись по Сенной, пожить в Петербурге в ноябре или декабре. Посмотреть, откуда эта депрессия и чернуха!

Но это мало кто понимает. Кто-то это читает, кому-то это нравится. Ну, вполне себе легитимное желание познать чужую культуру через литературу. Но мне кажется, что Россия интересна не только как образец условно хорошей литературы. Я совсем не фанат Достоевского. Я считаю, что Россию надо познавать по-другому. В ее современности и культуре намного больше интересных штук, в чем-то противоречивых, в чем-то странных, которые достойны изучения, объяснения простым языком и включения в глобальный контекст.

Понятно, что сейчас Россия в заголовках мировой прессы из-за химического оружия, хакеров, крутого чувака Путина, но мне кажется, что у России потенциал на большее. И, опять же, я не о том, что Россия должна показать всему миру свою духовность.

Один университетский начальник как-то сказал мне, что с британскими университетами не стоит заключать долгосрочные договоры, потому что они видят в нас колонию или младших братьев. Британские университеты не относятся к русским как к младшим братьям, но они не понимают, как с нами взаимодействовать. Когда меня в Лидсе спрашивали что происходит с Шанинкой, мне пришлось долго объяснять, что если у университета в России забрали аккредитацию, это не означает, что университет — плохой. У него забрали аккредитацию из-за политических интриг — сегодня забрали, завтра вернут.


Иллюстрация: Екатерина Заславская

Самая популярная [здесь] цитата про Россию якобы Черчилля: «это энигма, завернутая в тайну и обернутая загадкой». То есть это три секрета. Это ведь совсем не так, все очень просто: ты отправляешь туда британских студентов с минимальным знанием русского языка, они приезжают в Россию и сразу понимают, что к чему.

Но Россия не всем заходит. Точно так же, как русский может поехать в Эритрею, и ему не зайдет Эритрея. А может, например, поехать в Италию, и Италия ему зайдет. Ну, Италия большему числу заходит, она все же более понятна. А вот Англия русскому и Россия англичанину — не всегда.

В Англии мне что-то зашло, а что-то нет. Я не полностью осел, то есть я во многом космополит, потому что у меня тут нет недвижимости, нет жены и детей. Не могу сказать, что в Лидсе я дома.

О британской политкорректности, шовинизме и Брекзите

Я не чувствовал к себе навязчивого интереса из-за того, что я из России. Британцам вообще не свойственна навязчивость. Относятся как к экзотике, да, но все зависит от класса, [к которому принадлежит человек]. Если я пошел в паб и заговорил там с кем-то, естественно, человек поймет, что я говорю с акцентом. Однажды мне не продали пиво в баре, потому что я говорил по-русски со своим студентом.

В этом, понятно, есть что-то шовинистское. Британцы — это люди, которые придумали концлагеря — во время англо-бурской войны. У них вообще с расизмом довольно тяжелая история до сих пор. Есть и хейт спич‌: сейчас была большая новость, что какой-то чувак начал обзывать чернокожую пожилую женщину неприятными словами. Новость ли это? Не знаю. Но как бы да, многие британцы именно такие.

Есть разные уровни языка: есть язык политкорректный, а есть язык повседневный. И Брекзит — это проявление повседневного языка.

Приведу другой пример. Первый год. Я живу в Манчестере в доме. Со мной живет поляк Петя, который тоже делает PhD, и девочка из Испании. И у нас случилась протечка: вода из ванной заливает первый этаж, причем очень сильно. Мы звоним в агентство. После четвертого звонка нам присылают человека, который готов все это починить. Приходит чувак, местный, в майке «Манчестер Сити»‌. А я тогда еще плохо говорил, тем более на манчестерском диалекте. Он спросил, откуда я. Говорю: из России, из Сибири. Я был для него такой экзотичный чувак — идеальный русский, Сибирь же. Снег. Холодно.

Этот водопроводчик поднимается в ванную, в этот момент открывается дверь, из которой выглядывает мой сосед-поляк. Между ними происходит такой диалог:

— О, привет! Как дела?

— Нормально.

— Откуда ты?

— Я из Польши.

Тут этот типичный манчестерский чувак останавливается и спрашивает: «А сколько ты возьмешь, чтобы починить ванну?» Петя ответил, что не знает, он здесь PhD делает. В этот момент у англичанина рушится стереотип: «Ты первый поляк в этой стране, которого я встречаю, который пишет докторскую». Такое пересечение разных культур.

Про Сибирь тут вообще мало кто знает. Работяги, которые приходили за пару месяцев до этого устанавливать роутер, спросили у меня что-то, я им ответил что-то не то, и они начали говорить очень медленно. Потом спросили, откуда я. Отвечаю, что из России. Потом у нас как-то начался small talk, говорю: ребята, я из Сибири. Один останавливает меня и говорит: «Подожди, ты сказал, что ты из России». Пришлось объяснять, что Сибирь — это часть России.

Собственно, я не удивлен, что в 2016 году произошел Брекзит.

О русской прямоте и языковом барьере в академии

В мае я был в Москве. Меня пригласили на день рождения, пришли друзья-подруги. Начали задавать прямые вопросы: «А ты давно в Англии? А у тебя есть паспорт? А сколько ты получаешь?». В России в этом плане искренность намного выше, чем в Британии. Тут никто не спросит про зарплату, а в России спросили сразу же и ждали, что я отвечу. Я, естественно, ответил шуткой.

Я нахожусь в Англии легально, потому что занимаюсь наукой. Если у тебя есть официальная работа, тем более хорошая, и работодатель, например, университет Лидса, — получить визу вообще не проблема. Потом ты обязан получить вид на жительство, если планируешь долго тут жить и работать в этом ВУЗе.

Когда я заканчивал докторскую, мне говорили: ни в коем случае не уезжай из Британии, тебе нужно получить здесь определенное имя. Академия — это очень консервативная сфера. Нужно сначала заработать репутацию, и только после 10-15 лет ты можешь переехать в Америку, например, или в Европу. Но опять же, скорее всего, я останусь здесь, в англоязычной среде — в первую очередь потому что она академически лидирующая.

Может быть, в Британии есть деньги не на все исследования, у скандинавов их больше. Но из-за языкового барьера мне выгоднее работать в Англии и Америке. Я мог бы куда угодно поехать делать PhD, да и скорее всего, получить стипендию в Германии было бы легче. Но я выбрал Британию, потому что хочу комфортно жить и говорю на английском. А чтобы делать диссертацию, например, в Израиле, надо выучить иврит. В Дании это обязательное требование даже для лекторов, которые получают ставку: за два года они должны выучить датский. Неважно, какой ты крутой — докажи, что ты способен интегрироваться.

Где лучше жить и почему

В России уровень жизни выше. В Москве, если крутиться как белка в колесе, ты будешь зарабатывать те же самые деньги, что я зарабатываю здесь. При этом тратить те же самые деньги на жилье. Но уровень жизни у тебя будет выше просто потому, что у тебя будет больше доступа к качественной еде, к фермерским товарам, к развлечениям.

Здесь, конечно, тоже есть свои прелести: карри, пакистанская еда, например. А еще — хорошие рестораны, которые держат итальянцы, винные бары, в которых подается хорошее вино. Но вот это стоит дорого, и будет стоить еще дороже из-за Брекзита.

Моя зарплата выше, чем минимальная в Лидсе. Может быть, даже значительно выше, чем получает, например, работник склада. Но у работника склада есть очень четкое рабочее расписание: в 9 он пришел, а в 6 он ушел. У меня ненормированный график. Когда я пришел, то работал 7 дней в неделю. Я и сейчас часто работаю в выходные. Хотя многим людям может казаться, что я просто читаю книги.

В Лондоне я не был с апреля. Люблю Лондон, но не могу там жить. Я человек из небольшого провинциального города, и это очень сильно влияет на мое восприятие больших городов. В Лидсе мне комфортно.


Иллюстрация: Екатерина Заславская

​Что мне нравится в Англии — это концерты, более низкие цены на некоторые вещи, возможность путешествовать, степень академической свободы и вненаходимость: я не нахожусь здесь как британский гражданин, по большей части не нахожусь в России как российский гражданин, и поэтому имею право называть какие-то вещи своими именами. Хотя при этом я понимаю цену такого комментария, потому что тут же могу схватить по щщам (пока метафорически) или услышать, что я давно там/здесь не живу.

Что здесь не нравится — взаимоотношения между людьми. Я недавно поймал себя на мысли, что езжу в Грузию два-три раза в год. Мне не хватает эмоций. Если я когда-нибудь в ближайшие лет пять буду иметь немножко денег, наверное, куплю квартиру в Тбилиси. И буду жить там половину свободного времени.

Я отдаю себе отчет, что в Томск со временем я буду ездить меньше, если не будет крепких рабочих связей. Друзей там осталось мало — большинство живет либо в Петербурге, либо в Москве. Родственников почти не осталось. А чтобы качнуть этой энергии теплых человеческих отношений, я буду ездить в Тбилиси. Не в Москву.

То есть в Москву я тоже буду приезжать, мне нравится Москва, но я отдаю себе отчет, что у меня есть своя Москва, а вообще жизнь в Москве довольно тяжелая. Как и у любого москвича или приезжего, у меня свои дороги в Москве, у меня есть свои рестораны, свои бары, свои люди, свои места, где я чувствую себя комфортно. Единственный магазин для книг у меня «Фаланстер», любимое кафе — «Хачапури», место для тус — «Арма», театр — Гоголь-центр. То есть я часть этой проклятой московской тусовочки, я прекрасно это понимаю.

Что мне еще в Британии не нравится — лицемерие. Здесь, на севере, конечно, проще, потому что тут рабочий класс, но вот small talk‌‌ я до сих пор не понимаю и не люблю. Люди общаются с тобой неискренне, и создать дружеские связи очень сложно.

Многие в Англии не очень образованы, как впрочем, и в России. На самом деле, наше поколение попало в тот период, когда в России было неплохое образование. Я, например, взрослел в 90-е, когда была свобода, огромное количество информации, бесплатной, финансируемой разными НКО, и образование мне давали люди, вышедшие из советской школы, но мыслящие уже как свободные люди.

О доме, друзьях и патриотизме

У меня очень сложно с домом. Я физически не живу в Томске почти 10 лет, но когда приезжаю туда, все мои вещи умещаются в одном чемодане. Приезжаю сюда — мои вещи здесь, но сердце мое не здесь.

У меня тут очень ограниченный круг контактов, потому что когда я живу в Лидсе, я нахожусь в кругу коллег. Но как только у меня заканчивается преподавательский период, как правило, на следующий день я уезжаю. Еду либо в Москву, либо на какую-то конференцию, либо еще куда-то. Я постоянно езжу. И друзей по миру у меня гораздо больше, чем людей, с которыми я общаюсь в Англии.

Я перебрался в Англию не окончательно. В любой момент я могу переехать обратно в Россию. Какая-то патриотичная часть меня хотела бы этого. Я не покидаю интеллектуальное пространство России намеренно, потому что я хочу там быть, хочу развиваться, помогать новым поколениям молодых ученых лучше понять другие академические традиции. Но вторая часть меня понимает, что в ближайшее время по разным причинам я не смогу там работать.