Останки брата Николая II превратились в аккумуляторную батарею

Владимир Соловьев, старший следователь-криминалист СКР, с 1991-го по 2015 год возглавлявший расследование гибели царской семьи, уходит в отставку. За эти годы «царское дело» превратилось в главное дело его жизни. С другой стороны, Соловьев тоже стал неотъемлемой частью этой истории. Точку в ней, правда, поставит уже не он. Владимир Николаевич дал обозревателю «365NEWS» первое интервью после своего отстранения от дела и последнее — в статусе сотрудника Следственного комитета России. фото: ru.wikipedia.org Семья Романовых, 1913 год. — Владимир Николаевич, начнем с вашей отставки. Каковы причины? — Причина совершенно не «криминальная» — возраст. В Следственном комитете вообще срок службы — до 65 лет. После этого каждый год нужно его продлевать. Но 70 лет считается предельным возрастом, после 70 — все, нельзя оставаться на службе, если ты в погонах. На следственную работу я пришел еще в 1976 году, после окончания МГУ, так что пора и на покой. Короче говоря, на этот раз ситуация абсолютно бесконфликтная. — В каком состоянии сегодня находится «царское дело»? Что вам известно об этом? — Вот уже четыре с лишним года я не имею к нему никакого отношения. Формально я ушел из следственной бригады в мае 2016 года, но фактически был отстранен от дела уже в начале ноября 2015 года. О том, что происходит с ним сейчас, у меня достоверной информации нет. К тому же материалы дела засекретили. И они секретны до сих пор. С меня взята подписка о неразглашении. — Уточню: дело было засекречено сразу же после того, как вас отстранили? — Да. — А насколько обычна эта практика — засекречивание? — Решение принимает следователь. Понятно, что многие дела нужно секретить. Работали мы как-то, скажем, в Тольятти по одной банде. Ну, конечно, это дело должно быть засекречено! Маленькая утечка информации — и десяток человек может погибнуть. Но что касается «царского дела», я всегда был против засекречивания. Считал, что оно, напротив, должно быть максимально открытым. Это ведь не обычное уголовное дело. Это, скорее, историческое расследование с элементами криминалистики. С трудом себе представляю, что там можно засекретить. При мне ни одного секретного документа в деле не было. — Ну, а о том периоде, когда вы вели следствие, вы можете говорить? — Полагаю, да. Я не имею права разглашать то, что мне стало известно с определенного момента. Но о дальнейшем ходе расследования я в любом случае знаю очень мало. До этого, до середины ноября 2015 года, дело, повторяю, было без грифа. Я давал интервью, ничего не скрывал. Поэтому не считаю, что разглашу что-то секретное. — Какова в таком случае была картина на момент вашего отстранения? — Дело было возобновлено 23 сентября 2015 года. В тот же день мы провели эксгумацию останков Николая II и Александры Федоровны. В качестве понятых я пригласил митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Варсонофия — это, наверное, первый случай в мировой истории, когда митрополит был понятым, — и протоирея Всеволода Чаплина (на тот момент — председатель Синодального отдела Московского патриархата по взаимоотношениям Церкви и общества. — А.К.). Сказал им: «Я не прикоснусь ни к одной косточке. Вот вам пакеты, вот специалисты, которые при вас возьмут фрагменты для исследования. Вы сами опечатаете, подпишите эти конверты, а потом уже подпишу я. Чтобы не было никаких вопросов, никакого подозрения, что Соловьев мог что-то там подменить». — С какой целью проводилась эта экспертиза? — Это была просьба патриархии — проверить версию о том, что головы императора и императрицы после расстрела могли быть отделены от тел, а в захоронение подложили «чужие» черепа. Церковь всегда очень волновала эта тема. У меня неоднократно были беседы с патриархом Алексеем II, и на них все время звучали вопросы: было ли отделения голов, были ли убийство ритуальным? Миф об отрезанных головах пошел от генерала Дитерихса (руководитель колчаковской комиссии по расследованию убийства царской семьи. — А.К.). По утверждению Дитерихса, головы Романовых были заспиртованы в бочках и привезены в Москву Ленину и Свердлову. Потом нашлись и мнимые свидетели. Например, монах Илиодор (Сергей Труфанов), знаменитый друг, а затем враг Распутина, которому Дзержинский при личной встрече в Кремле якобы показывал банку с заспиртованной головой царя. Чушь, конечно, собачья. Короче говоря, задача была — провести генетическую экспертизу по черепам, чтобы убедиться, что они не были подменены. — На первом этапе следствия, в 1990-х годах, такое исследование не проводилось? — Нет. Меня очень часто обвиняли в том, что я не проводил тогда генетическую экспертизу по черепам. Я и в самом деле как только мог боролся против этого. — Почему? — Постараюсь объяснить. Сейчас генетики могут работать с микроскопическими объемами вещества, даже с отдельными молекулами. А в начале 1990-х годов после полноценной генетической экспертизы от черепов мало что осталось бы. В то же время мы имели категоричное заключение антропологов: головы не отделялись. Все шейные позвонки царя и царицы сохранились. Посткраниальные скелеты, то есть та часть, которая находится ниже головы, соответствуют черепам. — Результат был уже готов, когда вас отстранили? — Да, генетическая экспертиза подтвердила, что и черепа, и скелеты принадлежат одним и тем же людям — императору и императрице. Подмены не было. Никаких неожиданностей не было и с остальными исследованиями. — О них вас тоже попросила церковь? — Нет, это уже моя инициатива. Была проведена генетическая экспертиза следов крови на рубахе Николая II, которая была на нем во время нападения на него в Японии в 1891 году, и крови на мундире и сапоге Александра II, в которых он был во время покушения народовольцев. Все эти вещи хранятся в Эрмитаже. Кроме того, взяты образцы биоматериалов у родственников Демидовой, Боткина и Харитонова (комнатная девушка, врач и повар Романовых, убитые вместе с ними. — А.К.). Родственников Труппа (камердинер. — А.К.) мы найти не смогли. Эксперты работали день и ночь, и к середине октября все результаты были готовы. Все они категорически подтверждали, что останки, обнаруженные в Поросенковом логу под Екатеринбургом, принадлежат Романовым и их слугам. Точность — 26 девяток после запятой. Вероятность случайного совпадения исключена: столько людей не жило на Земле со времен Адама и Евы. Но у патриарха все равно оставались сомнения. — Это он, кстати, настоял на возобновлении расследования? — Дело было так. В июле 2015 года была создана правительственная рабочая группа (по вопросам, связанным с исследованием и перезахоронением останков цесаревича Алексея и великой княжны Марии. — А.К.), которую возглавил Приходько (на тот момент — зампредседателя правительства — руководитель аппарата правительства РФ. — А.К.). Все ведомства и организации, которые занимались идентификацией останков и историческими исследованиями — Федеральный центр судебно-медицинской экспертизы, Росархив, Институт общей генетики РАН, Следственный комитет, — представили свои заключения. И во всех справках четко и определенно говорилось о том, что царская семья — это царская семья. Поэтому рабочая группа, убедившись в серьезности аргументов, предложила провести захоронение 18 октября 2015 года. Но когда Всеволоду Чаплину, представлявшему в группе патриархию, был задан вопрос, назовут ли представители церкви на церемонии захоронения имена членов царской семьи, он ответил, что имена произнесены не будут, поскольку никакого доверия к исследованиям ученых у церкви нет. Все результаты якобы получены втайне от нее. Это, должен заметить, была откровенная ложь. Никто ничего от церкви не скрывал. Более того, начиная с 1995 года, следствие фактически работало только на церковь: отвечало на ее вопросы и претензии. Скажу больше: эксперты, участвовавшие в расследовании с 1995 по 1998 год, были назначены по предложению патриарха Алексия II. Я понял, что Всеволод Чаплин озвучивает позицию патриарха Кирилла и нас ждет такой же скандал, какой был 1998 году. Тогда на похоронах (17 июля 1998 года были преданы земле останки 9 из 11 узников Ипатьевского дома — Николая II, Александры Федоровны, трех их дочерей и четырех слуг. — А.К.) священник произнес формулу, которую используют, когда хоронят неопознанные трупы: «Их же имена ты сам, Господи, веси». Мы встретились с Чаплиным один на один. «Отец Всеволод, — говорю, — надо как-то выходить из этой ситуации. Я предлагаю такой вариант. Мы возобновим уголовное дело. Если вы хотите, чтобы к расследованию была подключена церковь, то никаких проблем нет. Мы дадим вам полный карт-бланш: делайте, что хотите, привлекайте каких угодно специалистов. Побеседуйте, прошу вас, со Святейшим». Чаплин поговорил с патриархом, и патриарх после этого обратился к президенту с просьбой — провести дополнительные исследования и дать представителям церкви возможность активно в этом участвовать. Александр Иванович Бастрыкин быстро разобрался в ситуации, уголовное дело вскоре было возобновлено. Следствие поручили вести мне. — То есть, выходит, это вы были инициатором «реанимации» дела? — Да. Получается, что это я «поломал» захоронение. Мне, дураку, надо было дождаться похорон, получить, вероятно, за хорошую службу ведомственную медаль и забыть о «царском деле» как о страшном сне. Похоронили и похоронили. Но я видел назревающий конфликт и считал, что предотвратить его может только участие церкви в расследовании. Беседы с Чаплиным меня тогда очень ободрили. Я был уверен, что мы закончим дело до нового, 2016 года, после чего я спокойно уйду на пенсию. Но я ошибся. Вместо спокойной, почетной отставки — головная боль на всю жизнь. Шквал критики со стороны прессы, общественных организаций и ученых мужей, близких к церковным кругам. Изгадили меня с ног до головы. В чем только ни обвиняли! В том, что грубо нарушал закон, сфальсифицировал кости царя, подкупил экспертов по всему миру, заставлял русский народ через «фальшивые кости» молиться дьяволу… Поэтому-то и не уходил пять лет. Поскольку под сомнение была поставлена вся моя работа по «царскому делу», решил дождаться окончательных результатов следствия. — Жалеете, что вмешались? — Нет. Все-таки нужно было пройти этот путь. Чтобы церковь не говорила потом, что к ее позиции не прислушались. — Что все-таки привело к отстранению вас от дела? — Отношения с патриархией обострялись. В качестве примера могу привести конфликт вокруг останков Александра III. Церковная комиссия (по изучению «останков, найденных под Екатеринбургом», образована по распоряжению патриарха в сентябре 2015 года. — А.К.) обратилась в Следственный комитет с ходатайством об эксгумации праха «царя-миротворца». Я же был категорически против вскрытия могилы. — По какой причине? — Когда мы эксгумировали в 1994 году останки великого князя Георгия Александровича, родного брата Николая II, то убедились в двух вещах. Первое: могилы в Петропавловском соборе не вскрывались и не осквернялись, как считают многие, большевиками. И второе: захоронения, значительная их часть, подвергались воздействию воды. В том числе морской, которую, видимо, нагоняло в Неву во время наводнений. Останки Георгия Александровича, помимо деревянного гроба, были заключены в цинковый гроб и медный ковчег. И когда склеп залило, то, судя по всему, в соленой морской воде металлические предметы образовали своего рода аккумуляторную батарею. Причем ток вырабатывался настолько основательный, что от цинкового гроба осталось лишь несколько небольших кусков. Деревянный гроб, правда, прекрасно сохранился. Но сами останки также были сильно повреждены. У меня были большие сомнения насчет сохранности останков Александра III. Более целесообразным, если уж церкви так хотелось все перепроверить, я считал вскрыть еще раз могилу Георгия Александровича. Мы уже знали степень сохранности этих останков. Кроме того, перед повторным захоронением могилу привели в порядок, осушили. То есть с технической точки зрения эксгумация была бы не такой уж сложной. А самое главное: Георгий Александрович нес в себе гены и отца, и матери Николая II, то есть с точки зрения генетики его останки намного более важны и информативны, чем прах отца, Александра III. Но я понимаю сейчас, почему патриарх и Тихон Шевкунов (митрополит Псковский и Порховский, секретарь церковной комиссии по «екатеринбургским останкам». — А.К.) так настаивали на вскрытии захоронения Александра III. В 1920-е годы в польских газетах, а Польша тогда, напомню, враждовала и воевала с Советской Россией, появились публикации о том, как большевики глумились над могилами императоров. В красках расписывалось, как вскрывали гробницу Александра III, Петра I… Ну, и потом были какие-то апокрифы и домыслы на ту же тему. Насколько я понимаю, представителям церкви очень хотелось доказать, что могила Александра III действительно была разграблена. Тогда можно было бы сказать, что Соловьев или кто-то другой взял кости из захоронений в Петропавловском соборе, и потом выдал их за «екатеринбургские останки». — Насколько я помню, ничего, подтверждающего эту версию, вскрытие гробницы не показало. — Совершенно верно. Эксгумация, она прошла уже после моего отстранения, однозначно установила, что никаких проникновений в эту гробницу не было. — Но это был не единственный конфликт? — Не единственный. У меня было очень жесткое столкновение с Тихоном Шевкуновым на оперативном совещании у Бастрыкина. На него были приглашены все, имеющие отношение к этому делу, в том числе и епископ Тихон. А незадолго до этого он устроил пресс-конференцию, в которой принял участие академик Вениамин Алексеев — бывший директор Уральского института истории и археологии РАН. Это была первая пресс-конференция Тихона Шевкунова в ранге секретаря церковной комиссии, которая должна была задать тон работе по исследованию останков. По идее, на нее должен был быть приглашен специалист, которому церковь доверяет больше всего. И этот специалист, академик Алексеев, ведет рассказ о том, что царская семья, или часть ее, возможно, спаслась! Существует, мол, масса материалов, подтверждающих эту версию. На оперативном совещании я, что называется, «наехал» на владыку Тихона. «Слушайте, — говорю, — в 2000 году церковь канонизировала Романовых как страстотерпцев, то есть признала, что все они погибли. Они святые именно по факту гибели. А вы выставляете историка, который ставит решение церкви под сомнение. Вы что, против решения архиерейского собора?» Тихон начал оправдываться: мол, я его неправильно понял. Я не отставал. Вмешался Бастрыкин. Он понял, что конфликт может привести к непредсказуемым последствиям. Там же, на совещании, мне было приказано передать дело Краснову (на тот момент — начальник следственного управления СКР, с 22 января 2020 года — генеральный прокурор РФ. — А.К.). С этого момента я уже не мог знакомиться с материалами следствия. Членам следственной бригады Краснов посоветовал не общаться со мной. — Говорят, на вашем отстранении настаивал сам патриарх. Просил об этом якобы председателя Следственного комитета. — Не могу этого исключать. Я, конечно, намозолил глаза патриарху. Он очень хотел, чтобы делом занялся другой следователь. Как мне рассказал потом Всеволод Чаплин, вскоре после возобновления дела патриарх потребовал от него «решить вопрос с Соловьевым». А когда отец Всеволод ответил, что не может это сделать, сказал, что тогда этим займется другой человек. И Чаплина в церковной комиссии заменили на Тихона Шевкунова. Что касается самой передачи дела, никаких обид и претензий у меня нет. Это обычная история: сегодня дело в производстве у одного следователя — завтра у другого. Но могли бы использовать меня хотя бы как консультанта! На тот момент я ведь был единственным человеком в комитете, который досконально знал «царскую» тему. Чем-то, видно, я Краснову не понравился. Хотя и я, честно говоря, не испытывал особой симпатии к нынешнему генеральному прокурору. — Как бы то ни было, вопрос идентификации решен. 16 июля 2018 года Следственный комитет официально заявил: «Заключениями комплексных комиссионных молекулярно-генетических экспертиз подтверждена принадлежность обнаруженных останков бывшему императору Николаю II, членам его семьи и лицам из их окружения». — У меня никогда не было ни малейших сомнений в том, что так и будет. Правда восторжествовала, и я полностью удовлетворен. — Тем не менее дело не закрыто, следствие продолжается. Что еще, интересно, хотят выяснить ваши коллеги? — Судя по всему, упор по настоянию церкви сделан сейчас на исторической экспертизе. Тема эта пространная, так что «растекаться мыслию по древу» можно бесконечно долго. Но, насколько мне известно из прессы, никаких новых существенных документов за это время не найдено. Один третьестепенной важности — и все. — Два года назад на организованной церковью конференции нынешний руководитель следствия по «царскому делу» Марина Молодцова высказала намерение проверить все возможные версии, в том числе — версию о ритуальном убийстве Романовых. Может быть, это ее так долго проверяют? — Эта версия была проверена еще в 1990-е годы. Я запросил в архивах и следственных подразделениях России все данные о ритуальных убийствах и подготовил большой специальный доклад на эту тему, который прочитал на правительственной комиссии. Никаких возражений — в том числе со стороны, так сказать, церковной части комиссии, митрополита Ювеналия и церковного археолога Беляева, — тогда не прозвучало. Вопрос, я считаю, давно закрыт: убийство было совершенно по исключительно политическим мотивам и не сопровождалось никакими сатанинскими обрядами. Кстати, и церковь, принимая в 2000 году решение о канонизации царской семьи, признала убийство политическим. Специальная комиссия патриархии несколько лет изучала вопрос о «ритуальности» цареубийства и не нашла доводов в пользу его признания. Но самое главное: в постановлении о реабилитации Романовых, принятом Президиумом Верховного суда 1 октября 2008 года, говорится о том, что члены царской семьи «были расстреляны от имени государства», «подвергнуты политическим репрессиям». А это судебный акт высшей юридической силы. Выше него, как говорится, не прыгнешь. Только сам Президиум Верховного суда может изменить решение Президиума Верховного суда. Ни один суд, ни одна прокуратура, ни один следователь не может ничего сделать вопреки этому постановлению. Даже если с ним не согласны. Я сам, кстати, не согласен с этим постановлением — в части мотивов реабилитации. Но закон есть закон. — Да, я знаю вашу позицию: реабилитировав царскую семью, заодно реабилитировали фактически и цареубийц. И впрямь странное получилось уголовное дело: есть убитые, есть те, кто убивал, а виновных нет… — Все верно. До этого организаторы и участники расстрела фигурировали в деле как убийцы, как лица, совершившие уголовное преступление. Но поскольку Верховные суд установил, что они всего лишь выполняли решение «органа государственной власти, наделенного судебными функциями», мне пришлось изменить формулировку. Виновных в юридическом смысле теперь там действительно нет. Впрочем, один плюс от этого решения все-таки был. У меня появилась хорошая защита от самозванцев, от всех этих наследников — «чудесно спасшихся Романовых». Я им говорил: «К сожалению, ничего не можем для вас сделать. Согласно постановлению Президиума Верховного суда, вся царская семья расстреляна. Все. Идите в Верховный суд». Так вот, возвращаюсь к вашему вопросу: я очень удивился, когда прозвучало, что следствие собирается проверить версии о «чудесном спасении» и о ритуальном убийстве. Не имеют права следственные органы подвергать ревизии постановления президиума Верховного суда! По сути, единственный вопрос, которым могло полноценно заниматься следствие, — это идентификация останков. — Выходит, историческая экспертиза вообще не имеет смысла? — Какими бы ни были результаты исторической экспертизы, следствие обязано повторить то, что сказал Президиум Верховного суда. Даже если оно пришло к другим выводам. Единственное, что может в этом случае сделать Следственный комитет — обратиться в президиум Верховного суда с просьбой о пересмотре его решения от 1 октября 2008 года. — Несмотря на все перипетии последних пяти лет, вы остаетесь членом правительственной рабочей группы. Насколько я понимаю, с этой должности вас никто не смещал. — Да, мне никто не сообщал о том, что я выведен из состава группы. Думаю, после этой публикации сразу выведут, но пока формально остаюсь ее членом. — Когда рабочая группа собиралась в последний раз? — Она собралась один-единственный раз — 11 сентября 2015 года. — А как она вообще возникла? Что побудило премьера ее создать? — Что побудило… Где-то, наверное, в марте 2015 года я обратился к Людмиле Борисовне Нарусовой (член Совета Федерации, вдова мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака. — А.К.). У нас с ней очень давние, хорошие отношения. Ее муж, Анатолий Собчак, был главным мотором первой правительственной комиссии, созданной в 1993 году. Огромную помощь нам оказал, когда проводились все эти исследования. Я сказал: «Людмила Борисовна, Анатолий Александрович очень трепетно относился к этой теме. Нельзя ли как-то по-человечески ее закончить, упокоить наконец бедные кости царских детей?» Нарусова полностью меня поддержала. Она обратилась к Путину и Медведеву. Президент и премьер также хорошо знали эту проблему и приняли соответствующие решения. — А кто предложил 18 октября в качестве даты похорон? Приходилось слышать, что идея принадлежит президенту. — Да, думаю, что это его идея. — Но почему именно 18 октября? — Это день тезоименитства (именины члена царствующей фамилии. — А.К.) цесаревича Алексея. — До момента создания рабочей группы церковь проявляла какой-либо интерес к останкам Алексея и Марии? — Нет, абсолютно никакого интереса не было. Расскажу такую историю. В марте 2011 года, после того, как дело было закрыто и встал вопрос, что делать с останками Алексея и Марии — они тогда хранились у меня в сейфе, — я отправил патриарху письмо. Написал, что правительство вопрос о погребении не решает, родственники тоже не обращаются. По закону останки в таких случаях передаются соответствующим коммунальным службам. То есть формально мы должны были поступить с ними как с невостребованными трупами. Их могилы с цинковыми табличками находятся на специальных участках муниципальных кладбищ. В письме патриарху я задал вопрос, не возьмет ли церковь на себя тяготы погребения. Ответ был очень коротким: «Русская православная церковь не претендует на право осуществить захоронение упоминаемых в вашем письме «екатеринбургских останков». — И все? — И все. То есть смотрите: церковь спрашивают, как она относится к тому, что канонизированные ею святые, наследник престола и его сестра могут быть похоронены как бомжы. И предстоятель отвечает: «Ну и хороните». Было много и других моих обращений к церковному руководству на эту тему, но ни одного ответа, кроме этого письма патриарха, я не получил. И после этого у Кирилла хватает совести заявлять, что церковь многократно обращалась к следствию, но ей никто отвечал! Цинизм, конечно, полный. Человеку, имеющему среднее школьное образование, человеку совестливому, после множества исследований не так уж и сложно убедиться в том, что останки, обнаруженные под Екатеринбургом в 1991 и 2007 годах, принадлежат царской семье. Но на церковных иерархах лежит особая ответственность. С момента обнаружения «екатеринбургских останков» и по сегодняшний день в России ушло из жизни около 60 миллионов человек. Множество православных умерли, не помолившись мощам царственных страстотерпцев. Думаю, патриарх Кирилл должен публично извиниться перед верующими за то, что испытывает их терпение. — Последнее, насколько я мог отследить, публичное заявление главы рабочей группы Сергея Приходько датируется июлем 2016 года. Тогда он сообщил следующее: «Мы ждем окончания церковных экспертиз. Сроки зависят от церкви». Вам что-нибудь известно об этих исследованиях? В какой фазе они находятся? — Знаю, что церковь провела несколько генетических исследований. Скорее всего, они давным-давно закончены. И результаты, естественно, точно такие же, как и у следствия. — Что касается церковных планов относительно останков, то последняя информация на эту тему — заявление пресс-секретаря патриарха, сделанное в июле 2018 года: «Мы ждем окончательных выводов, которые затем будут представлены следующему архиерейскому собору». Очередной собор должен пройти в этом году. То есть, по идее, вопрос скоро будет решен. Но верится в это, честно говоря, с трудом. А у вас какие предчувствия на этот счет? — Церковные иерархи могут, конечно, вынести этот вопрос на архиерейский собор. Но это еще ничего не значит. На соборе, я уверен, будет сказано, что данных для окончательного решения по-прежнему недостаточно. Что нужно исследовать что-то еще. Что не выяснено, что думал Иван Иванович про Ивана Петровича и как чесал затылок Петр Семенович… В свое время представители церкви требовали от меня детальнейшего, чуть ли не посекундного отчета о том, что происходило во время и после расстрела. Как будто там находились пять операторов с видеокамерами! Я проработал в органах следствия много лет и могу с уверенностью сказать, что лишь в редчайших случаях мы располагает настолько полной информацией, как та, которую имеем по «царскому делу». — Вам понятна цель, которую преследует церковное руководство? — Как мне сообщил в свое время покойный Всеволод Чаплин, патриарх, беседуя с ним, сказал, что ему не хотелось бы, чтобы этот вопрос был решен при его, Кирилла, жизни. Понятно, что патриарх не хочет брать на себя ответственность за крестные ходы к Ганиной Яме (заброшенный рудник, куда расстрельная команда привезла тела Романовых сразу после расстрела и предприняла первую, неудачную, попытку их спрятать; в 2000 году на этом месте основан мужской монастырь Святых царственных страстотерпцев. — А.К.). Совершавшиеся в том числе и под его предводительством. — Что такого страшного в этих крестных ходах? — Церковь до сих пор официально придерживается версии следователя Соколова (Николай Соколов, следователь, расследовавший по поручению адмирала Колчака дело о расстреле царской семьи. — А.К.): тела Романовых были полностью уничтожены на Ганиной Яме. Соколов нашел в 1919 году несколько десятков костных фрагментов — разрубленных и обожженных. И предположил, что это то, что осталось от царской семьи. Эти фрагменты, вывезенные Соколовым из России, были утеряны во время Второй мировой войны. Но в 1998 году, когда на Ганиной Яме проводились археологические раскопки, там были найдены еще 73 костных фрагмента. На том же месте и, судя по описанию, точно такие же, какие обнаружил Соколов. Эксперты установили, что сначала эти кости были сварены, а затем обожжены в низкотемпературном пламени, каким мог быть костер. Но самое главное: это кости не человека, а домашних животных — говяжьи, козлиные, куриные. Откуда они там взялись, понятно. Согласно воспоминаниям Юровского (руководитель расстрельной команды. — А.К.), его люди проголодались, и он распорядился привезти им из города еду. Судя по всему, чекисты и красногвардейцы сварили себе похлебку, а кости потом бросили в костер. Признать останки царской семьи для церковных иерархов — значит признать, что все эти годы они водили крестные ходы не к мощам, а к козлиным костям. Этот позор они хотят оттянуть как можно дольше. — В таком случае власть сильно ошибаются, ставя решение вопроса о захоронении Алексея и Марии в зависимость от позиции церкви. — Да, перспективы церковного захоронения пока не просматриваются. Патриархия так и не определилась в своем отношении к останкам, хотя для этого у нее были все возможности. Но все разумные сроки вышли, невозможно тянуть с этим бесконечно. Мое мнение: вопрос о захоронении членов семьи главы великой империи нельзя отдавать на откуп даже самой уважаемой религиозной конфессии. Нужно собрать рабочую группу и еще раз рассмотреть вопрос об идентификации останков — с учетом результатов новых генетических экспертиз. И принять решение о гражданском захоронении. Примет ли церковь участие в этой церемонии и в какой форме — это уже проблема не правительства, а церкви. — С каким настроением уходите из Следственного комитета, Владимир Николаевич? С чувством выполненного долга или незавершенного дела? — Чувства противоречивые. Я рад, что выводы, сделанные мной еще в далеком 1998 году, подтвердились. И не важно, кто поставит последнюю точку в деле. Может быть, даже лучше, что это буду не я. Это еще раз докажет объективность следствия. Но ощущение незавершенности, конечно, есть. И испытываю я его не только как следователь, но и как гражданин России. Гражданская война не закончена, пока не захоронены все ее жертвы. А это не просто жертвы. Не надо забывать, что Алексей и Мария — прежде всего дети. Пусть и царские.