Владимир Корнилов — лопатой и кашей. Сухопутная победа мёртвого адмирала
215 лет назад, 13 февраля 1806 года, в семье губернатора Иркутска и Тобольска Алексея Корнилова родился сын, которого назвали Владимиром. Впрочем, иной раз называют и другую дату рождения будущего прославленного адмирала — 17 октября того же года.
С местом рождения тоже не всё слава богу — документы семьи Корниловых были утеряны во время Отечественной войны 1812 года, и где точно родился Владимир Алексеевич, можно только гадать.
С одной стороны, всё за то, чтобы утверждать: дело было в родовом имении Ивановское, что в Старицком уезде Тверской губернии, рядом с селом Рясня. Потому что доподлинно известно: когда уже взрослому Корнилову потребовались справки о его рождении, он обращался в Тверь.
С другой стороны, точно так же доподлинно известно, что сам адмирал всю жизнь называл себя сибиряком и очень гордился своим происхождением. К тому же нет никаких сведений о том, что его мать уезжала рожать в родовое имение супруга.
Подобная «подвешенность» вообще характерна для биографии Владимира Корнилова. С одной стороны — впечатляюще быстрый карьерный взлёт. В 42 года он уже контр-адмирал, а спустя ещё год его представляют на должность начальника штаба Черноморского флота. Причём его командир и наставник Михаил Лазарев даёт своему подопечному такую характеристику: «Контр-адмиралов у нас много, но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познания морского дела, и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации? В Корнилове достоинства эти выражались и прежде, а теперь ещё больше усовершенствовались».
Всё так, но никакого контр-адмирала могло бы и не состояться, поскольку ещё на заре карьеры послужной список мичмана Придворного Гвардейского морского экипажа Владимира Корнилова был неоднократно украшен взысканиями вроде: «Дерзок, равнодушен к приказам». И финальной записью: «Уволить за недостаточной для фронта бодростью».
Да и в том, что касается воинских лавров, судьба Корнилова выглядит нетипичной. Казалось бы, раз прославленный адмирал, то, значит, свою главную победу он должен был одержать в морском сражении. Казалось бы, но нет. Единственным крупным морским сражением, в котором участвовал Корнилов, было Наваринское. В 1827 году соединённая эскадра России, Англии и Франции нанесла поражение турецкому флоту. Мичман Корнилов командовал орудиями нижнего дека русского флагмана «Азов», за что был представлен в награде. Впоследствии было ещё несколько дел на море, где Корнилову удалось отличиться, в частности высадка нескольких десантов на побережье Кавказа. Финал собственно морской карьеры Корнилова — первый в истории флота бой пароходов. 5 ноября 1853 года пароходофрегат «Владимир» атаковал турецкий 10-пушечный пароход «Перваз-Бахри» и после трёхчасового боя вынудил его сдаться.
В общем, если считать чисто морские сражения и операции, то список выйдет хоть и почтенный, но не блестящий. Впрочем, этот список мог бы пополниться крупными морскими победами. Например, атакой Босфора и высадкой русского десанта в предместьях Константинополя — именно такой план разработал и предложил Корнилов в самом начале Крымской войны. Или захват Сизополя и Синопа с последующей блокадой Проливов, чтобы не допустить вражеский флот в Чёрное море. Это был альтернативный план Корнилова, который мог изменить ход войны.
Оба этих плана были отвергнуты. А порыв Корнилова атаковать уже пришедший к русским берегам флот англичан и французов был погашен Александром Меншиковым, правнуком фаворита Петра Великого, в самом зародыше. Меншиков командовал сухопутными и морскими силами в Крыму. Именно он отдал приказ затопить русский флот в бухте Севастополя. Однако узнав, что Корнилов не собирается исполнять приказ, а, напротив, готов дать противнику бой, отреагировал крайне жёстко, предложив адмиралу покинуть Севастополь.
Ответ Корнилова — это ответ человека, раздавленного административным весом «эффективного менеджера»: «Остановитесь! Это самоубийство... то, к чему вы меня принуждаете... но чтобы я оставил Севастополь, окружённый неприятелем — невозможно! Я готов повиноваться вам».
В мирное время подобная пикировка с начальством поставила бы на карьере Корнилова крест. Но война обнажает истинную суть вещей и людей.
«Эффективный менеджер» Меншиков покидает Севастополь и уводит из него свою армию. Общее командование обороной города он возлагает на престарелого гарнизонного генерала Фёдора Моллера, который, по общему мнению, годился разве что для парадов и приёмов. Фактически Меншиков заранее сдаёт Севастополь врагу, отлично понимая, что с таким командующим город обречён. Такое впечатление, что он действует строго по методичке, оглашённой тогда газетой The Times: «Великие политические цели войны не будут достигнуты до тех пор, пока существует Севастополь и русский флот».
Итак, стараниями «эффективных менеджеров» первая часть методички исполнена. Черноморский флот затоплен. Очередь за Севастополем.
Но тут возникает неожиданное препятствие. Нормальные люди видели распоряжения Меншикова, что называется, в гробу. Именно так можно охарактеризовать поведение адмирала Нахимова. На совещании командного состава гарнизона Павел Степанович берёт слово и заявляет, что подчиняться он будет не тому, кого назначил главнокомандующий, а только Корнилову. Нахимова поддержали все.
По сути, это было прямое неподчинение приказу. То есть бунт. По факту именно это решение предопределило относительно благополучный исход всей войны.
Дело в том, что Корнилов был не просто морским офицером. Он был, так сказать, военным в принципе. Прекрасным и прозорливым полководцем, понимающим, что воюют не криком «Ура», а лопатой и кашей. Нечто подобное он предвидел загодя. И ещё до войны, фактически возглавляя Черноморский флот, озаботился обороноспособностью Севастополя. Прежде всего — провиантом. Город мог собственными средствами заготовить 86 000 пудов сухарей и поместить в своих магазинах более 92 000 четвертей хлеба.
Гораздо хуже было с укреплениями. Кое-где их попросту не существовало, и при подходе вражеских сил надеяться было не на что. Нужно было во что бы то ни стало создать их с нуля. Корнилов справляется и с этой задачей. Освободившись от административного надзора «эффективных менеджеров», от их одуряющей бесполезной отчётности, планёрок и совещаний, он делает единственный верный ход. Предоставляет инициативу не только своим подчинённым, но и жителям города: «По первому призыву его о предоставлении рабочих людей для постройки укреплений весь Севастополь ожил и встал на ноги. Не только солдаты и матросы выбивались из сил на работах, но в них приняли участие вольные мастеровые, мещане, лавочники, лакеи, словом, все свободные жители города, женщины и дети... »
Отметим — не только свободные. Адмирал Корнилов своевольно выпустил из тюрем арестантов, в том числе и закованных в кандалы. Вот запись в его дневнике от 14 сентября 1854 года: «По всем укреплениям работа кипит, арестанты усердствуют... »
Результат оказался поразительным. Укрепления удалось создать в невероятно короткий срок. Сам адмирал отзывался об этом так: «В неделю сделано больше, чем прежде делали в год».
Известно, что Корнилов был убит в первый же день бомбардировки Севастополя союзными англо-французскими войсками. Известно также его завещание, данное перед смертью: «Отстаивайте же Севастополь!» Гораздо меньше внимания уделяют тому факту, что адмирал, как ни странно, продолжал держать оборону и после смерти. Вот как об этом говорил капитан-лейтенант Иван Лихачёв: «Можно, не боясь обвинения в пристрастии, сказать, что вся беспримерная оборона Севастополя была создана Корниловым. До последнего дня система и порядок сохранились так, как они были им заведены, и хотя нередко случалось слышать впоследствии справедливые жалобы на неудобства некоторых частностей, но к ним как будто боялись прикоснуться: так глубоко было во всех сознание совершенства системы, направления, оставленного Корниловым... »
Из этого сражения мёртвый адмирал Корнилов вышел победителем. Вопреки устоявшемуся мнению, Севастополь сдан не был. После 349 дней осады, штурмов и бомбардировок русские оставили только южную часть города, совершенно не пригодную к дальнейшей обороне. И отошли через бухту на Северную сторону, где встали прочно и не отступали уже ни на шаг до самого конца войны.