Смерть Татьяны Золотовой. Часть 3
Продолжение рассказа о гибели Татьяны Золотовой, вот ссылки на первую и вторую части поста. Если вы не прочитали первые две части, этот текст не будет вам понятен.
После того как мы рассказали народную и официальную версии Татьяны Золотовой настало время поделиться наблюдениями над интересными деталями, которыми полна эта история.
1. Несчастие Татьяны Золотовой заключалось в том, что она украла зонтик и шпагу из вагона, а не откуда–либо еще. Обычная кража относилась к преступлениям, подсудным мировым судьям, и за нее полагалось от трех до шести месяцев тюрьмы. Татьяне, как несовершеннолетней и ранее не судимой, дали бы три. Мировой судья был прямо на хуторе Тихорецком, а отбывать наказание ее отправили бы в арестный дом в станицу Кавказскую (это был аналог уездного города для хутора Тихорецкого), и она не попала бы под конвоем в Екатеринодар, чего она так страшилась. Мировой суд не требовал предварительного следствия и был быстрым, Татьяну осудили бы в течение недели–двух, а может быть и просто на следующий день.
Кража из вагона была совсем другой историей. Это преступление (как и любая кража из публичного транспортного средства) судилось в окружном суде, с присяжными и прокурором, требовало предварительного следствия – всё это занимало в среднем полгода, а срок предварительного заключения в те годы не зачитывался как отбытие наказание. Взрослому мужчине за такое преступление давали от двух с половиной до трех лет заключения в исправительном арестантском отделении (это та же тюрьма, но с более жестким режимом) или ссылали на житье в Тобольскую и Томскую губернии на срок от двух до трех лет. Татьяна был женщиной и несовершеннолетней (совершеннолетие наступало в 21 год, а ей было 19), так что закон был к ней более мягок – ее ожидало от 8 месяцев до двух с половиной лет тюрьмы. С учетом срока ареста под следствием она провела бы за решеткой не менее года.
Это позволяет оценить всю меру любезности обкраденного судьи Добровольского, который объяснил Татьяне, что наказание будет суровее, чем она ожидает (надо думать, какие–то ее подруги/коллеги имели опыт трехмесячной отсидки), и пусть она вернет вещи, и он ее простит. Бедная дура не слушала.
2. Тихорецкие железнодорожные рабочие были суровыми и буйными людьми, только и ожидавшими случая учинить бесчинство. В 1900 году, при торжественном освящении нового здания ремонтных мастерских, они разгромили здание управления мастерскими – не спрашивайте меня почему. В 1902 году погрому, по поводу смерти Татьяны, они разгромили полицейское помещение и почтово–телеграфное отделение – чем им, интересно узнать, насолили почтовые служащие? Через четыре месяца, в ноябре, они присоединились к общей забастовке Владикавказской железной дороги, но проявили рвение выше всякой меры – именно на станции Тихорецкой случилось дикое побоище между рабочими и казаками, в ходе которого было убито 5 человек. В 1905 году, ясное дело, на Тихорецкой всё тоже было не слава богу.
Это обстоятельство четко понималось казачьими властями, которые в своих внутренних документах прямо писали, что причина народного возмущения не в гибели Золотовой, а в антагонизме между железнодорожными рабочими и солдатами, который только ищет повода для проявления в виде очередной вспышки насилия. Хутор Тихорецкий был злым местом.
3. В противоположность миру железнодорожного поселка тот мир, в котором жила Татьяна – а это был мир молодых неженатых екатеринодарских служащих и составлявших им компанию проституток – был довольно добрым. Подробные рассказы товарок и любовников Татьяны о своей жизни не показывают жестокости нравов и насилия. Нравы свободные, чем–то подходящие к современным студенческим, много выпивки, свободный секс, генеральная безалаберность.
Татьяна оказалась в поезде потому, что ехала работать на ярмарку по приглашению профессионального сутенера Балычева. Этот сутенер (тогда это занятие называлось «супник») снимал гостиницы в станицах на период ярмарок и превращал их во временные бордели, нанимая знакомых веселых девиц. Татьяна, получившая аванс, повела себя безобразно. Она не поехала в назначенный день, на следующий собралась ехать, но проспала, на третий поехала, но по пути попрала под арест. Казалось бы, жестокому сутенеру самое время как минимум избить ее. Но нет, Балычев отнесся к событиям с полнейшим добродушием. Он поехал выручать Татьяну, два раза ходил хлопотать к следователю (но не мог застать его в офисе), покупал Татьяне водку, колбасу и баранки, самым любезным образом с ней беседовал и утешал ее, уехал только потому, что у него было срочные дела, а при себе все равно не было 100 рублей залога (глупая Татьяна не объяснила дело в телеграмме), обещал вернуться через день и выкупить Татьяну из–под ареста. В общем, даже сутенер показал в этой истории пример достойного и доброжелательного поведения.
4. Татьяну, в конечном счете, погубила ее крайняя невнимательность и бестолковость. Будучи все время пьяной, она ни в чем не могла разобраться основательно, не умела расспросить людей, плохо понимало то, что ей говорили доброжелатели, и тут же всё забывала.
Первый раз она прозевала момент, когда обкраденный судья объяснил ей серьезность предстоящего наказания. Второй раз она забыла указать в телеграмме сутенеру требуемую сумму залога. Третья ошибка оказалась роковой – Татьяна в момент самоубийства была уверена, что этап заключается в том, что ее погонят в Екатеринодар, за 120 км, через станицы пешком под конвоем. Это опять было недоразумением – пешком надо было идти только в соседнюю станицу Тихорецкую (6км), для оформления документов, а в Екатеринодар надо было ехать на поезде (3–4 часа ходу). Но злосчастная выпила яд прежде, чем ей это объяснили. Внимательность – великое дело.
5. Семь с половиной тысяч жителей хутора Тихорецкий жили без всякой власти. Хутор не был отдельным поселением, а считался часть казачей станицы Тихорецкая (6 тыс. жителей), расположенной в шести километрах от него. Жители хутора не бывали в станице (что им там делать), не голосовали на станичном сходе (они не казаки, у них нет права голоса), не платили никаких налогов (у них нет земли, а налоги со строений платятся только там, где есть городское или поселковое самоуправление). Теоретически, государственной властью на хуторе был неоплачиваемый помощник станичного атамана – случайный станичник, принудительно посылаемый по ротации на две недели. Но, ясное дело, случайный молодой казак, без подготовки, без оплаты его труда, без права управлять какими–либо средствами, имел нулевое влияние на жизнь семи тысяч хмурых работяг. Следственное дело рисует этого помощника как бездельника, целыми днями гуляющего с Татьяной по окрестностям в надежде затащить ее в кусты.
Более того, желающий записаться в жители хутора Тихорецкий не имел возможности это сделать – записываться было некуда, на хуторе не было ни мещанского, ни крестьянского общества. Все свидетели–хуторяне, фигурирующие в деле, по сословной приписке считаются крестьянами или мещанами каких–то совершенно иных населенных пунктов.
С полицией дело обстояло тоже слабо. Станица Тихорецкая держала на хуторе одного постоянного полицейского урядника (ему платили) и присылала по ротации на неделю по десять казаков. Казаки были случайным образом отобраны из станичников на льготе (это возраст от 25 до 32 лет), не оплачивались, не имели какой–либо подготовки. Всякому понятно, как относятся к службе неквалифицированные, принудительно согнанные и неоплаченные дружинники. Толку от казаков было мало. Хорошо бы еще они просто сидели и квасили в своей служебной избе, но нет, они похоже еще находили время цапаться с железнодорожными рабочими по поводу и без повода, увеличивая социальную напряженность.
Таким образом, в отношении жителей хутора Тихорецкого предполагаемая тоталитарность царской России не проявлялась ни в малейшей мере. Они жили так, как будто бы государства не существует вовсе. И это еще цветочки. В ста километрах располагался быстро растущий 25–тысячный Армавир, который также не имел никакого юридического статуса, он назывался просто «селение» — то есть в этом городе не было ни самоуправления, ни налогов и бюджета, ни местных сословных обществ. Город Балуты–Нове, в котором жили 100 тысяч человек, являлся просто частной усадьбой. Юзовка (будущий Донецк), имевшая около 30 тыс. жителей, была территорией акционерного предприятия, подчинявшейся его внутреннему распорядку.
5. Жандармерия на железной дороге работает безупречно. Даже тихорецкие рабочие, у которых были виноваты все на свете, не имели к жандармам претензий – хотя, казалось бы, именно они и арестовали Татьяну. Жандармы трезвы, вежливы, толковы (видно по протоколам в деле), некоррумпированы, твердо исполняют службу как положено. После ареста Татьяны подруги предлагают жандарму отпустить ее за десять рублей – это же, блин, его недельный заработок – и жандарм твердо отказывает.
Как вышло так, что остро необходимую реформу полиции в МВД обсуждали десятилетиями (и без результата), при том что в том же министерстве действовала отличная и эффективная железнодорожная жандармерия? Почему было просто не распространить опыт на полицию, или, что еще проще, не увеличивать потихоньку жандармерию, передавая ей новые зоны ответственности?
6. Сексуальные нравы несемейных людей в мещанской среде были другими. Если у тебя есть регулярный секс с незамужней девушкой, то ты должен либо полностью обеспечивать ее – то есть сделать содержанкой, — либо не ожидать, что у нее секс только с тобой. Быть любовником незамужней женщины нельзя, можно быть только любовником проститутки/полупроституки.
7. Татьяна зарабатывала очень хорошо, 50–60 рублей в месяц. На первый взгляд, 600–700 рублей в год это просто зарплата конторщика, но Татьяна же жила одна, а зарплата того времени рассчитана на неработающую жену и 2–3 детей. Татьяна тратила 50–60 рублей только на себя – а такие расходы на себя одну могла позволить себе жена человека, зарабатывающего около 150–200 рублей в месяц. Таким образом, Татьяна жила лучше, чем жена доктора и учителя гимназии, на уровне жены молодого инженера.
8. В мемориальных целях сообщим, что Татьяна погибла вот здесь: ссылка на карту. Все дома изменились, но сетка улиц осталась, и благодаря карте, нарисованной дотошным следователем Бурцовым, мы точно знаем, где происходили события. Кстати, в России то, что однажды стало казенным местом, остается им навсегда: на месте полицейской избы теперь военкомат.
Написал erohov на erohov.d3.ru / комментировать