«Татары не были сторонниками революций, скорее ортодоксами и лоялистами»
История стратегии развития татарского народа (XIX – начало XX века): от идеи «мы татары» до борьбы за право изучать русский язык. Часть 1-я
«Татарская нация прошла длинный и тернистый путь развития от средневековой социальной общности до современной политической нации», — напоминает главный научный сотрудник Института археологии им. Халикова АН РТ Искандер Измайлов. В своем новом материале на «БИЗНЕС Online» известный историк и археолог продолжает дискуссию о прошлом, настоящем и будущем татар.
ПОЛИТИКА ПРЯМОГО ПОДАВЛЕНИЯ, НАСИЛЬСТВЕННОЙ РУСИФИКАЦИИ ПОКАЗАЛА СВОЮ НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ
Татарская нация прошла длинный и тернистый путь развития от средневековой социальной общности до современной политической нации. Оценивая его с вершины сегодняшнего дня, мы можем выделить несколько этапов, каждый из которых имел свои причины, свой контекст и логику.
Не менее важными были попытки интеллектуальной элиты осмыслить эти события и сформулировать свое видение будущего. История интеллектуальной жизни татарской нации, сопровождавшей переход от средневековья к модерну, является важным, но недостаточно осмысленным нами явлением. Между тем, людям всегда свойственно не просто обдумывать прошлое и настоящее, но и задумываться над тем, что будет потом. А интеллектуальная элита особенно предпочитала думать о том, как слово наше отзовется. Думали не только о личном благополучии, но и о том, что будет с обществом, как окружающая действительность может измениться, и главное — как нужно действовать сейчас, чтобы приблизить приемлемое будущее. Иными словами, «образ будущего» не менее важен для становления нации, чем «образ прошлого». А поскольку мы имеем дело с развивающимся обществом, прошедшим целый ряд этапов, то интересно понять, как менялся этот образ.
Начало этого перехода можно отнести к концу XVIII — началу XIX века. С него ведет начало становление современной татарской нации. Общим контекстом всех этих процессов были реформы Екатерины II, которые пробудили от вековой спячки народы России. Надо сказать, что сами эти реформы означали, что Российское государство перешло к новой тактике взаимодействия с нерусскими народами. Прямо скажем, что не от хорошей жизни и успешности прежних усилий. Просто политика прямого подавления, насильственной русификации и христианизации, попыток разрушить крепость мусульманской веры, показала свою несостоятельность. Это, как мы помним, вызвало ряд восстаний и мятежей, окончившись огромной крестьянской войной Пугачева, что не могло не вызвать среди российской правящей элиты и у самой Екатерины II понимание необходимости каких-то реформ.
Татары не отказались от ислама, их общины научились выживать в условиях постоянной конфронтации с местной властью и царизмом. А вот власть стала ощущать недостаток влияния на эти общины, терпело экономические и политические издержки. Это заставило царское правительство поменять подход, перейти к более взвешенной и гибкой политике «мягкой силы». От этого выиграли все народы России. Особенность самоощущения татар была в том, что, занимая серьезные экономические позиции, они полагали себя ущемленными в политическом плане.
У ТАТАР ПОЯВИЛОСЬ ОПРЕДЕЛЕННОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ
Вот несколько важных событий, которые резко активизировали татар в политическом плане: закон о веротерпимости, который, по сути дела, вернул легитимность мусульманской религии, до этого бывшей вне закона со времен Анны Иоанновны, мечтавшей всех подданных превратить в православных.
Следующий этап — городская реформа. Было введено городское самоуправление, появились Казанская и Оренбургская и другие татарские ратуши. Было создано Духовное управление мусульман.
Еще одно важное событие — работа Уложенной комиссии. Она должна была упорядочить законы империи, которых накопилось с XVII века столько, что они противоречили друг другу. В принципе, сама работа этой комиссии 1767 года, возможно, мыслилась как этап на пути создания конституции. Но идея оказалась слишком революционной. В нее были включены депутаты из всех губерний и из всех сословий, среди которых оказалось много татар. Там были и те, кто воевал за Россию, те, кто считал, что имеет определенные заслуги, дабы быть услышанными. Интересно понять идеалы этих людей, которые, по сути, выдвигали национальные требования. Хотя выступали они не только от сословия служилых татар, но и в целом от всех мусульман. В первую очередь они требовали определенные свободы — экономические (вернуть татарам дворянство и конфискованную землю, требовали льгот купечеству по налогообложению) и политические (требовали определенной религиозной автономии).
Анализ требований мусульман из всех регионов России показывает их единство, это свидетельствует о том, что они имели некие горизонтальные связи между собой. И сформировалось то, что Дамир Исхаков назвал «мусульманской татарской нацией».
К сожалению, работа Уложенной комиссии не вылилась во что-то конкретное, хотя ряд требований татар был выполнен. Например, было возвращено дворянство, хотя и без земли. Но этот опыт только расширил взаимодействие между различными татарскими общинами в первой половине XIX века. Особенно это было видно на выборах в оренбургское Духовное управление мусульман, где выдвигали выборщиков, выбирали муфтия. Проходили выборы в Казанскую татарскую ратушу, в других ратушах, в том числе в Оренбурге, в Тобольске. То есть у татар появилось определенное самоуправление. Община получила автономию, которая решала имущественные дела и т. д. Некоторые решали по шариату, некоторые — по российским законам. То есть, определенная свобода не только была заявлена татарской элитой, но в определенной степени была и завоевана.
СЕЙЧАС ТРУДНО ПРЕДСТАВИТЬ, НО В НЕКОТОРЫХ СЕЛАХ БЫЛО ПО ПЯТЬ-ШЕСТЬ МЕЧЕТЕЙ
Исторически эти процессы были осмыслены в трудах татарских мыслителей первой волны. Они были богословами, поэтому облекали свои идеи в религиозные покровы, что было естественно — светской интеллигенции просто не откуда было взяться. Среди них выделяются Хисамутдин Йалчигул, Муслими и ряд других. Их исторические писания часто носили названия «Таварихи Булгария» («История Булгарии») и воспроизводили утопический идеал мусульманского государства, которое якобы существовало в Поволжье. Они и апеллировали к этому мусульманскому прошлому, говорили, что нам необходимо развивать и поддерживать строгую веру, которую они называли «булгарской». Отсюда и коллизия с мнимым «булгарством» татар, которая продлилась вплоть до конца XX века.
Но они имели в виду, что в прошлом в Волжской Булгарии была строгая изначальная вера, которую мы потом утратили и надо к ней вернуться. Во многом они предвосхитили те идеи, которые позднее будут распространены на мусульманском Востоке, став основой, в частности, для идеологии Ибн ал-Ваххаба и других салафитов, призывавших к возвращению к «истинному» «первоначальному» исламу.
Другим значимым призывом этих авторов было сохранение лояльности Российскому государству и легальная деятельность. Призывы были услышаны! Их идеи оказали определяющее влияние на целое поколение купцов, которые приезжали в Казань, в другие города. Поскольку приезжали они из сельской местности, где были сильные религиозные общины, придерживавшиеся мусульманских законов. Некоторые из них еще недавно не подчинялись даже Духовному управлению.
Это поколение зажиточных татар начало строить мечети, преодолевая действующие запреты, причем каменные, ничем не уступавшие христианским храмам. И скоро количество мечетей, которое было разрушено в середине XVIII века, было восполнено. Во многих селах зажиточные люди считали возможным строить по несколько мечетей. Сейчас трудно представить, но в некоторых селах было по пять-шесть мечетей. Таким образом, установка на религиозную автономию была достигнута уже первым поколением постекатериниского времени. Общины укрепились и экономически, обрели политический вес в российском обществе. Важные рубежи были достигнуты, и понятно, что надо было двигаться дальше.
Интеллектуальной элите XIX века стало ясно, что идти дальше по мусульманскому пути — не совсем правильно. Одной только консервацией прошлого нельзя добиться прогресса. Нация должна двигаться вперед, в будущее, быть конкурентоспособной, причем на общероссийском уровне. Это новый этап, связанный с тем, что появилось купечество, которое конкурировало с русскими купцами и тут же обнаружило, что крепость веры — это хорошо, позволяет защищать общину и выступать единым фронтом против наступления на капиталы, но недостаточно, чтобы динамично развиваться. Крепость веры хороша для обороны, а для развития нужны другие идеи.
Одновременно происходило и реформирование ислама. Если раньше мусульманские общины становились в позицию вынужденного принятия Российского государства, хотели полной религиозной автономии и минимизации контактов, то в условиях, как говорил Владимир Ленин, «ублюдочного капитализма», нужны были другие качества. Их они видели в развитии предпринимательства и хозяйственной активности. Но под это необходимо было подвести идеологическое и религиозное основание.
НУЖНО БЫЛО НЕ ТОЛЬКО УМЕНИЕ ЧИТАТЬ И ТРАКТОВАТЬ КОРАН
Знаменем духа мусульманского капитализма стали суфийские тарикаты (ордены), в первую очередь Накшбандия. В отличие от северокавказских, которые провозглашали джихад и религиозные экстатические практики, Накшбандия и ряд других орденов, ведущих свое происхождение из Средней Азии, были более интеллектуальными, они смогли выработать новые установки и модицифировать ислам. Они соединили местные особенности религиозной терпимости и лояльности иноверческому государству с идеями обновленчества, которые пришли, в частности, из Турции. Смысл был такой: если ты зарабатываешь 100 рублей и жертвуешь 10 рублей на благотворительные, богоугодные цели — на медресе, например, — то весь твой капитал становится богоосвященным. Если ничего не тратишь, то, скажем так, зачет в карму не получаешь. Если раньше считалось, что если ты все деньги потратил на благотворительность, — это хорошо, а если не потратил — плохо, то теперь можно пожертвовать немного, но весь капитал станет боговдохновленным.
В этом отношении это течение очень похоже на пуританство и старообрядчество, где главным было то же самое: приращение капитала считалось богоугодным делом, приращение духовного потенциала тебя и твоей общины, а строгая мораль — нормой жизни.
Почему так много крупных промышленников и купцов старообрядцы? Они держались общины, помогали друг другу, выдавали безвозмездные ссуды и так далее. Мусульмане практически прошли тот же самый путь, и в сочетании с идеями модернизации и реформированного ислама — это дало огромный кумулятивный эффект.
Следующим шагом стало повышенное внимание к системе образования. Купцы вдруг поняли, что через систему образования можно сформировать образованных слой современных людей, способных лучше организовать производство, вести предпринимательскую деятельность, выходить на новые рынки и бороться за свои права. Оказалось, что старая школа, где заучивают Коран и изучают разные мусульманские науки, была хороша при консервации в крепости веры. Но условия проникающего в Россию модерна требуют уже совершенно других знаний и умений. Нужно было не только умение читать и трактовать Коран, но и знать современные, в том числе и светские науки.
Наш великий реформатор Шигабутдин Марджани выступил за создание этих новометодных медресе, где бы преподавали светские предметы — географию, математику, русский язык. Он мотивировал это тем, что алгебра — это арабская аль-джебра, и ее изучение имеет давнюю традицию, что способствует развитию татар. То есть, облекал новизну и реформаторство в идеи развития и укрепления ислама.
Одновременно Марджани ставил вопрос: мусульман много, тюрок, а вы кто? И вот эта идея «мы татары» через систему образования, систему горизонтальных связей стала развиваться и проникать в толщу татарского мира. И эта составляющая тоже была очень важной. Начала формироваться татарская национальная идентичность. Начали поддерживать просветительство, печатались мусульманские ежегодники (чтиво на каждый день), которые пользовались огромной популярностью, формировалась этика и «образы мира», — то есть целый пласт, который требует своего исследователя.
В ПЕРВЫЙ СОЗЫВ ГОСДУМЫ ТАТАРЫ ИМЕЛИ ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ УСПЕХ
К концу XIX — началу XX века стало ясно, что есть определенный кризис — развиваться в прежних рамках татарская нация не может. Она дисперсна, разбросана и ее представителям трудно диктовать свои условия даже в Казани, где татары составляли меньшинство населения (менее 10 процентов). Но они осознавали, что имеют большую силу, имеют определенный капитал, возможность поддерживать свой интеллектуальный потенциал и политические силы. К этому времени система образования стала давать большие серьезные всходы. Но доступ в вузы для татар оказался не просто затруднен, а фактически закрыт. По целому ряду причин, большую часть из которых царская власть создавала целенаправленно и осознанно. Например, экзамены по «Закону Божьему» и только на русском языке.
Часто говорят, что 26 татар учились в университете до 1917 года, за первые 100 лет его существования. Хотя часть из них не окончила его из-за финансовых сложностей, а большинство училась на медицинском факультете. То есть, были прямые запреты и ограничения на обучение татар. Это показывает, что деятельность университета в отношении татар была отнюдь не просветительской. Скорее она была охранительной, особенно после реформ Магницкого и Победоносцева. Но татары и татарки, благодаря своей подготовке, наличию денежных средств и стремлению к знаниям, смогли начать обучаться в европейских вузах Германии и Франции. В частности, Парижскую Сорбонну окончил Садри Максуди, получив докторскую степень на юридическом факультете. При этом он выучил русский и французский языки. А позднее сдал экзамены экстерном в Петербургском университете. Кто-то учился в Турции. Были даже женщины-татарки, которые получали высшее образование в различных вузах.
Таким образом, стало ясно, что дальнейший прогресс нации связан с расширением и углублением высшего образования, обучением различным наукам и искусствам, развитием национальной науки и профессионального творчества. Школа не могла удовлетворить запросы нации без соответствующей вертикальной системы образования, а содержать вузы и науку частный капитал не в состоянии. Все это прерогатива государства и для воздействия на него необходима политическая организация.
Определенное движение в решении этих проблем татарской нации совпало с кризисом царизма, которое стало цепями на пути развития России, как современного общества. Тем самым борьба татар за свои права и свободы совпала с общероссийским движением за реформирование страны и реформы власти.
Революция 1905–1907 годов привела к некоторой либерализации страны. Были объявлены выборы в Государственную думу. Татарская интеллектуальная элита стала инициатором создания собственной политической партии. Понятно, что чисто татарскую партию они создать не могли, тогда считалось, что должна быть одна большая мусульманская или тюрко-мусульманская нация, как ее иногда иногда называли, хотя она была гораздо шире, включая народы Северного Кавказа и Закавказья, Средней Азии и Казахстана. Было проведено несколько общероссийских съездов мусульман, которые финансировали сами татары, и была создана партия «Иттифак ал-Муслимин» (то есть «Союз мусульман»), которая выступала единым фронтом во всех регионах.
В первый созыв Госдумы татары имели оглушительный успех — они сумели избрать более 28 депутатов. В основном это татары во главе с Максуди и др. Они стали кооперироваться в первую очередь с кадетами. Максуди даже стал заместителем руководителя кадетской партии Павла Милюкова, у них был думский союз. То есть мусульмане голосовали по различным резолюциям по согласованию с кадетами. И от имени кадетской партии Максуди вошел в бюро Государственной думы России.
СВЕТСКИЕ ПРЕДМЕТЫ МОГЛИ ИЗУЧАТЬСЯ ТОЛЬКО В ГИМНАЗИЯХ И ТОЛЬКО НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Какая программа была у этой партии. Собственно, это был эскиз будущего. Самое главное требование — национально-культурная автономия. Это показывает, что они прекрасно знали идеи австрийских этнологов и социал-демократов, и всячески поддерживали эту идею.
Почему национально-культурная автономия? Потому что татары, проживая в разных регионах дисперсно, практически нигде не могли создать какого-то обособленного региона, который бы они объявили своим национальным. Например, если чуваши в основном проживали в сельской местности, при этом компактно, то у татар такой роскоши не было. Они были разбросаны по разным губерниям, «нарезанным» так, что везде являлись меньшинством. Тем более интеллектуальная элита была разбросана по ведущим городам России. Хотя они были меньшинством, но это было довольно богатое, зажиточное меньшинство. При этом татары не были сторонниками революций, скорее ортодоксами и лоялистами.
Требование национально-культурной автономии состояло в желании, чтобы цензура не вмешивалась в образование, духовные дела, книгопечатание, издание газет и т. д. Чтобы не было цензуры Синода и Духовного управления над местными общинами и религиозными группами, чтобы министерство образования не диктовало, какие предметы и на каком языке преподавать. Ведь в царской России в татарских школах запрещалось преподавать русский язык. Видя успешность и эффективность частной системы образования у татар, царизм ввел препоны для ее развития, систематически запрещая преподавание в медресе светских предметов и русского языка. Светские предметы могли изучаться только в гимназиях и только на русском языке. Вокруг этого шла серьезная борьба на Украине, Прибалтике, Поволжье. Вот такой парадокс — в то время требовали разрешить преподавание русского языка, а сейчас — татарского.
Национально-культурная автономия виделась татарам как сообщество самоуправляющихся общин, имеющее внутри свое налогообложение, а средства выборные органы этих общин пускают на нужды духовной жизни, развитие национальных и культурных запросов.
Подчеркну, увидев, что у левых сил и мусульман довольно серьезные позиции в Думе, как известно, царь распустил ее, назвав «бессовестной» и лишил избирательных прав мусульман Средней Азии и Казахстана. Они вплоть до советского периода, до 1920-х, были лишены права голоса.
Окончание следует.