Иван Белозерцев: Мы выросли рядом с войной

Накануне Дня Победы губернатор Пензенской области Иван Александрович Белозерцев поделился воспоминаниями о послевоенном детстве и родственниках-фронтовиках, с портретами которых он встает в строй Бессмертного полка.

Шагнувшие в бессмертие

— Сегодня уже трудно представить День Победы без шествия Бессмертного полка, хотя это совсем новая еще история. Полк появился всего лишь 8 лет назад, а всероссийским движением, к которому присоединилась и Пенза, стал в 2013-м. Вы помните свои впечатления, когда впервые увидели Бессмертный полк и когда первый раз встали в его ряды?

— В 2013 году я был председателем Законодательного собрания Пензенской области, и от общественников Томска пришло письмо с предложением региону принять участие в акции. Я тогда подумал, что это очень хорошая идея и обязательно нужно ее поддержать, потому что из года в год ветеранов становится все меньше. Каждый раз сердце сжимается, когда 9 Мая подходишь поздравить фронтовиков и стольких уже не видишь в их строю. Знаешь, конечно, что эти люди уже ушли от нас, а все равно невольно пытаешься найти их лица. Бессмертный полк, конечно, нам их не вернет, но хотя бы ощущение, что вот они, рядом, и тоже видят этот праздник, оно есть, и от этого как-то немного легче.

Я тогда стал изучать вопрос и обрадовался, узнав, что уже нашлись неравнодушные люди, которые поддержали это движение. Конечно, было очень сильное впечатление, когда на проспекте Победы появилась огромная колонна, над которой плыли лица фронтовиков. Но совершенно другое, ни с чем не сравнимое чувство единения, когда сам встаешь в ряды полка плечом к плечу с ветеранами, молодежью, детьми в гимнастерках и пилотках. Действительно дрожь по телу, и ком к горлу подкатывает от гордости, что ты являешься участником такого важного и масштабного события, гордости за свою Родину, за своих предков, которые прошли через всю войну, отдали жизни за всех нас. От того, что и твоя фамилия причастна к этой Победе. Думаю, схожие чувства испытывают все участники Полка. Безумно жаль, что мы не сможем в этом году 9 Мая, как уже привыкли, выйти на проспект Победы. Но это не значит, что нужно отказаться от самой идеи. И прекрасно, что хотя бы в онлайн-формате, но Полк продолжит свой марш.

— История Бессмертного полка — это попытка вернуть Победе имена всех солдат, прошедших ту войну. Заставить нас открыть старые фотоальбомы, извлечь из своих архивов фронтовые письма и заговорить с теми, кто уже никогда не придет, но благодаря кому все мы живы. Чьи имена в этот день с вами?

— Эти имена со мной всегда. Но, конечно, 9 Мая свое родство с ними ощущаешь особенно остро. Старшие братья моего отца — Иван и Дмитрий Белозерцевы — не вернулись домой с фронта. Они были совсем молодыми, чуть старше 20 лет. Один погиб в 1941-м, второй пропал без вести в 1942 году. Бабушка моя всю жизнь их ждала, не верила, что их нет в живых. Часто рассказывала, какими они были, показывала нам, а иногда просто доставала и перебирала немногие письма, которые успела получить от них с фронта. Третий ее сын, Василий Родионович, к счастью, остался жив, вернулся домой. Во многом именно он дал мне путевку в жизнь. Родной брат моей мамы Дмитрий Ефанов умер от ран в 1943 году в госпитале в Тамбове. Там же и похоронен в братской могиле. Воевал и мой дедушка по материнской линии. Так что со мной много этих имен, и во время Бессмертного полка таблички с их фотографиями, фамилиями в руках и у меня, и у моих внуков.

Долгое эхо войны

— Вы были уже школьником, когда День Победы снова официально стал всесоюзным праздником. Помните, как отмечали его у вас в селе, как праздновали дома?

— Понятно, это было иначе, чем сейчас. Я помню, что собирались ветераны, хотя тогда многие из них ведь были еще молодыми, в общем-то, людьми. И грусти было даже больше, чем веселья, не все даже награды надевали, многие плакали. Конечно, выпивали. Обязательно шли в центр села, к братской могиле, где похоронены сотни бойцов, погибших при обороне села и его освобождении. Было и торжественное мероприятие с поздравительными выступлениями, песнями в клубе, а потом расходились по домам, поминать своих.

— А 30 июля — день, когда село было освобождено от фашистской оккупации, — как-то особо отмечали?

— Нет, отмечали один праздник — День Победы. Длилась немецкая оккупация совсем недолго, но те, кто ее пережил, запомнили это навсегда. Бабушка часто вспоминала, как вместе с родней и моим отцом, которому было 10 лет, прятались в погребе, когда в деревню вошли вражеские танки. Семь часов просидели в холодном погребе, а когда рискнули открыть крышку, то сразу увидели гусеницу стоящего рядом танка и снова вернулись в погреб. Напуганы были все смертельно. Немцы расквартировались в домах, еду забирали почти всю, но обошлось без зверств, которых так много было на захваченных фашистами территориях. А недели через две опять были страшные бои, и наши войска выбили немцев.

Но война долго еще не уходила от нас, даже после Победы, и не только в воспоминаниях о погибших. Ее вещественные следы и много времени спустя оставались буквально повсюду. Мальчишками мы постоянно находили и в деревне, и в лесах вокруг нее гранаты, пистолеты, винтовки, патроны, немецкие каски и даже неразорвавшиеся авиабомбы. Натыкались на тела толком не захороненных немецких солдат. Бросать в костер патроны, а иногда сразу набитые полностью автоматные рожки было обычной забавой, еще и подходили посмотреть поближе, если долго не начинало взрываться. Чудо, что никто не пострадал. С содроганием вспоминаю все это. Война была совсем близко к моему поколению. Мы росли рядом с ней. Все наши детские игры — это игры в войну.

— А как решали вопрос, кто за наших, кто за немцев? До драк не доходило?

— Обходилось без драк, хотя спорили, конечно. Я на улице был заводилой и, понятно, старался определить себя на роль «нашего». Играли в основном в полуразрушенной от снарядов церкви. В конце игры обязательно торжествовала справедливость, независимо ни от чего: Советская Армия побеждала фашистскую Германию. Оружие мастерили из алюминиевой проволоки, а когда стали еще старше — выпиливали ножовкой из досок. Иногда откапывали настоящие автоматы.

В деревне взрослые работали с утра до позднего вечера и не видели, какой опасности мы порой подвергали свои жизни этими находками. Не зря, наверное, говорят, что мужчины — это случайно выжившие мальчики.

Память и боль

— Когда стало приходить уже взрослое ощущение, что война — это не только подвиги и что в первую очередь это действительно страшно?

— Наверное, лет в 15, когда начал прислушиваться к разговорам взрослых. Когда бабушка рассказывала о том, как им приходилось сосуществовать с немцами и что они тоже были разные: одни отнимали последнее, а другие, встретив ребенка, могли с ним поделиться какой-нибудь едой. Когда видел, как мучается мой дед, надевая или вечером, после работы, снимая протез. Вот тогда действительно уже приходило осознание, что война — это страшно и главное, чтобы она никогда не повторилась.

И вместе с тем надо сказать, что война воспитала особых людей, которые потом воспитывали нас. Фронтовики были в первую очередь морально сильными людьми. У моего деда, вернувшегося с войны без ноги, не было времени жалеть себя. Ему нельзя было опускать руки. Время было трудное, голодное. А дома жена и две дочери, которых надо было кормить и поднимать. Нужно и дров из леса привезти, наколоть их, накосить сено, убрать за скотиной, потому что без нее семья просто не выживет. Все это очень тяжелый физический труд. И он не один был такой. Глядя на соседских мужиков, которые кто без ноги, кто без руки, а кто без глаза, но все равно не сдались, трудились наравне со здоровыми, через не могу, как можно было самому расти лентяем и отлынивать от работы? Мы воспитывались без лишних слов, просто глядя на этих мужественных людей.

— Не так давно вы очень эмоционально делились впечатлениями о фильме «Чистое небо». Случалось ли вам смотреть современные фильмы о войне, которые бы произвели такое же сильное впечатление?

— Таких, конечно, нет. Да их, наверное, и не может быть. Все-таки «Чистое небо», как и «Балладу о солдате», снимал фронтовик Григорий Чухрай. Так может снять только человек, который сам это пережил, пропустил через себя. И он знал, о чем он снимает.

Справедливости ради я скажу, что неплохие, на мой взгляд, современные фильмы о войне есть, просто нам сложнее их уже воспринимать, они нацелены больше на другое поколение, сделаны в другой манере. Но в то же время, если я вдруг на такой фильм по телевизору натыкаюсь, я его не выключаю, как это было с фильмами, которые снимали в 90-е годы.

— Вам не кажется, что нас отличает от сегодняшнего поколения не только восприятие фильмов, но и само отношение к войне? Как бы мы ни старались, но уходит то обостренное чувство невозвратной потери, которое заставляло порой бессильно плакать мальчишек послевоенных поколений?

— Я согласен, молодые люди сегодня не могут воспринимать произошедшее тогда так же обостренно больно, как мы. Для них это рассказанные или прочитанные истории, а для нас они были живыми, произошедшими с теми, кого мы знали, с близкими нам людьми. Это закон времени, закон жизни, который нельзя изменить, так же как нельзя заставить чувствовать. Но вот воспитать в них уважение к своей истории, к подвигу своих предков мы можем и должны это сделать.

— Как вы планируете отметить День Победы в этом году, когда он не может пройти так, как всем нам хотелось бы?

— Возложу цветы к Вечному огню. Обязательно позвоню и поздравлю с праздником ветеранов, с которыми хорошо знаком. Вечером соберемся в кругу семьи вспомнить всех своих родных, не вернувшихся с войны и хлебнувших ее тяготы. И это, может быть, самое важное — День Победы в этом смысле тоже праздник семейный. Потому что до тех пор, пока в каждой семье перечитывают фронтовые письма, вглядываются в лица написавших их людей на фотографиях, вспоминают своих фронтовиков, они остаются с нами, остаются бессмертными. И это то немногое, что мы можем для них сделать.