Уроки Октября для русского национализма
С русской национальной точки зрения в самом точном смысле слова, т.е. с точки зрения русской нации как политического субъекта, Октябрь 17-го - беспримерная катастрофа. Эта страшная смута и её последствия буквально смыла все те ещё совершенно новые, не отвердевшие институты национальной жизни, которые только-только начали складываться в период 1905 – 1917 гг. В предлагаемых ниже заметках я хотел бы немного поразмышлять о причинах этой катастрофы и попытаться сделать какие-то выводы для сегодняшнего дня.
Вспомним строчку из знаменитой песни Игоря Талькова: «Как ты смогла себя отдать на растерзание вандалам?», - она лучше всего формулирует то чувство горестного удивления, которое поражает всякого русского, стремящегося мыслить, при знакомстве с ужасными летописями той эпохи. Тальков ответа на поставленный вопрос не даёт, он его давать и не обязан, он поэт, а не мыслитель, но видно, что он этим вопросом мучается. В другой его гораздо менее известной песне «Век-Мамай» есть такие строки: «Двадцатый век как хан Мамай пронесся над Землёю, / Но больше всех досталось нам от этого разбою. / На мир, где правил капитал, он тоже покушался, / Но получивши по зубам, затих и сразу сдался». Но почему «век-Мамай» победил только у нас, почему не «получил по зубам»? Опять-таки и здесь Тальков ответа не даёт, песня завершается бодрым финалом: «Да что там думать и гадать, / Сия беда не нова, / Нам нужно срочно воскрешать / Димитрия Донского».
Впрочем, у значительной части русских националистов есть готовый ответ на этот вопрос. Ответ достаточно традиционный, конспирологический – дескать, всё дело в заговоре тёмных сил, я эту точку зрения слышу уже более 30 лет, только раньше главными виновниками катастрофы считались евреи, теперь англичане. Конспирология - это видимо родовая болезнь русского национализма, ещё недавно мне казалось, что она осталось в прошлом, но жидомасонскую манию сменила мания англошпионская и расцвела не менее пышным цветом. Трудно найти человека, который бы принёс столько вреда русской гуманитарной культуре как Галковский (разве только Дугин), я думаю, он английский шпион (шутка). Конспирология привлекает русский ум той свободой, которую она даёт для фантазий (а русский ум, как и вообще русский человек, не любит рамок), во-вторых, это очень оптимистическая идеология – она снимает с нас ответственность за происходящее – мы хорошие, да вот коварные враги помешали. Я сейчас не иронизирую – без конспирологии русскому человеку впору прийти в отчаяние, это своего рода терапия, но это тот случай, когда лекарство хуже болезни, она убивает всякую строгость мышления.
Не отрицая конспирологический фактор в принципе или непропорциональное представительство евреев среди большевиков, я однако считаю, что главные причины нашей катастрофы отнюдь не внешние, а внутренние, а первая из них – слабость русских социальных институтов, отсутствие нации. Почему маргинальная политическая секта вообще смогла победить? В 1919 году известный ученый-аграрник А.В. Чаянов написал, что «русская революция с подчеркнутой наглядностью… показала, что у нас еще нет нации…». И когда изучаешь историю Гражданской войны, когда видишь, насколько плохо русская общественность организовывала отпор красным (только 40% русского офицерского корпуса приняли участие в борьбе с большевизмом), то да, понимаешь - при всем почтении к героям Белого дела: нации действительно нет. Кстати, характерна весьма малая роль в антибольшевистском сопротивлении партийных русских националистов (2-я по численности фракция во III и IV Думе), да они в нём участвуют, но на вторых-третьих ролях, это несравнимо с ролью, скажем, эсеров или даже кадетов. Напомню, что организаторы Тамбовского и Ярославского восстания Антонов и Савинков – эсеры, активно боровшиеся с самодержавием, вожди Ижевско-Воткинского восстания тоже в основном левые.
Но почему не было нации? Потому что Российская империя была устроена так, что русская нация как самостоятельный политический субъект в ней не была предусмотрена, русские должны были быть материальным и человеческим ресурсом патримониальной империи Романовых, а не её хозяевами. Ситуация стала меняться только после манифеста 17 октября 1905 г. – но 12 лет слишком короткий срок для «отвердения» новых социально-политических институтов. В этом смысле Октябрьский переворот и всё, что за ним последовало это радикальное отрицание именно новой, национальной, европейской России, но при этом своеобразная реставрация Российской империи до 1905 г., не в полном объёме, конечно, но некоторых важных её структурных элементов – неевропейских, идущих ещё от Московского царства. Прежде всего это надзаконность верховной власти и служилый статус русского народа, теперь, при большевиках, приобретший, по сути, тотальный характер. В этом смысле Октябрьский переворот можно называть явлением глубоко, если не национальным, то почвенным. Крестьянское большинство загонять столыпинских хуторян и отрубников обратно в общину не евреи и не англичане заставляли. Как писал Короленко Луначарскому уже в 1920 году: «Вы [большевики] являетесь только настоящим выражением её [России] прошлого… вы явились естественными представителями русского народа с его привычкой к произволу, с его наивными ожиданиями “всего сразу”, с отсутствием даже начатков разумной организации и творчества».
Да, долгое время большевизм властвовал под лозунгами абсолютного отрицания русского прошлого («Я предлагаю Минина расплавить…»), но ведь и Пётр I производил свои реформы под лозунгами отрицания старой России, а главное, уже через 20 лет после Октябрьского переворота Сталин создал для нового общества державно-патриотическое и отчасти даже националистическое («великий русский народ») оформление, которое до сих пор приводит в восторг наших патриотов, и которое сейчас является мейнстримом и для официальной пропаганды, и для массового русского сознания.
И смотрите, рухнул СССР, и через 20 лет мы снова к советчине вернулись, как псы на свою блевотину. РФ – это мини-СССР во всём, кроме всё более и более сжимающегося, как шагреневая кожа, социального государства, которое, после смерти Сталина всё-таки худо-бедно начали строить.
К чему я собственно веду? К тому, что мы должны понимать: Октябрь и СССР – не случайность и не происки евреев и англичан, это – пусть и не фатальное – но следствие предыдущей русской истории, которая раз за разом воссоздаёт схожую социально-политическую структуру, где роль русских определена в качестве служилого народа, а не демократической нации. И где большинство русских - надо признаться в этом хотя бы самим себе - с этой ролью, кряхтя и проклиная её, всё же смирилось. Т.е. надо себе отдавать отчёт, что сопротивляться этому порядку вещей – значит переть против рожна. Но, с другой стороны, смириться с ним, встроиться в него (а мы знаем, что многие наши коллеги уже давно в него встроены), уповая на его перерождение – значит обречь себя на роль декорации антинационального в самом строгом смысле слова режима, ибо единственный возможный национализм в такой структуре может быть только декоративным, а его истинная идеология – послушание начальству.
Националистов могут использовать для потравы либералов или украинцев, но им никогда не разрешат стать самостоятельной политической силой, ибо это разрушает весь фундамент российской власти. Вот такой нам предоставляет выбор наша современность и наша история – плыть в мейнстриме русской истории или попытаться плыть против течения. А что значит плыть против течения конкретно? Это бороться за слом истинно «почвенной» политической структуры – системы неподконтрольной обществу надзаконной российской власти, присутствие которой в русской истории прослеживается на протяжении почти шести столетий, и одна из вариаций которой победила в октябре 1917 года. Борьба за русскую нацию – это борьба за демократию. Вот что писал об этом один из известнейших русских националистов в 1904 г.:
«”Нация” есть не физическое существо, а политическое. Нация есть одухотворенный народ, сознающий себя среди других народов независимым и державным. Нация — это когда люди чувствуют себя обладателями страны, ее хозяевами. Но сознавать себя хозяевами могут только граждане, люди обеспеченные в свободе мнения и в праве некоторого закономерного участия в делах страны. Если нет этих основных условий гражданственности, нет и национальности, или она зачаточна. Нация есть душа народа: общий разум и общая любовь. Но возможен ли общий разум, если он обречен молчанию? Возможна ли общая любовь без творческого участия в том, что любишь? Итак, нация есть союз гражданский прежде всего. “Все остальное приложится”, если найдена вот эта “правда” — гражданская справедливость. Какая бы группа ни соединилась для защиты и бережения основных прав человека, она становится нацией». Вы, может быть, подумали, что это П.Б. Струве, но нет, это М.О. Меньшиков. Мне кажется, эти слова могут быть девизом всех истинных русских националистов сегодня.
С.М. Сергеев