Цацки и книжки. Надя Алексеева
Писательница и драматург Надя Алексеева рассказывает про свои любимые украшения
Обожаю драму. Украшения становятся моими, когда попадают ко мне вместе с сюжетом. А если истории нет — могу выстроить ее сама. Например, вплести колье в роман, чтобы оно стало символом характера героини. Украшения чаще покупаю сама. Вернее, набредаю на них. Это интуитивные покупки, я просто вижу, что мое и беру (и с людьми так). Ценники для меня вторичны. У меня есть серьги с блошиного рынка и те, что надеваю в оперу. Люблю привозить украшения из путешествий и переездов. В моем втором романе действие в двух городах. Из Белграда у меня колье, из Ялты — серьги. Вместе я их еще не носила. Пожалуй, пора рискнуть.
Кулон я привезла из Миры или Миры Ликийской. Это такой античный город в Средиземноморье, на территории современной Турции. Погуглите. Выдолблен в скале, похож на пчелиные соты из песка. Там по преданию служил Святитель Николай, которого обожают в России, а на западе он и вовсе Санта-Клаус. На последнем курсе, на каникулах, я путешествовала по Турции. Решила купить себе кулон, на котором было чернение, вроде абриса святого. А потом было жаркое лето, я много плавала. И еще череда морских каникул. Изображение постепенно затерлось.
Теперь, когда меня спрашивают, что это за кулон, можно смело сочинить любую байку. Потому что я и сама не могу разглядеть на серебре Святителя Николая. Зато именно так назывался корабль, который доставил меня на Валаам. А там я нашла историю на роман, мой дебют, «Полунощницу».
Кстати, этот кулон ношу как крестик. Когда я хотела в церкви купить себе новый, именно крестообразный — мне сказали, так не положено, носите, какой есть, пока не потеряете. А герой «Полунощницы», Павел, в котором много моего, и вовсе носит крестик в кармане.
Слово «цацки» для меня означает золото с камешками. Такие мне дарит муж и я часто ношу их под одеждой, неприметно, для себя. Разве что помолвочное кольцо с бриллиантом, ставшее счастливым.
В «Белграде», моем втором романе, есть сцена, где героине делают предложение. Эпизод драматичный, и героиня отвечает… Впрочем, без спойлеров. У меня лично было совершенно не так. Муж из Белграда смотался якобы по делам в Москву. Была зима 23-го года, я его отпускать не хотела. Волновалась.
Вернулся под Новый год. Когда в Москве пробили куранты, а в Белграде было только десять вечера, достал коробочку и предложил выйти за него замуж. Его трясло: вдруг я что-то не то отвечу. Меня трясло: вдруг кольцо, как в той серии «Секса в большом городе», будет желтого золота с бриллиантом в форме груши. Но нет! Кольцо было идеальное. Тяжеленькое, классическое. Идеально село. Примерив, мы со страху обнялись, помолчали. Потом еще выпили. И тут он рассказал, как подбирал размер. Нет, он не обвязывал мой пальчик ниточкой во сне. И не крал моих перчаток. Он просто показал в ювелирном мои фотографии. А консультант спросила мой рост и определила размер. А вы говорите, чудес не случается.
Только представьте, у женщины первая в жизни презентация первого в жизни романа, она надевает платье и… похожа на Долорес Амбридж из «Гарри Поттера». Такая вся конфетно-розово-с котятками. Глобально менять образ уже поздно. Бросается она к шкатулке с украшениями и там находит вот эти, графичные, сине-зеленые штучки. Надевает, застегивает — и становится интересной.
За брошь спасибо «Русскому музею». Еще до ковида я как-то встречала в Питере Новый год, и хвост очереди в музей вился до самого Пушкина в сквере. Я отстояла, купила билет, кофе. Согрелась лишь, когда на витрине с сувенирами блеснул этот «Малевич» (я часто даю имена вещам). Признаюсь, эту брошь люблю больше его работ. Супрематизм — великая вещь, точная наука, но в живописи предпочитаю дикую, экспрессивную манеру. Мои творцы — Ван Гог и Врубель. А серьги, просто серьги Ice&High. Часто смотрю коллекции — их дизайнеры, как и я, обожают зеленое стекло.
Брошь ношу на кармане джинсов, левом, не знаю почему. Когда этим летом прощалась с Белградом, где прожила полтора года и написала одноименный городу роман, пошла бродить по книжным. Писатель всегда писатель.
Когда мы только переехали, современной русской прозы (хотя бы в переводе) в тамошних магазинах было мало, для любителей читать на бумаге — прямо беда. А вот в старом городе в хипстерской такой лавке (с кафешкой внутри, все как мы любим), натыкаюсь на красную обложку «Саша, здраво!» («Саша, привет!» Дмитрия Данилова). А рядом лежит эта брошь. Купила обоих.
Книжка Данилова на сербском, но я знаю язык, смогу ее прочесть, если раньше не подарю автору — любимому мастеру, у которого училась драматургии. А брошь, как видите, на русском. Мне нравится, что ее можно трактовать двояко. И «несу свет» — так говорят про мое обаяние, и «несусвет» — в значении чудачка. Что тоже про меня.
«Два башмака, а какие разные судьбы» — так, кажется, Холмс говорил лорду Баскервилю. Два кольца, которые я порой вот так и ношу на левой руке, тоже из разных миров. То, что похоже на ламу, позолоченное, из Прованса. Точне из Арля, где жил Ван Гог. Я туда поехала на весь день и угорела: на бедном Винсенте паразитируют напропалую. В ночное кафе не зайти даже днем, подсолнухи печатают на салфетках, звездное небо — на скатертях. Я зашла в бутик местного дизайнера, просто перевести дух, завидев там что-то серо-бежевое на витрине. Зашла — и обрадовалась, никакого Ван Гога, все свое, простое, угловатое. Кольцо-лама из треугольников. Примерила и не захотела снять. Получается, как с тем кулоном, только я знаю, что в ламе есть Ван Гог. Мой личный, оригинальный Винсент.
На безымянном — кольцо с эмалью. Зеленое с позолотой. Купила в Исакии. Этот питерский собор, как, скажем, и собор Святого Петра в Ватикане, предпочитаю смотреть снаружи. Внутри он мрачен, грозен, чувствуешь себя букашкой. Наверное, мне нужна была милая безделушка, чтобы примириться с пространством.
Это счастливые серьги. Еще не встречала человека, который бы не обратил на них внимания. Они о том, как важно не относиться к себе слишком серьезно. Порой читатели на встречах хвалят, есть риск возгордиться сверх меры. Но! Не в «чайниках».
Их история такая. Мы только познакомились с будущим мужем, не притерлись, и важности делать женщинам подарки он еще не понимал. А мне хотелось вещицу от него. Есть теория про языки любви: кому-то нужны слова, кому-то видеть любимого, кому-то вместе делать что-то. Мне важны подарки и прикосновения. Но ведь на втором свидании так в лоб не скажешь. Поэтому, когда мы случайно забрели на барахолку, где распродавали всякое в пользу приюта для животных, я остановилась у этих сережек, а он, умилившись, — отдал сколько не жалко (такие были условия фонда). Заплатил он прилично. Потом рассказывал, там понял, что я не такая уж избалованная, какой кажусь, а я поняла, что буду с подарками. Может, это хороший совет для первых свиданий — ведите его на благотворительные распродажи.
Это колье вошло в роман «Белград». Там есть сцена, где муж с женой, переехавшие в Сербию, собираются в театр. Она хочет нарядиться. А для него в приоритете карьера, и поскольку там будет его новая команда, важно, чтобы жена не высовывалась. И вот вместо искрящегося вечернего платья, она натягивает брюки и черную водолазку. Позволяет себе надеть поверх лишь это колье из скрученных серебряных нитей. Но у нее есть тайна. И красное платье для другого, особого случая.
«Белград» для меня про отношения в браке в смутное время, когда все семейные трещины становятся особенно заметны, когда вы вынуждены приспосабливаться не только друг к другу, но и к чужой стране, языку, окружению. Порой я это колье ношу с синим брючным костюмом, или, как героиня, — поверх черной водолазки. Я часто сама себе ворожу в текстах.
Когда была подростком, украшения мне дарила старшая сестра. А я порой разоряла ее шкатулку без спроса, надевала что-то «на выход», боялась посеять. Она же и пристрастила меня к серьгам. Их у меня пар тридцать, в основном серебро. К моей оливковой коже больше идет желтое золото, но детские привычки неискоренимы. Эти серьги — последние из могикан. Очень их берегу. Интересны тем, что сине-зелено-фиолетовые, подстраиваются под глаза, под море, под крымские сосны. Я купила их в Ливадии, возле дворца есть прекрасный сувенирный магазин.
Раньше я бывала в Крыму каждый год, проезжала с восточного побережья, из Судака и Коктебеля, до Ялты и Севастополя, жила неделю здесь, неделю там, удаленно работала. И как я теперь понимаю, собирала фактуру для романа. Потому что в «Белграде» есть вторая линия, это Чехов в Ялте, его мир, его брак с Ольгой Книпппер, отношения с сестрой и с литературой.
Так вот, побывать у Чехова на Белой даче и купить серьги в Ливадии — два обязательных пункта ежегодных моих поездок. У меня было три пары крымских сережек: с лунным камнем, витое серебро и эти, с глазурованным фарфором. Только фарфор и уцелел. Остальные потерялись. Утонули в море, обронила где-то в предгорьях. Радует то, что все там, в Крыму. Если верить приметам, смогу вернуться.
Комплект подарил мне муж на день рождения лет восемь тому. Я угорала по комплектам украшений (теперь мне интереснее сочетать разное самой). Серьги показались банальными — эка невидаль, листики. Я уже хотела просить консультанта показать еще что-то, как она, мудрая такая тетка, остановила меня ладонью: подождите. Полезла куда-то в ящички и достала оттуда вот это кольцо.
Неталантливый дизайнер мог бы и туда листочек прилепить, вышло бы мило, но без искры. А так получился комплект с стиле арт-нуво, вдохновленный природой, но не копирующий ее вслепую. В общем, его только и могу носить комплектом. Остальные свои парные украшения забросила, пока не придумаю, чем разбавить.
И снова Питер в этих стеклянных серьгах. Сама удивляюсь, как много найденного в северной столице осталось со мной. Купила их недавно, после презентации «Полунощницы» в рамках летней ярмарки на Дворцовой. Жара стояла неимоверная. Духота и полный зал народу на презентации, люди толпятся. Я впервые подписала книг столько, что устала рука. И потом торопилсь на «Сапсан», бежала, обвешанная рюкзаками и шопперами, но не смогла пройти мимо витрины с такими серьгами. Понравилось, что они невесомые и сочетание цветов такое медно-морское. Захотелось свой неожиданный питерский успех как-то материализовать.
Эти серьги я надевала на премию МХТ, которую вручали на главной сцене театра. Обычно за моими распущенными волосами сережек не видно, но эти оценили по достоинству.
У меня раньше было спецплатье для знакомства со старшими родственниками мужа, ну и вообще со старшим поколением. Скромное, длинное, элегантное. Со временем я расслабилась и меньше с ума схожу по тому, кто что обо мне подумает. Но вот этот комплект подобрался к тем же целям. Кроме того, мне идет жемчуг (вот написала и думаю, а кому не идет?). Серьги подарила моя подруга из вуза, Диляра. Она всегда комплементировала моим мозгам, говорила, что вот эти завитки серебра для нее символ причудливой мысли. Ожерелье с бантиком я подобрала сама, в одном белградском магазине. Бренд не помню, зато выучила сербское слово «огрлица».
Как и серьги-чайники, это колье без комплиментов с вечеринки не уходит. Муж подарил мне его на Кипре. Я просто увидела это сердце на уличной распродаже (выше я рассказывала, как проделывать этот фокус с подарком). Подвеска довольно крупная и так любопытно покрашена, будто и старое золото, и новое одновременно. Да еще эта ассиметрия. В романах его пока нет, зато я надеваю его на милонги. Танго-танцульки. Увлекаюсь аргентинским танго. Сочетаю его с черным летящим платьем на тонких бретельках.
Думаю, это колье дало цвет обложке моей «Полунощницы». Когда позвали на «Лицей», на Красную площадь, попросили одеться поярче. За сутки попросили. А у меня уже был льняной костюм цвета слоновой кости. Положение спасли, как всегда, аксессуары — ярко-рыжая сумочка и вот это колье из магазина “P.S.” в Белграде. Они специализируются на вечерних нарядах и крупных вычурных украшениях. На солнце это колье играет и переливается.
А обложку «Полунощницы» изначально прислали в чернильно-лиловом оттенке. Я попросила сменить цвет на что-то водяное, ладожское. И когда получила макет с похожим, зелено-голубым тоном, поняла — то, что надо.