Путь минометчика
Рыбинец Юрий Ражев воевал в Карелии, прошагал от Польши до немецкого Штеттина, в составе последнего десанта Великой Отечественной войны высадился на остров Борнхольм, где фашисты не сдавались даже после капитуляции Третьего Рейха Трудное детство
Юрий Ражев родился в феврале 1925 года в крестьянской семье в деревне Погорелка. Он был средним из трех детей. Отец работал мастером на молокозаводе, с 1931 года семья постоянно переезжала с места на место — нужно было налаживать работу на других молокозаводах. В 1937 году по доносу главу семьи арестовали — якобы он входил в группу вредителей.
— В рыбинской «Софийке» он просидел восемь месяцев. В начале апреля 1938-го его выпустили до суда. Он уже был серьезно болен и через несколько дней умер. Помню, как умирая, отец повторял: «В тюрьмах сидят безвинно арестованные — вот где вредительство!» — вспоминает Юрий Алексеевич.
Вместе с матерью и младшей сестрой семья вернулась домой, в Погорелку.
— На двоих детей мама получала пенсию 58 рублей, работала уборщицей на нескольких работах. Мы держали корову, сдавали молоко заготовителям, растили огород. Средств хватало, только чтобы прокормиться, — вспоминает ветеран.
Когда началась война, Юрию было шестнадцать. День 22 июня 1941 года он помнит до сих пор:
— Люди выходили на улицу, разносили страшную весть по домам: «Война началась! Война!». Все думали об одном: будет худо.
Юность на лесоповале
В сентябре 1941-го восьмиклассники Погорельской школы отправились не за парты, а на рытье рвов под Еремейцево. Копали их до снегу, готовились к обороне. В 1942-м парнишку мобилизовали на лесозаготовки. В войну дрова использовались как топливо для паровозов. Уголь в СССР был дефицитом — к концу октября 1941-го Донбасс, главный поставщик угля, уже был занят немцами.
Пилить лес Юра ходил вместе с напарником — пожилым мужчиной.
— Я был худенький, но крепкий, — вспоминает Юрий Алексеевич. — Работать ходили за 13 километров. Валили большие сосны, пилили их на метровые чурбаки, складывали в штабель и сдавали приемщику. Механизации труда никакой, из инструментов — топор да двуручная пила. Зимы тогда были холодные, до минус 35 градусов, снегу по пояс. Сдадим — идем за четыре километра в Глебово, в столовую. Если выполнишь норму в шесть кубометров дров, давали двойной обед: по две тарелки супа и 400 граммов хлеба. Возвращаемся домой, поспим немного — и опять на работу.
Тяжело в учении
В начале января 1943 года Юрия Ражева призвали в армию.
— Посадили в теплушки, привезли под Киров, в Котельнич, — вспоминает он. — В тридцати километрах от станции был военный лагерь Вишкиль. Ближе к ночи нас высадили из вагонов. Темнота, мороз 30-градусный. Шли всю ночь, устали до невозможности — мальчишки ведь совсем еще, по семнадцать лет. До одной деревни дошли — не пускают, до другой — тоже. Стучим в избу: «Открывайте, а то сожжем дом!». Пустили. Мы грохнулись на пол и тут и заснули. Утром хозяйка воды вскипятила. У меня сухари с собой были в котомке, поели. И снова в путь.
Вишкильский военный лагерь располагался на берегу Вятки. Здесь формировали маршевые роты, обучали новобранцев перед отправкой на фронт. В школе младших командиров Юрий Ражев учился на минометчика.
Жили будущие пехотинцы в спартанских условиях. Землянки, в них двухъярусные нары, питание очень скудное.
— 650 граммов хлеба давали на сутки, в обед — суп из соленых грибов или с соленым огурцом, утром две ложки каши и 25 граммов сахара, вечером — пшенка. До того нас «закормили», что солдат 48-50 килограммов весил, — грустно шутит ветеран.
В мае 1944-го взвод одели в новую форму и отправили на Карельский фронт, под Старую Руссу. Пополнения ждал 419-й стрелковый полк 18-й стрелковой дивизии.
— Наша дивизия стояла в лесу. От станции семь километров шли до нее пешком: двое солдат идут, третьего под руки ведут. Офицеры увидели нас, за голову схватились. Медики назначили усиленное питание: сначала дробное, раз восемь в день по чуть-чуть кормили, потом уже по котелку каши, супу жирного с тушенкой. Тогда мы не могли поверить, что досыта можно наесться, — вспоминает Юрий Алексеевич.
Младшего сержанта Ражева определили в минометную роту. В июне полк выступил в сторону Ленинграда, а дальше двинулся на Петрозаводск.
— В сутки проходили по тридцать и более километров. Пятьдесят минут идешь, десять перерыв. Ложишься — ноги кверху, чтобы отдыхали. Каждый солдат тащил на себе килограммов по сорок. У минометчиков добра много: 30 кг плита, 17 кг двунога, 19 кг ствол, восемь мин и лотки — еще кг 15, винтовка — 4,5 кг, патронов кг на два, ложка, котелок. Каждый что-то из этого нес, — вспоминает пехотинец. — Палаток никаких не было. Спали под открытым небом, по двое спиной друг к другу, чтобы теплее, накрывшись шинелью.
Карельский фронт
Как явствует из журнала боевых действий (опубликован на портале «Память народа»), 20 июня 1944 года «полк прервал долговременную оборону противника» и пошел в наступление. Стояла задача — прорвать оборону финской армии и выйти к реке Свири, которая соединяет Ладожское озеро с Онежским. К вечеру 21 июня подошли к рубежу противника, имея на своем пути обширные минные поля и усиленные арьергарды не-приятеля. «Утром 22 июня произошел короткий, но жаркий бой… В результате боя сопротивление противника было сломлено, и он был отброшен на северный берег Свири», сообщается в полковом журнале. В этом сражении отличился рыбинец. Командир минометного расчета 2-й минометной роты младший сержант Юрий Ражев был отмечен медалью «За отвагу» «за то, что он огнем своего миномета уничтожил пулеметную точку противника в бою 22.06.1944 года, которая вела огонь по нашим войскам, форсировавшим реку Свирь», читаем в наградных документах.
— Финны отступили за реку, — вспоминает минометчик. — Надо форсировать. На чем? Стали разбирать деревянные дома (из населения там никого уже не было), делать из них плоты. Вперед послали троих наших ребят с автоматами, на бревнах. Мы за ними.
Бойцы 419-го полка форсировали Свирь первыми в дивизии. В карельских болотах противник держал оборону месяц. 19 июля полку был дан приказ наступать.
— Пехота выдвинулась вперед. Построили деревянную гать, приготовили мины, таскали их по болоту. Два или три дня шли бои. Наших сильно побили финны, осталось в строю шиш да маленько. Наступление прекратилось, мы остановились в лесу, заняли оборону, — рассказывает ветеран.
23 июля было приказано к трем утра следующего дня прорвать вражескую оборону на рубеже «безымянная высота — озеро Лоймоланъярви», перерезать финнам железнодорожные и шоссейные дороги. «Подступы к высоте с нашей стороны представляют собою вязкое болото, хорошо просматриваемое и простреливаемое со стороны противника, вследствие чего наши наступающие подразделения понесли значительные потери, и овладеть частью высоты удалось лишь при повторных атаках 25 и 26 июля», — рассказывает нам журнал боевых действий. За время этих боев только убитыми полк потерял порядка 600 солдат и офицеров.
Второй медалью «За отвагу» младший сержант Ражев был награжден «за то, что он в бою 23 июля 1944 года у высоты безымянной на подступах к станции Лоймола под огнем противника бесперебойно обеспечил свой расчет боеприпасами, в результате чего его расчет подавил 3 огневых точки противника».
То июльское утро навсегда врезалось в память рыбинцу:
— Дождик моросил, я пошел в березки коры содрать — прикрыться ею от дождя, палатки-то не было. Только в окопчик лег, слышу — автоматы: «тра-та-та-та!». Командир взвода раненый бежит, расстрелял все патроны, кричит: «Финны близко!». Я в двух выстрелил, патроны в винтовке закончились. Две гранаты выбросил — и бежать туда, где были наши орудия. Как пулеметы рубанули, враг удрал. Тогда из взвода нас осталось 11 человек. Жалко было наших погибших ребят, которым финны стреляли в затылок… С боями до Германии
В сентябре 1944-го Финляндия вышла из войны, Третий Рейх лишился своего союзника.
— В ноябре мы приехали в лес под Вологду, порубили сосны, сделали землянки, жили там до весны 1945 года, — вспоминает рыбинец. — В дивизию пришло пополнение из молдаван, западных украинцев и белорусов. Нас бросили за наступающими войсками Второго Белорусского фронта, которые уже освобождали Европу. Приехали мы на поезде под Белосток — в шубах, валенках, а там уже тепло было. Лыжи побросали и пошли пешком. С боями я прошел до Штеттина.
Особенно памятным стал для Юрия Ражева бой под Гдыней 14 марта 1945 года. Немцы отчаянно сопротивлялись, уже будучи в кольце окружения.
— Перед тем как наступать, мы расставили минометы, окопались, — рассказывает ветеран. — Ребята ушли спать, а я остался у миномета, в окопе. И что-то вдруг спину защемило, я в сторону отклонился. Доли секунды — взрыв! И больше ничего не помню. Меня завалило землей, контузило. В себя немножко пришел, рукой пошевелил — живой! Слышу, как командир взвода кричит: «Конец одному расчету!». Миномет вывернуло, в стволе — вмятины, осколками винтовку перерубило. Если бы я не лег, меня постигла бы та же участь. По окончании боев из батальона живых нас осталось 68 человек вместе с поварами. Погибли девять из десяти.
За подвиг в бою под Гдыней наводчик миномета сержант Ражев был награжден орденом Славы III степени.
За всю войну Юрий Алексеевич ни разу не был ранен. Говорит, пули проходили в сантиметрах от тела, дырявили шинель. Будто кто-то берег молодого бойца. И только два раза его контузило.
Пять лет на чужбине
Победу рыбинец встретил в лесу под Штеттином.
— Погода хорошая, спим. Часов в пять утра 9 мая стрельба. Проснулись: бой что ли? Кричат: «Война кончилась!». Тут и мы давай стрелять. Радость-то какая была! — вспоминает ветеран.
Но как следует отпраздновать Победу не удалось.
— Только позавтракали, слышим: «Офицеров срочно в штаб!». Те возвращаются: «Боевая тревога!». Никто не идет — война-то кончилась. Растолкали нас, выстроили: «Немцы не сдаются на датском острове Борнхольм. Их там оставалось тысяч шестнадцать». Нас — по машинам, в порт Кольберг. Дома там разрушенные, одни развалины, — продолжает рассказ Ражев. — Нас по сорок человек рассадили на торпедные катера. Шторм, волны огромные, ледяной волной как окатит! Хоть палатками и прикрывались, а все одно мокрые.
Десант высадился на берег без боя. Но только к вечеру 9 мая борнхольмский гарнизон капитулировал.
— Нас направили в соседний городок, где поселили в гостиницу. Разостлали тюфяки прямо на полу и впервые за долгое время спали под крышей. Разделись до белья, а спать-то и не можем — непривычно, — улыбается ветеран.
Красная Армия оставалась на датском острове еще год, до июня 1946-го. Бойцы занимались военной подготовкой. Потом эвакуировались на материк. На территории Померании, которая после войны отошла Польше, Юрий Ражев служил до июля 1950 года. Отпустили их, только когда пришло пополнение 1928-29 годов рождения.
Наконец дома
После долгих восьми лет разлуки Юрий вернулся домой в родную Погорелку.
— Шинель, пилотка да вещмешок — больше ничего с собой и не было. Прихожу, мать козу доит. «Ой! Ты!». Вот вся и встреча, — смеется ветеран. — А дома крыша течет, спать негде. Купил дранки, сходил в Рыбинск за гвоздями, крышу покрыл. Устроился на моторостроительный завод. Очереди там были страшные, но участников войны брали вне очереди, — вспоминает Юрий Алексеевич.
Начинал учеником слесаря, полировал шатуны. Параллельно оканчивал десятилетку, учился в заводской школе мастеров. Говорит, на сон оставалось часа по четыре. Поступил в авиационный институт — тяга к знаниям была огромная! Работал конструктором, потом — замглавного конструктора по дизелям. С этой должности он ушел на пенсию в 1989 году.
У Юрия Алексеевича есть дочь, двое внуков, правнуки. На вопрос, что бы он пожелал сегодняшней молодежи, ветеран дает такое напутствие:
— В годы нашей молодости люди были сплоченные. А сейчас в обществе разобщенность, индивидуализм. Хотелось бы, чтобы молодые люди были дружелюбнее, старались друг другу помогать.