Полицай 17 лет прятался в Ростове под кроватью. Вышел на свет только в 1962 г.
Советский публицист Лев Гинзбург, который специализировался на репортажах о полицаях, в 1960-е гг. приехал в Ростов-на-Дону, чтобы взять интервью у советского коллаборациониста, долгое время скрывающегося дома под кроватью. К сожалению, к тому моменту как бывший немецкий полицай вышел не свет, была объявлена амнистия, и к нему не было принято никаких мер. Представляем на ваш суд отрывок из этого репортажа:
«Из чиновничьей семьи, сибиряк, колчаковский прапорщик. После гражданской войны — в Ростове, бухгалтер в тресте столовых и ресторанов, руководитель ансамбля народных инструментов: играл на балалайке, гитаре и мандолине. О своей «советской деятельности» говорит так:
— Работал активно, избираем был в завком, в профком. В 1941 году — война, ополчение. Ночью полк отступал из Новочеркасска, задержали немцы.
Удалось убежать, вернуться домой.
Голодно. Кто-то сказал, что в полиции, если туда поступить, «будут хорошо питать и дадут документы».
— Я поступил в полицию. Обязанности: следить за порядком, обход участка, вывод населения на работы.
Обходил участок длинный бледный человек с повязкой на рукаве.
— Ну, и как же вас «питали» в полиции?
— Плохо. Никаких привилегий не было. Собак, кошек ели. К стыду…
Служба продолжалась. Были случаи, поступали доносы от провокаторов: в такой-то квартире прячется коммунист, еврей, хранят советскую литературу. Ходил. Производил обыски. Доставлял подозреваемых в полицию.
— Вы знали о расстрелах, о пытках?
— Лично не видел. Но говорили…
— И вам не жаль было людей?
— Что делать…
Он «исполнял обязанности», но никого из соседей по дому не выдал, даже помог кое-кому.
Когда стали регистрировать евреев, к нему пришел дирижер духового оркестра, знал его «по линии искусства».
— Спрашивает меня: «Что делать, являться ли?..»
Я сказал: «Явись, им, наверно, такие специалисты, как ты, пригодятся…» Думаю, он меня послушался и погиб. Больше я его никогда не встречал.
В 1943 году при отступлении немцев из Ростова пешком ушел в Таганрог, оттуда — в Первомайское, с немцами бежал в Германию, работал бухгалтером на немецком заводе. Когда пришла Красная Армия, выдал себя за военнопленного, легко прошел «госпроверку» и вернулся в Ростов. Домой пришел ночью — никто его не видел.
Это было в 1945 году. Ему было тогда пятьдесят три года. Сейчас ему семьдесят…
Он знал, что его могут опознать, разоблачить как полицейского, судить.
— Я боялся.
И он залез под кровать,
Семнадцать лет он прожил под кроватью или в ларе для муки, семнадцать лет ни разу не выходил на улицу, не дышал воздухом.
Старилась жена, рос сын, совсем одряхлела теща. Ночью он спал с женой, чутко прислушиваясь к скрипам, к шорохам. Утром вставал, делал гимнастику и уползал под кровать, с которой до пола свисало плотное покрывало.
Изредка он вылезал, слушал радио, помогал по хозяйству…
Эта бесконечная процедура — его залезание под кровать — была главной деталью жизни этой семьи. Никогда не приходили гости. Если к сыну случайно заглядывал кто-то из товарищей или девушек, он лежал под кроватью, боясь кашлянуть, шелохнуться. Над семьей тяготела страшная тайна.
Время шло: конец сороковых годов, начало пятидесятых, шестидесятые… Он знал о происходящих событиях от радио, напряженно следил за новостями, но каждое утро все начиналось сначала — длинный старый человек уползал под кровать.
Сын вырос, работал электротехником, влюбился, женился — молодую жену надо было ввести в дом. Он открыл ей страшный секрет. Теперь в историю с «отцом под кроватью» втянута была еще одна судьба и еще одна жизнь исковеркана.
А он все жил под кроватью, иногда, в случае особой опасности, залезал в ларь. Если за окном раздавались шаги, прятался за умывальник.
Ему шел седьмой десяток. Он стал стариком. У него выпали все зубы — он страдал зубной болью, но, конечно, не мог обратиться к врачу. Тем не менее серьезно он не болел ни разу.
— Я не рад уже был жизни. У меня нервы были издерганы, и сердце стало плохо работать. Но это у меня. А родные?..
Однажды в семье случилось несчастье — умерла мать жены. Пришли прощаться родственники, соседи, в комнату набралось много народу.
Он замер в своем укрытии — больше всего боялся чихнуть. Из-под кровати он видел ноги входивших, слышал голоса…
Наконец, осенью 1962 года, сын сказал: нужно явиться.
Он шел по городу, в котором скрывался семнадцать лет, и не узнавал ни людей, ни домов, ни улиц. Все это выросло без него, не при нем.
Он явился с саквояжиком, заявил:
— Я служил в полиции.
На него взглянули с удивлением.
Он сказал:
— Я семнадцать лет прятался. Арестуйте меня.
Его опросили и отпустили домой: семь лет, как на него распространялась амнистия.
Ему дали паспорт, прописали, устроили на работу в гараж.
— …Я, по-моему, даже не заслужил такого внимания.
Плачет. Беззвучным старческим плачем. Это — сухой плач, без слез. Плач человека из-под кровати…
Источник: Гинзбург Л.В. Бездна. — М.: Советский писатель, 1967