Навстречу Дню города. Игры нашего детства
Когда городу не одно столетие или даже десятилетие, как, например, ставшему частью Каширы Кагановичу, то каждое поколение горожан называет своими самые разные его уголки. Для одних любимое место – парк, для других – Козловка, для третьих что-то, чего уже нет на городской карте. Для выросшего в Кагановиче Владимира Яшкичева знаковыми местами стали стадионы и дворы, овраги и улицы, то есть места детских игр и спортивных состязаний.
Новая малая родина
В подмосковный город энергетиков Каганович наша семья – мама, я, брат Юра и сестра Катя – приехала из эвакуации в 1943 году. Здесь жила мамина сестра, тетя Шура, – Александра Арсеньевна Козелло. Отец наш погиб на фронте 6 марта 1942 года, а родной город Старая Русса все еще находился под немецкой оккупацией. Сейчас думается, что без помощи родных вряд ли маме удалось бы нас вырастить и дать возможность получить образование.
В то далекое время Каганович еще не был частью Каширы и имел свое управление. Он образовался на месте деревни Терново, и жили в нем работники Каширской электростанции, известной как «первенец» Ленинского плана ГОЭЛРО. В 1941-м, когда немец был в семи километрах от Каширы, электростанция продолжала работать, снабжая электричеством московские и тульские заводы. Молодцы зенитчики: защитили и ГРЭС, и жилые дома. Правда, вражескими налетами были повреждены станционные трубы, и дым часто стелился по земле, выжигая растительность.
Семья Козелло, а Иван Леонтьевич был главным врачом больницы в Кагановиче, жила на Инженерском поселке недалеко от сквера, который называли «Ленинпамятник». В эвакуации я работал с лошадьми – научился запрягать, ездить верхом, возил навоз, сено и снопы. В Кагановиче же эти навыки были не нужны. Здесь надо было ухаживать за коровой и поросятами, копать огород, выращивать картошку, собирать и доставлять домой. Первый местный мальчишка, которого я увидел, занимался именно этим – копал землю на огороде. Это был Шурка Молотков, моложе меня на три года. Впоследствии под фамилией Курашов он стал известным на всю страну комментатором и международным судьей по легкой атлетике. Я думаю, он стал им неслучайно.
Игры нашего двора
Когда нам было 11–14 лет, мы все свободное время отдавали живым играм: лапте, пряткам, «штандеру» и многим другим. И уже тогда Шурка любил не только играть, но и комментировать.
В прятки мы играли на «Большом дворе». Он начинался почти сразу после лестницы через овраг и был окружен домами и сараями. Вот в этих сараях, которые никогда не запирались, мы прятались, пока водящий стоял у какого-нибудь столба и считал до десяти или двадцати, как договоримся. Там же, на «Большом дворе», играли в «штандер»: по считалке определяли, кто будет бросать мячик вверх, и «штандера» – того, кто будет его ловить. Бросающий с криком «штандер» бросал мячик вверх, все разбегались. Убегал и тот, кто бросал мячик, а водящий должен этот мячик поймать опять же с криком «штандер». В момент, когда он его поймает, все должны замереть. Выбрав среди играющих цель, водящий бросал в него мяч. Конечно же, в того, кто стоял ближе. Если он попадал, то водящим становился тот, в кого попали. Если выбранная цель сумела мячик поймать или бросающий промазал, то водящий оставался прежним и игра продолжалась.
Любимой игрой была и лапта, в нее играли на дороге, которая шла между Инженерским поселком и «Красными домами». Дорога была очень удобна для игр. Мячик далеко не улетал, так как с одной стороны была изгородь, а с другой – подъем к площадке, на которой стояли «Красные дома». Кстати, там жил мой друг Витя Бобылев, который умер от плеврита, не дожив до 20 лет. В лапту играли двумя командами: команда бьющих («забивалы») и водящая («столбы») команда. «Столб» подбрасывал мяч, «забивала» ударом биты посылал мяч как можно дальше и бежал до конца площадки и обратно. Игроки водящей команды должны поймать или подобрать мяч и «осалить» – попасть им в бегущего «забивалу». Важно, что как только кто-то из «столбов» завладевал мячом, все остальные, в том числе и он, должны были стоять на своем месте. Если удавалось попасть в бегущего, то команды менялись местами. Если команда «забивал» сохраняла свое место, то ее следующий игрок бил по мячу и бежал.
Но еще шла война
Прожив некоторое время у родственников на Инженерском поселке, мы получили комнатку в седьмом доме, конечно, в коммунальной квартире с соседями. В отличие от других домов в Кагановиче, дом № 7 принадлежал не электростанции, а организации «Химстрой». Работа в «Химстрое» не давала право на бронь, это был дом вдов и сирот. Почти каждую неделю в наш дом приходили похоронки. Получившие голосили, а те, кто это уже пережили, в том числе и моя мама, тихо плакали.
Война преследовала нас и заявляла о себе не только похоронками. Весной 1944 года льдины принесли убитых красноармейцев. Их удалось снять и похоронить. В ту же весну в городе произошла трагедия. На окраине Инженерского поселка мальчишки нашли зенитный снаряд и стали забивать его камнем в невысокий столбик. Снаряд взорвался. Я в это время играл с ребятами в «пристенку» около нашего дома. Услышав взрыв, мы побежали в ту сторону. Пока добежали, погибших ребят уже погрузили в полуторку. Лиц я не видел, видел только телогрейки. Их было шестеро. Седьмой остался жив, так как благоразумно отбежал, залез на дерево и оттуда смотрел, как забивают снаряд. При взрыве он свалился с дерева, но пострадал несильно.
Здесь мы росли и взрослели
Седьмой дом – особенный дом. И по выдвинутым большим окнам, и по своему расположению совсем рядом со школой. Наш подъезд был крайний, близко к школе, и я, слыша звонок на урок, успевал из дома прибежать в класс, пока еще звенел звонок. Но не это главное. Главное было то, что очень близко был «нижний» стадион. Глубокий овраг за домом, расширяясь, превращался в стадион с настоящими воротами, где мальчишки играли в футбол. Чаще делились так, чтобы команды были равны по силе. Иногда дом играл на дом. Когда играли домовые команды, было много зрителей, сидевших на крутых склонах оврага, и слышался звонкий голос комментатора Шурки Молоткова-Курашова.
Родители и школа воспитывали детей, но и сам дом, и двор тоже занимались этим. И не только через футбол. Например, воспитанием мужества было плавание в «теплушке». Теплушка – горячая вода, которую уже использовали на ГРЭС, и она по желобу сливалась в Оку. Там, где она попадала в реку, было глубоко, но метров через 10–15 начиналась отмель. Надо было так прыгнуть в эту бурлящую воду, чтобы сильное течение вынесло тебя на отмель, пока ты глубоко не погрузился. Хотя взрослые парни страховали и ты знал, что утонуть тебе не дадут, страх при этом был большой, и его нужно было преодолеть.
Лучшие спортсмены нашей школы
Наша средняя школа прославилась своими спортивными достижениями. Замечательный преподаватель физкультуры Лев Дмитриевич Ягодин ставил волейбол, баскетбол и легкую атлетику. На фотографии его помощница Маша Снегова в окружении легкоатлетов, волейболистов и баскетболистов. «Чистые» легкоатлеты – это Шура Курашов и Володя Деревицкий, они вместе тренировались и добились очень хороших результатов. Остальные больше любили игры, но никогда не отказывались от выступлений по легкой атлетике.
Многие наши девочки увлекались гимнастикой. Их готовил замечательный спортсмен и педагог из Каширы, бывший фронтовик Алексей Петрович Зайцев. Им не было равных в районе, и многие из них, в том числе моя сестра Екатерина, стали перворазрядниками, кандидатами в мастера и мастерами спорта. Назову Риту Петрову, Каму Петелину. Сестры Нина и Люся Соколовы неплохо выступали на первенстве СССР. Некоторое время они участвовали в телевизионной передаче «Утренняя зарядка».
Гимнастика меня не привлекала, я любил футбол. Но так как я быстро бегал, то часто участвовал в соревнованиях по легкой атлетике, где мне случалось занимать призовые места. Моими видами были бег на 100 и 200 метров, бег с барьерами и прыжки в длину.
Настоящим легкоатлетом был Головачев. Он прыгал в длину на шесть с половиной метров. Что, по сравнению с ними, были мои пять?! Остальные – Федотов, Бурцев и Сидорин – были футболистами и играли за команду «Энергия». Нам дали целую неделю для тренировок. Тренер был хороший. Он учил Бурцева, как надо махать ногой и куда прижимать ядро, которое Паша Бурцев должен был бросить. Подошла и моя очередь. Бег с барьерами. Посмотрев, он сказал: «Барьер не берут – барьер проходят. Голова не должна отставать от левой ноги, а правая пятка должна ударить в небо. Не ударишь – можешь ушибить кость около ступни и захромать. Ты правша?». «Да», – ответил я. «Вот и работай», – сказал он и пошел дальше. Я серьезно отнесся к его словам. Упорно пытался «бодать» левую ступню и бил правой пяткой в небо. В результате не сбил ни одного барьера. В забеге был четвертым и вошел в десятку лучших. После соревнований тренер сказал мне: «Ты упорный мальчик. Так держать». А я даже не узнал, как его зовут.
Владимир ЯШКИЧЕВ,
доктор химических наук, профессор