Ссыльные: три истории о жителях Васюганья

Уникальный подарок природы, выдающийся по масштабам, самобытной красоте и значимости для экологии планеты, находится на территории Томской области. Рядом с нами.

Мы уже писали о проекте «Прощение и память». Вот уже больше десяти лет в Каргасокском районе активисты стараются сохранить память о страшных годах репрессий и собирают воспоминания своих же односельчан. Один из них, «Реки печали», размещен в открытом доступе. Мы выбрали из него три самых эмоциональных рассказа о жизни ссыльных на Васюганских болотах.

Слушать подкаст:

В 18 лет стала первопроходцем

Евфросиния Егоровна Полковникова приехала на Васюган с Алтая в 1931 году. Ее отца считали середняком. Он держал большое хозяйство и отказался вступить в колхоз. Его раскулачили и сослали вместе со всей семьей. В дорогу успели взять только хлеб и ухват с чугунками. А еще — соль.

Многие не пережили дорогу, но в семье Полковниковых выжили все. А дальше начались еще более суровые испытания. Отца посадили в тюрьму в Бийске, а мать вместе с шестью детьми высадили в Нарымском крае. Из-за того, что кто-то прорубил днище баржи, семьям еще пришлось пройти пешком до окончательного места ссылки. Жилье не дали. Женщина соорудила подобие шалаша и сделала глинобитную печь рядом с ним.

А через два года вернулся из тюрьмы отец. Пешком, в калошах, он пришел из Бийска в Каргасок. Расстояние между ними — около тысячи километров. Эти калоши до сих пор хранятся в семье. После возвращения отца жить стало легче, Евфросиния Егоровна смогла закончить пять классов. А потом семью отправили в другой поселок вниз по течению Нюрольки, и образование закончилось. На новом месте она вначале нянчила братьев и сестер, а затем тоже пошла на работу. В 14-15 лет девушка уже валила лес.

«По тому времени нас считали уже взрослыми. Мы ведь несли сталинское наказание, а потому и работали все с раннего детства, да по норме. Ее нужно было выполнить каждому, чтобы заработать кусок хлеба. Так ведь еще каждый месяц нужно было ходить в поселок Рабочий за 130 километров и отмечаться у коменданта», – рассказывает Евфросиния Егоровна.

Но все же молодость брала свое: вечерами пели частушки и плясали под гармонь и балалайку, да так, что ноги горели огнем.

А в 18 лет Евфросиния Полковникова стала самым настоящим первопроходцем. В 1943 году ее вместе с еще шестью девушками и пятью парнями отправили основать новый поселок — Мыльджино. Родине был нужен новый лесозаготовительный пункт. Ребята, которым не было и 20 лет, вручную валили двурукой пилой лес, выкорчевывали пни, строили первые бараки и дома. Не выполнишь норму — могли не просто урезать паек, но и вовсе его не выдать.

Евфросиния Егоровна пережила тяжелое время. Вышла замуж, родила девятерых детей и прожила в Мыльджино до самой смерти.

«Ночные рубашки выменивали на картошку»

Рената Рудольфовна Таарде приехала на Васюган из Эстонии. Их семью арестовали и депортировали ровно за неделю до начала Великой Отечественной войны, 14 июня 1941 года. Если раскулаченные крестьяне из Сибири были привычны к суровому климату и тайге, то эстонцам пришлось куда тяжелее.

«Вина» семьи Таарде состояла в том, что они имели лесопилку, водяную мельницу и собственную кофейню. В ней мололи кофе и расфасовывали по баночкам. В каждую сотую клали золотую ложечку. В доме был достаток.

Внезапно отца забрали и отправили в лагеря на Северный Урал. На поселении он умер. Их с матерью и братом повезли в Сибирь, в деревню Айполово Каргасокского района. Две недели из эстонского городка Кунда их везли в скотских вагонах до Новосибирска, а потом на барже по Оби до места ссылки. В день приезда стоял жуткий ураган и град. Остяки изумленно смотрели на красивых женщин в шляпках и с зонтиками на пристани.

На работу семью отправили в колхоз «Дальний Яр». Он находился в километре от Айполово.

Брата Ренаты Рудольфа директор детского дома хотел взять к себе преподавателем музыки. Но в итоге директора забрали на фронт, и Рудольф вместе с матерью и сестрой остался в колхозе.

Мать тоже не выдержала тяжелой жизни, и скончалась в 1942-м.

Брат с сестрой остались одни. Рудольфа частично парализовало, и он не мог владеть левой ногой.

Однажды его пригласили в пекарню отремонтировать часы. Хлебный дух свел Рудольфа с ума, и он решился на отчаянный поступок: украл немного муки и спрятал в лесу. Когда пропажу обнаружили и заставили вернуть, от голода у него не было сил донести мешок. Парня увезли в Новый Васюган, и с тех пор Рената осталась одна.

В 15 лет в детский дом уже не брали, поэтому девушка подала заявление, чтобы ей разрешили выехать в Новый Васюган и устроиться на работу.

«Не зная дороги, я отправилась пешком. Меня сразу отправили на лесоповал. Страшнее всего было летом, когда начинался гнус. От звона в ушах и густой пелены перед глазами не было покоя ни днем, ни ночью», — рассказывает пенсионерка.

В таких условиях девочка-подросток зарабатывала свои законные 500 граммов хлеба в сутки.

Рената выжила вопреки всему. Но в глазах навсегда осталась настороженность боль, которую ничем не скроешь. Из-за детей она осталась в Сибири, но до конца жизнь сохранила эстонскую культуру и поддерживала связь с одноклассниками и родственниками в Эстонии.

«Нас обзывали фашистами и не считали за людей»

Российские немцы, которых репрессировали во время Великой Отечественной войны — отдельная страница в истории Томской области. Сейчас их ценят, а тогда, в 40-х, они как и все спецпереселенцы не понимали, за что их так унижают.

Предки Евгении Александровны Штраух приехали в Россию то ли при Екатерине II, то ли при Петре I.

Ее сослали в Сибирь из Саратова. Девушка была единственной любимой дочерью в семье. Отец работал кладовщиком на заводе тракторных деталей, а мама — при заводской больнице. В 1938-м она умерла от туберкулеза. Через полгода отец привел новую жену. Та смогла отогреть девочку после потери. Только она начала думать, что жизнь налаживается, как наступил 1941-й. Мачеха осталась в Саратове, а их семью отправили в Сибирь. Вначале их оставили в поселке Антоновка Новосибирской области. Но затем пришлось отца забрали в трудармию. Оттуда он уже не вернулся. На самый черный день у девушки остался новый костюм отца. Однажды он выменяла штаны из него на картошку. Та буйно цвела, когда в июле Евгению вместе с другими немцами вновь посадили на баржу и повезли по Оби.

На каждой станции председатели колхозов выбирали себе работников. Девушка доплыла до самого Каргаска. Там ее взяли на покос в колхоз из Киндала.

Тяжелее всего было пережить дискриминацию. Власти не пытались объяснить местным, что советские немцы не несут ответственности за развязанную Гитлером войну. К ним относились неприязненно не только коренные жители, но даже те, кто сам еще недавно был спецпереселенцем.

После покоса 16-летнюю девушку взяли валить кедрач и пилить его. На работе выдавали по 800 граммов хлеба в сутки. На жилье ее определили к местному рыбаку вместе с еще одной девушкой. Тот относился к ссыльным по-доброму, а вот его жена постоянно хотела им насолить.

«Мы сами заготавливали им дрова, носили воду, убирались в доме, но хозяйку это не устраивало, и она выменивала у нас одежду за картошку. Так пришлось обменять мамин подарок – сережки с хризолитом. У меня еще была перина, и вот хозяйская дочь все время у меня ее выпрашивала, а я отказывала. «Ну, ничего, все равно будешь сдыхать с голоду, никуда не денешься, отдашь», — говорила она. Бывая дома, рыбак просил жену налить нам ухи. Она выловит всю гущу, отдаст собакам, а нам плеснет юшки, но мы и этому были рады, хотя от обиды ком в горле стоял, но хотелось выжить...», — вспоминает Евгения Александровна.

Но постепенно жизнь наладилась. От рыбака девушка уехала на работу в Вертикосский леспромхоз, и там вышла замуж за российского немца Александра Неймана. Легче не стало, но наконец-то появилась семья и защита. Потом Евгения Александровна получила множество наград за доблестный труд на лесоповале, стала ветераном труда. Но такую ли жизнь она мечтала прожить?