Сталин в Октябре
Сталин в Октябре
Накануне
Остановимся на политической деятельности Сталина в сентябре—октябре 1917 года. Именно этот период зарубежные исследователи-антисталинисты стремятся представить без Сталина, пытаясь доказать, что он оказался человеком, оставшимся вне Октябрьской революции (Р.Такер, Р.Слассер). Им вторят и российские антисоветчики. В недавно опубликованной обширной статье Солженицына «На обрыве повествования» («Литературная газета», 18—24 июля 2007 г.), посвящённой октябрьским событиям 1917 года, имя Сталина не упоминается. В ней на первом плане Троцкий, Ленин — на втором. Всё как у Троцкого в «Уроках Октября». По версии последнего, Сталин чуть ли не проспал революцию. Эта клеветническая версия всячески тиражируется сегодня.
Обратимся к фактам истории, что запечатлены в проколах заседаний ЦК РСДРП(б).
В протоколе заседания ЦК от 15 сентября центральным в повестке дня значится вопрос о письмах Ленина, в которых он убеждает членов ЦК в том, то «большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки».
Каково отношение ЦК к письмам вождя? Отнюдь не положительное у большинства. В протоколе зафиксировано:
«Тов. Сталин предлагает разослать письма в наиболее важные организации и предложить обсудить их. Решено перенести на ближайшее заседание ЦК.
Ставится на голосование вопрос, кто за то, чтобы был сохранён только один экземпляр писем. За — 6, против — 4, воздержалось — 6.
Тов. Каменевым вносится предложение принять следующую резолюцию:
ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу».
Как видим, Сталин твёрдо стоял на стороне Ленина, когда в большевистском руководстве сильны были антиленинские настроения и колебания — а не велик ли риск, не окажется ли партия банкротом, коль потерпит поражение?
За протокольной записью заседания ЦК надо видеть жёсткую борьбу сторонников и противников Ленина. В ней очевидна активная позиция Сталина как твёрдого ленинца. В сентябре он писал: «Контрреволюция ещё не разбита. Она только отступила, спрятавшись за спиной правительства Керенского. Революция должна взять и эту вторую линию окопов контрреволюции, если она хочет победить»; «Задача пролетариата — сомкнуть ряды и неустанно готовиться к грядущим битвам».
В решающие недели октября 1917 года Сталин — на острие главных событий.
10 октября состоялось ставшее историческим заседание ЦК большевиков. На нём выступил Ленин с анализом текущего момента: «Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти... Политическая обстановка, таким образом, готова. Надо говорить о технической стороне. В этом всё дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха».
10 голосами против 2 (Каменев и Зиновьев) принимается резолюция: вооружённое восстание созрело и «ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы».
Среди 12 участников заседания ЦК был Сталин. 10 октября в газете «Рабочий путь» публикуется его статья «Контрреволюция мобилизуется — готовьтесь к отпору», созвучная принятому на заседании ЦК решению: «Советы и комитеты должны принять все меры к тому, чтобы второе выступление контрреволюции (первым было выступление генерала Корнилова. — Ю.Б.) было сметено всей мощью великой революции».
На заседании ЦК 10 октября учреждается Политическое бюро «для политического руководства в ближайшее время...». В Политбюро вошли: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов. Так записано в протоколе.
Не менее важным, историческим было и заседание ЦК
16 октября. Состав его участников куда более представителен, чем 10 октября: помимо членов ЦК в заседании участвовали многие члены Петроградского комитета, Военной организации партии и др. Дело подготовки вооружённого восстания переводится из плоскости теоретических споров на практические рельсы. С обоснованием своей прежней позиции выступил Ленин. Анализируя сложившую в стране ситуацию, он делает жёсткий вывод о необходимости «самой решительной, самой активной политики, которая может быть только вооружённым восстанием».
В протокольной записи зафиксирована бурная дискуссия по выступлению Ленина. В ней Сталин высказал, в частности, следующее: «День восстания должен быть целесообразен. Только так надо принимать резолюцию... То, что предлагают Каменев и Зиновьев, это объективно приводит к возможности контрреволюции сорганизоваться; мы без конца будем отступать и проиграем всю революцию. Почему бы нам не предоставить себе возможности выбора дня и условий, чтобы не давать возможности сорганизоваться контрреволюции». Поскольку жаркий спор шел по вопросу о дне восстания (Ленин предложил начать его до открытия II Всероссийского съезда Советов, намеченного на 25 октября, и настаивал на этом), то можно заключить: Сталин выступил с обоснованием необходимости принять ленинское предложение. Далеко не все с этим были согласны. Высказывались мнения об опасности форсирования событий.
Результаты бурной дискуссии таковы: за вооружённое восстание до 25 октября проголосовало 19 человек (Сталин среди них), 2 — против, 4 — воздержались.
17 октября Каменев и Зиновьев (2 — против) выступили в непартийной печати со своей особой точкой зрения — совершили акт политического предательства.
Реакция Ленина известна — он обратился с письмом (нет, не к ЦК) к членам большевистской партии, в котором бескомпромиссно заявил: «Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии». В ЦК единодушной поддержки Ленина не сложилось: одни решительно осуждали Каменева и Зиновьева, другие (их оказалось не меньше первых) считали, что их надо вывести из ЦК и обязать впредь не допускать заявлений против партийных решений, иными словами, не исключать из партии. Неожиданной для многих оказалась точка зрения Сталина. Она изложена в протоколе: «Тов. Сталин считает, что Каменев и Зиновьев подчинятся решениям ЦК, доказывает, что всё наше положение противоречиво; считает, что исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух т.т. подчиниться, но оставить их в ЦК». Все знали, что Сталина нельзя заподозрить в либерализме. И вдруг: исключение — не рецепт, оставить в ЦК. Пожалуй, Сталин впервые не согласился с Лениным. Не согласился накануне решающих событий (?!).
Автор «Политической биографии Сталина» Н.И.Капченко высказал предположение, что за примирительной позицией Сталина скрывалась его внутренняя неуверенность в окончательном исходе вооружённого восстания. На наш взгляд, для такого предположения нет никаких оснований: вся предшествующая политическая деятельность Сталина свидетельствует о том, что он принимал решения, будучи убеждён в их верности и исполнимости, и способен был в других вселять уверенность в этом. Попытка психологического анализа его политического поведения бесперспективна: предпринимающие её дают волю своему воображению и отрываются от объективной реальности. А она в то время была такова: Ленин благодаря своему громадному авторитету добился поддержки его позиции большинством ЦК, но меньшинство (Каменев и Зиновьев плюс четверо воздержавшихся) отражало нерешительность, колебания определённой части партии. Перед историческим действием — восстанием против буржуазной власти необходимо было монолитное единство. Добиться его в несколько дней (их оставалось всего семь) методом исключения «штрейкбрехеров» — дело не реальное. В выступлении Сталина с обоснованием предложения оставить Каменева и Зиновьева в ЦК ключевыми являются слова: «положение противоречиво», «нужно сохранить единство партии». Думается, что в сталинском предложении проявился политический практицизм, необходимый перед решающей схваткой. Именно этот практицизм заставил Ленина и ЦК внять совету Сталина — Каменева и Зиновьева оставили в ЦК, обязав их подчиниться его решению. И они подчинились.
Сталин извлёк урок из анализируемой ситуации. Когда он встал у руля руководства партией и государством, то исключил всякую возможность нахождения в ЦК ВКП(б) противников её генеральной линии и колеблющихся. Случилось это накануне схватки со смертельным противником — германским фашизмом.
На заседании ЦК РСДРП(б) 16 октября, после решения вопроса о вооруженном восстании, учреждён был партийный практический центр по руководству восстанием — Военно-революционный центр в составе Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого и Дзержинского. Итак, Сталин к 25 октября 1917 года работал в двух органах партии, что были штабом вооружённого восстания — в Политбюро ЦК и Военно-революционном центре. На том же заседании ЦК он вводится в состав Исполнительного комитета Советов и выступает с рядом инициатив, свидетельствующих о его уверенности в победе восстания.
24 октября, вечером, Ленин прибывает в Смольный. Информирует его о ходе политических событий Сталин.
Противостояние
Западные советологи и доморощенные «исследователи» — не первопроходцы в мифологии о Сталине. Первым, кто создал миф о его периферийной роли в Октябрьской революции, был Троцкий. Его уверенность в том, что только ему принадлежит монопольное право исполнять роль вождя, не имела границ. Препятствием для осуществления честолюбивых замыслов Троцкого был Сталин. Авторитет последнего заметно рос в партии, в то время как популярность Троцкого, о которой он всегда чрезвычайно заботился, стала таять. По окончании Гражданской войны пришло время созидания. Политика переместилась из сферы войны в сферу хозяйственных дел — шёл трудный процесс восстановления донельзя разрушенной экономики страны. Трубадур перманентной революции, грезивший себя её вождем, не только не готов был к социалистическому созиданию в Советской России, но и считал построение социализма в отдельно взятой стране предательством интересов международной революции. Столкновение Троцкого со Сталиным — это не борьба за личную власть, это борьба направлений в развитии советского общества. От её исхода зависела судьба Октября 1917 года. В ней победитель мог быть только один, ничья не допускалась историей.
Троцкий первым решил нанести удар по своему грозному противнику. Он первым бросил ему вызов. Для этого выбрал оружие, которым хорошо владел, — историческую публицистику. В 1924 году Троцкий публикует книгу «Уроки Октября». Её главные герои — сам Троцкий и Ленин (именно в такой очерёдности). О Сталине ни слова, как будто не было его в революции. В качестве антигероев выведены Каменев и Зиновьев. Троцкий подробно пишет об их «штрейкбрехерстве» накануне Октября, что позволяет ему сделать прозрачный намек: а кто предлагал их оставить в ЦК партии? Описывая июльские события 1917 года, Троцкий даже не упомянул VI съезд партии, решения которого нацелили большевиков на вооружённое восстание. Такая «забывчивость» обнаруживает заведомую тенденциозность автора. «Забыл» он сказать и о своём отсутствии на заседании ЦК 16 октября 1917 года, когда вопрос о революции был переведён из сферы теории в сферу политической практики — создан партийный практический центр по руководству восстанием (Сталин в его составе). Троцкий «по забывчивости» подменил этот центр Военно-революционным комитетом при Петроградском Совете, в состав которого он входил.
Автор «Уроков Октября» пространно рассуждает об отношении Ленина к Предпарламенту, созданному на Демократическом совещании, с целью отвлечь массы от революционной борьбы. И ни слова о том, что 21 сентября на заседании большевистской фракции совещания с докладом выступил Сталин, изложивший ленинскую позицию в отношении буржуазных форм «демократической говорильни». Троцкий обошёл молчанием важнейшие события на пути к Октябрю, связанные с именем Сталина.
Троцкий сознательно пошёл на умолчание роли Сталина в великой революции. Ему нужно было заявить о себе как о единственном преемнике Ленина. Нужно было спровоцировать читателей его книги на мысль, что Генеральный секретарь ЦК партии Сталин не может претендовать на исполнение такой роли: тов. Сталин находился в отдалении от Ленина в Октябрьской революции, а вот тов. Троцкий, как и Ленин, являлся её вождём. Чтобы разглядеть этот подтекст «Уроков Октября», надо знать и понимать политическую жизнь Советской России 1924 года. Её главный вопрос: кто встанет у руля руководства партией и соответственно — куда пойдет страна?
Роль Троцкого значительна в Октябрьском перевороте, что бесспорно. Но сам он видел и оценивал её как исключительную, равную роли Ленина, а в чём-то и превосходящую её. С непомерным тщеславием и самолюбованием он, в частности, утверждал в «Уроках Октября»:
«С того момента, как мы, Петроградский Совет, опротестовали приказ Керенского о выводе двух третей гарнизона на фронт, мы уже вступили фактически в состояние вооружённого восстания. Ленин, находящийся вне Петрограда, не оценил этот факт во всём его значении...
...После «тихого» восстания столичного гарнизона к середине октября, с того момента, как батальоны по приказу Военно-революционного комитета отказались выступить из города и не вышли, мы имели в столице победоносное восстание...
...Восстание 25 октября имело только дополнительный характер».
Итак, по Троцкому, выходит, что зря Ленин направил «Письмо членам ЦК», в котором требовал: «Ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом, решать дело сегодня непременно вечером или ночью». Сегодня — это 24 октября. Выходит, зря в тот же день, 24-го, ЦК партии провёл заседание с обсуждением ленинского письма. В протоколе заседания, в частности, записано: «Троцкий считает необходимым устроить запасной штаб в Петропавловской крепости...». К чему всё это, если «тихое» восстание уже победило?..
Партия для Троцкого была лишь фоном для живописания им своей «героической» роли в Октябре. Позже, в 1935 году, он запишет в своём дневнике: «Если бы в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции». Комментарии, как говорится, излишни. В «Уроках Октября» данная мысль заключена в подтексте. Сталин первым обнажил её, первым развенчал легенду об особой роли Троцкого в Октябрьском восстании, что было для последнего непереносимо.
Выступая на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС в ноябре 1924 года, Сталин говорил: «Троцкисты усиленно распространяют слухи о том, что вдохновителем и единственным руководителем Октябрьского восстания являлся Троцкий. Эти слухи особенно усиленно распространяются так называемым редактором сочинений Троцкого, Ленцнером. Сам Троцкий, систематически обходя партию, ЦК партии и Петроградский комитет партии, замалчивая руководящую роль этих организаций в деле восстания и усиленно выдвигал себя, как центральную фигуру Октябрьского восстания, вольно или невольно, способствует распространению слухов об особой роли Троцкого в восстании. Я далёк от того, чтобы отрицать несомненно важную роль Троцкого в восстании. Но должен сказать, что никакой особой роли в Октябрьском восстании Троцкий не играл и играть не мог, что, будучи председателем Петроградского Совета, он выполнял лишь волю соответствующих партийных инстанций».
И далее: «Иначе и не могло быть: стоило Троцкому нарушить волю ЦК, чтобы лишиться влияния на ход дел. Разговоры об особой роли Троцкого есть легенда, распространяемая услужливыми «партийными» кумушками.
Это не значит, конечно, что Октябрьское восстание не имело своего вдохновителя. Нет, у него был свой вдохновитель и руководитель. Но это был Ленин, а не кто-либо другой».
Сталин всё расставил по своим местам.
Поверженный Лев до конца своих дней мстил Сталину за его, Льва Троцкого, разоблачение. Но всё это случится потом. Тогда же, в 1924 году, он не решился на публичный ответ.
Сталин не был бы Сталиным, если бы не поставил вопрос: «для чего понадобились Троцкому все эти легенды об Октябре и подготовке Октября, о Ленине и партии Ленина?» И если бы не дал ответа на него: «Троцкому «дозарезу» нужно развенчать партию, её кадры, чтобы от развенчивания партии перейти к развенчанию ленинизма. Развенчивание же ленинизма необходимо для того, чтобы протащить троцкизм, как «единственную», «пролетарскую» (не шутите!) идеологию. Всё это, конечно (о, конечно!), под флагом ленинизма, чтобы процедура протаскивания прошла «максимально безболезненно».
Сталин вскрыл особенности троцкизма и показал его опасность для судьбы Октября: подмена социалистической революции в России (одной стране) непрерывной (перманентной) революцией в мировом масштабе; подрыв единства партии организационным оппортунизмом («Троцкизм в организационной области есть теория сожительства революционеров и оппортунистов, их группировок и группировочек в недрах единой партии»); стремление к разрушению авторитета партийных лидеров («Троцкизм есть недоверие к лидерам большевизма, попытка к их дискредитированию, к их развенчанию»).
Победи Троцкий Сталина в их идейной и политической схватке, Октябрьскую революцию, а она продолжалась, ожидал бы трагичный исход. Возник бы кризис Советской власти от насильственного втягивания страны в авантюрную мировую революцию, что могло бы, при непременном содействии буржуазного Запада, привести к реставрации капитализма в России. Её распад, при вероятности новой гражданской войны, был бы неизбежен.
Сталин впервые использовал понятие «новый троцкизм» и определил его характерные черты: приспособление ленинизма к требования троцкизма (прежде всего, к идее «чистой» пролетарской диктатуры, исключающей союз пролетариата и крестьянства); подрыв единства партии путём «противопоставления старых кадров партийному молодняку»; противопоставление троцкистски трактуемого Ленина партийному руководству страны, его курсу. Новый троцкизм (неотроцкизм по-современному) отличался от старого, дореволюционного, лишь тактическими ухищрениями. Стратегия его оставалась прежней — перманентная революция.
Неотроцкизм заявил о себе при Хрущёве (понятно, что в современной редакции), но был остановлен: бросок к коммунизму, при уповании на отсутствие фатальной неизбежности войны, не состоялся. В буржуазно-либеральной редакции неотроцкизм проявил себя в полной мере в годы горбачёвской перестройки. Под лозунгами «Революция продолжается!», «Больше демократии — больше социализма!» Горбачёв и компания осуществили демонтаж партии и Советского государства — капитализм вернулся в Россию. Великий Октябрь был предан, его идеалы осквернены.
Позиции Сталина и Троцкого в Октябре 1917 года прямо противоположны. Прямо противоположным было их отношение к великой русской революции.
Троцкий вынужден был называть Октябрьскую революцию русской, потому что так называл её Ленин. Но ничего русского, национального в ней Троцкий не желал видеть. Смотрел на неё как на запал всемирной революции с обязательным её центром в Европе. С Европой, Западом связывал он судьбу Октября. Пользуясь современной терминологией, скажем: Троцкий был воинствующим евроцентристом. Его интернационализм имел западноевропейский характер. Он напоминает сегодня западный глобализм, но в оболочке «перманентности»: для Троцкого — всё должно решиться на Западе и Западом. Его никогда не интересовали национальные интересы России. Он и мысли не допускал о национальном своеобразии Октябрьской революции. О русском крестьянстве (читайте — о русском народе) говорил с презрением: «Что же такое наша революция, если не бешеное восстание... против мужицкого корня старой русской истории».
Сталин был пролетарским интернационалистом и, как и Ленин, долгое время отдавал дань идее международной революции. Но следуя Ленину и оставаясь пролетарским интернационалистом, он всё больше стал задумываться о национальном характере будущей социалистической революции в России — о её русском характере, прежде всего. Есть основание для такого предположения.
В 1913 году в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин замечает: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы». В этой же работе делает заключение: от решения судьбы русского вопроса, как аграрного (крестьянского), зависит освобождение, т. е. судьба всех наций России. Сталин впервые вводит в марксизм понятие «русский вопрос» и определяет его интернациональный, общенациональный смысл в России.
В 1917 году на VI съезде РСДРП(б), отвечая на вопросы по докладу о политическом положении, Сталин говорит о Советах как наиболее целесообразной форме организации борьбы рабочего класса за власть и особо выделяет: «Это форма чисто русская». Не без его активного участия писались резолюции
VI съезда — в них революция в России называется русской. А в принятом съездом манифесте РСДРП встречается такое выражение: «Английские и американские капиталисты, которые в качестве кредиторов стали хозяевами русской жизни...».
Вспомним ещё раз полемику Сталина с Преображенским на VI съезде партии. Отводя евроцентристскую поправку последнего в резолюцию съезда, Сталин (ещё раз процитируем) категорично заявил: «Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». По этому поводу Р.Такер — известный американский политолог, антисталинист заметил: «Это примечательное заявление, заслуживающее в силу своей спонтанности тем большего внимания, на какой-то короткий момент приоткрыло завесу над лежащим в его основе русоцентризмом Сталина. В обмене мнениями проступали контуры будущей дискуссии в партии относительно возможности построения социализма в Советской России без революции в Европе, а в сталинском «творческом марксизме» 1917 года уже содержалась в зародыше идея построения социализма в одной, отдельно взятой стране».
Оставим на совести американца язвительность, когда он говорит о сталинском «творческом марксизме», и скажем: Сталин до Октября 1917 года мыслил категориями всемирной и национальной, русской истории, он осознавал такую важнейшую национально-историческую особенность России, как ведущая роль русского народа в её образовании и развитии. Уже тогда Сталин мыслил как революционер-политик, государственник, Троцкий — как «революционный» космополит, западник. Их непримиримое противостояние было неизбежным.
Выпячивание Троцким своей исключительной роли в истории Октября и сознательное замалчивание им роли Сталина выгодно всем антисоветчикам — от западных советологов с примкнувшими к ним радзинскими и млечиными, до так называемых нынешних патриотов, ведущих свою родословную от проантантовских Деникина и Колчака. Первым ненавистна национальная природа великой русской революции, вторым — её классовая природа. Сталин, как и Ленин, соединял в себе эти две ипостаси Октября.
Усилиями Троцкого и троцкистов был начат процесс обесценивания роли Сталина в Октябре 1917 года. Сегодня Троцкого «оживили», чтобы продолжить этот процесс — Сталина на Западе и в прозападных правящих кругах России страшатся даже усопшего.
Величайший революционер и политик ХХ века, он проявил себя человеком недюжинного ума и воли в истории Октября. В Октябре Сталин был рядом с Лениным. Тогда никто не мог подумать, что рядом с гением — гений. Это ясно теперь каждому, кто пытается объективно оценить историю прошедшего столетия.
(с) Юрий Белов
PS. Стоит помнить, что Сталин не только великий вождь и строитель сверхдержавы, но и великий революционер.
Накануне
Остановимся на политической деятельности Сталина в сентябре—октябре 1917 года. Именно этот период зарубежные исследователи-антисталинисты стремятся представить без Сталина, пытаясь доказать, что он оказался человеком, оставшимся вне Октябрьской революции (Р.Такер, Р.Слассер). Им вторят и российские антисоветчики. В недавно опубликованной обширной статье Солженицына «На обрыве повествования» («Литературная газета», 18—24 июля 2007 г.), посвящённой октябрьским событиям 1917 года, имя Сталина не упоминается. В ней на первом плане Троцкий, Ленин — на втором. Всё как у Троцкого в «Уроках Октября». По версии последнего, Сталин чуть ли не проспал революцию. Эта клеветническая версия всячески тиражируется сегодня.
Обратимся к фактам истории, что запечатлены в проколах заседаний ЦК РСДРП(б).
В протоколе заседания ЦК от 15 сентября центральным в повестке дня значится вопрос о письмах Ленина, в которых он убеждает членов ЦК в том, то «большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки».
Каково отношение ЦК к письмам вождя? Отнюдь не положительное у большинства. В протоколе зафиксировано:
«Тов. Сталин предлагает разослать письма в наиболее важные организации и предложить обсудить их. Решено перенести на ближайшее заседание ЦК.
Ставится на голосование вопрос, кто за то, чтобы был сохранён только один экземпляр писем. За — 6, против — 4, воздержалось — 6.
Тов. Каменевым вносится предложение принять следующую резолюцию:
ЦК, обсудив письма Ленина, отвергает заключающиеся в них практические предложения, призывает все организации следовать только указаниям ЦК и вновь подтверждает, что ЦК находит в текущий момент совершенно недопустимым какие-либо выступления на улицу».
Как видим, Сталин твёрдо стоял на стороне Ленина, когда в большевистском руководстве сильны были антиленинские настроения и колебания — а не велик ли риск, не окажется ли партия банкротом, коль потерпит поражение?
За протокольной записью заседания ЦК надо видеть жёсткую борьбу сторонников и противников Ленина. В ней очевидна активная позиция Сталина как твёрдого ленинца. В сентябре он писал: «Контрреволюция ещё не разбита. Она только отступила, спрятавшись за спиной правительства Керенского. Революция должна взять и эту вторую линию окопов контрреволюции, если она хочет победить»; «Задача пролетариата — сомкнуть ряды и неустанно готовиться к грядущим битвам».
В решающие недели октября 1917 года Сталин — на острие главных событий.
10 октября состоялось ставшее историческим заседание ЦК большевиков. На нём выступил Ленин с анализом текущего момента: «Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти... Политическая обстановка, таким образом, готова. Надо говорить о технической стороне. В этом всё дело. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха».
10 голосами против 2 (Каменев и Зиновьев) принимается резолюция: вооружённое восстание созрело и «ЦК предлагает всем организациям партии руководствоваться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы».
Среди 12 участников заседания ЦК был Сталин. 10 октября в газете «Рабочий путь» публикуется его статья «Контрреволюция мобилизуется — готовьтесь к отпору», созвучная принятому на заседании ЦК решению: «Советы и комитеты должны принять все меры к тому, чтобы второе выступление контрреволюции (первым было выступление генерала Корнилова. — Ю.Б.) было сметено всей мощью великой революции».
На заседании ЦК 10 октября учреждается Политическое бюро «для политического руководства в ближайшее время...». В Политбюро вошли: Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов. Так записано в протоколе.
Не менее важным, историческим было и заседание ЦК
16 октября. Состав его участников куда более представителен, чем 10 октября: помимо членов ЦК в заседании участвовали многие члены Петроградского комитета, Военной организации партии и др. Дело подготовки вооружённого восстания переводится из плоскости теоретических споров на практические рельсы. С обоснованием своей прежней позиции выступил Ленин. Анализируя сложившую в стране ситуацию, он делает жёсткий вывод о необходимости «самой решительной, самой активной политики, которая может быть только вооружённым восстанием».
В протокольной записи зафиксирована бурная дискуссия по выступлению Ленина. В ней Сталин высказал, в частности, следующее: «День восстания должен быть целесообразен. Только так надо принимать резолюцию... То, что предлагают Каменев и Зиновьев, это объективно приводит к возможности контрреволюции сорганизоваться; мы без конца будем отступать и проиграем всю революцию. Почему бы нам не предоставить себе возможности выбора дня и условий, чтобы не давать возможности сорганизоваться контрреволюции». Поскольку жаркий спор шел по вопросу о дне восстания (Ленин предложил начать его до открытия II Всероссийского съезда Советов, намеченного на 25 октября, и настаивал на этом), то можно заключить: Сталин выступил с обоснованием необходимости принять ленинское предложение. Далеко не все с этим были согласны. Высказывались мнения об опасности форсирования событий.
Результаты бурной дискуссии таковы: за вооружённое восстание до 25 октября проголосовало 19 человек (Сталин среди них), 2 — против, 4 — воздержались.
17 октября Каменев и Зиновьев (2 — против) выступили в непартийной печати со своей особой точкой зрения — совершили акт политического предательства.
Реакция Ленина известна — он обратился с письмом (нет, не к ЦК) к членам большевистской партии, в котором бескомпромиссно заявил: «Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии». В ЦК единодушной поддержки Ленина не сложилось: одни решительно осуждали Каменева и Зиновьева, другие (их оказалось не меньше первых) считали, что их надо вывести из ЦК и обязать впредь не допускать заявлений против партийных решений, иными словами, не исключать из партии. Неожиданной для многих оказалась точка зрения Сталина. Она изложена в протоколе: «Тов. Сталин считает, что Каменев и Зиновьев подчинятся решениям ЦК, доказывает, что всё наше положение противоречиво; считает, что исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух т.т. подчиниться, но оставить их в ЦК». Все знали, что Сталина нельзя заподозрить в либерализме. И вдруг: исключение — не рецепт, оставить в ЦК. Пожалуй, Сталин впервые не согласился с Лениным. Не согласился накануне решающих событий (?!).
Автор «Политической биографии Сталина» Н.И.Капченко высказал предположение, что за примирительной позицией Сталина скрывалась его внутренняя неуверенность в окончательном исходе вооружённого восстания. На наш взгляд, для такого предположения нет никаких оснований: вся предшествующая политическая деятельность Сталина свидетельствует о том, что он принимал решения, будучи убеждён в их верности и исполнимости, и способен был в других вселять уверенность в этом. Попытка психологического анализа его политического поведения бесперспективна: предпринимающие её дают волю своему воображению и отрываются от объективной реальности. А она в то время была такова: Ленин благодаря своему громадному авторитету добился поддержки его позиции большинством ЦК, но меньшинство (Каменев и Зиновьев плюс четверо воздержавшихся) отражало нерешительность, колебания определённой части партии. Перед историческим действием — восстанием против буржуазной власти необходимо было монолитное единство. Добиться его в несколько дней (их оставалось всего семь) методом исключения «штрейкбрехеров» — дело не реальное. В выступлении Сталина с обоснованием предложения оставить Каменева и Зиновьева в ЦК ключевыми являются слова: «положение противоречиво», «нужно сохранить единство партии». Думается, что в сталинском предложении проявился политический практицизм, необходимый перед решающей схваткой. Именно этот практицизм заставил Ленина и ЦК внять совету Сталина — Каменева и Зиновьева оставили в ЦК, обязав их подчиниться его решению. И они подчинились.
Сталин извлёк урок из анализируемой ситуации. Когда он встал у руля руководства партией и государством, то исключил всякую возможность нахождения в ЦК ВКП(б) противников её генеральной линии и колеблющихся. Случилось это накануне схватки со смертельным противником — германским фашизмом.
На заседании ЦК РСДРП(б) 16 октября, после решения вопроса о вооруженном восстании, учреждён был партийный практический центр по руководству восстанием — Военно-революционный центр в составе Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого и Дзержинского. Итак, Сталин к 25 октября 1917 года работал в двух органах партии, что были штабом вооружённого восстания — в Политбюро ЦК и Военно-революционном центре. На том же заседании ЦК он вводится в состав Исполнительного комитета Советов и выступает с рядом инициатив, свидетельствующих о его уверенности в победе восстания.
24 октября, вечером, Ленин прибывает в Смольный. Информирует его о ходе политических событий Сталин.
Противостояние
Западные советологи и доморощенные «исследователи» — не первопроходцы в мифологии о Сталине. Первым, кто создал миф о его периферийной роли в Октябрьской революции, был Троцкий. Его уверенность в том, что только ему принадлежит монопольное право исполнять роль вождя, не имела границ. Препятствием для осуществления честолюбивых замыслов Троцкого был Сталин. Авторитет последнего заметно рос в партии, в то время как популярность Троцкого, о которой он всегда чрезвычайно заботился, стала таять. По окончании Гражданской войны пришло время созидания. Политика переместилась из сферы войны в сферу хозяйственных дел — шёл трудный процесс восстановления донельзя разрушенной экономики страны. Трубадур перманентной революции, грезивший себя её вождем, не только не готов был к социалистическому созиданию в Советской России, но и считал построение социализма в отдельно взятой стране предательством интересов международной революции. Столкновение Троцкого со Сталиным — это не борьба за личную власть, это борьба направлений в развитии советского общества. От её исхода зависела судьба Октября 1917 года. В ней победитель мог быть только один, ничья не допускалась историей.
Троцкий первым решил нанести удар по своему грозному противнику. Он первым бросил ему вызов. Для этого выбрал оружие, которым хорошо владел, — историческую публицистику. В 1924 году Троцкий публикует книгу «Уроки Октября». Её главные герои — сам Троцкий и Ленин (именно в такой очерёдности). О Сталине ни слова, как будто не было его в революции. В качестве антигероев выведены Каменев и Зиновьев. Троцкий подробно пишет об их «штрейкбрехерстве» накануне Октября, что позволяет ему сделать прозрачный намек: а кто предлагал их оставить в ЦК партии? Описывая июльские события 1917 года, Троцкий даже не упомянул VI съезд партии, решения которого нацелили большевиков на вооружённое восстание. Такая «забывчивость» обнаруживает заведомую тенденциозность автора. «Забыл» он сказать и о своём отсутствии на заседании ЦК 16 октября 1917 года, когда вопрос о революции был переведён из сферы теории в сферу политической практики — создан партийный практический центр по руководству восстанием (Сталин в его составе). Троцкий «по забывчивости» подменил этот центр Военно-революционным комитетом при Петроградском Совете, в состав которого он входил.
Автор «Уроков Октября» пространно рассуждает об отношении Ленина к Предпарламенту, созданному на Демократическом совещании, с целью отвлечь массы от революционной борьбы. И ни слова о том, что 21 сентября на заседании большевистской фракции совещания с докладом выступил Сталин, изложивший ленинскую позицию в отношении буржуазных форм «демократической говорильни». Троцкий обошёл молчанием важнейшие события на пути к Октябрю, связанные с именем Сталина.
Троцкий сознательно пошёл на умолчание роли Сталина в великой революции. Ему нужно было заявить о себе как о единственном преемнике Ленина. Нужно было спровоцировать читателей его книги на мысль, что Генеральный секретарь ЦК партии Сталин не может претендовать на исполнение такой роли: тов. Сталин находился в отдалении от Ленина в Октябрьской революции, а вот тов. Троцкий, как и Ленин, являлся её вождём. Чтобы разглядеть этот подтекст «Уроков Октября», надо знать и понимать политическую жизнь Советской России 1924 года. Её главный вопрос: кто встанет у руля руководства партией и соответственно — куда пойдет страна?
Роль Троцкого значительна в Октябрьском перевороте, что бесспорно. Но сам он видел и оценивал её как исключительную, равную роли Ленина, а в чём-то и превосходящую её. С непомерным тщеславием и самолюбованием он, в частности, утверждал в «Уроках Октября»:
«С того момента, как мы, Петроградский Совет, опротестовали приказ Керенского о выводе двух третей гарнизона на фронт, мы уже вступили фактически в состояние вооружённого восстания. Ленин, находящийся вне Петрограда, не оценил этот факт во всём его значении...
...После «тихого» восстания столичного гарнизона к середине октября, с того момента, как батальоны по приказу Военно-революционного комитета отказались выступить из города и не вышли, мы имели в столице победоносное восстание...
...Восстание 25 октября имело только дополнительный характер».
Итак, по Троцкому, выходит, что зря Ленин направил «Письмо членам ЦК», в котором требовал: «Ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом, решать дело сегодня непременно вечером или ночью». Сегодня — это 24 октября. Выходит, зря в тот же день, 24-го, ЦК партии провёл заседание с обсуждением ленинского письма. В протоколе заседания, в частности, записано: «Троцкий считает необходимым устроить запасной штаб в Петропавловской крепости...». К чему всё это, если «тихое» восстание уже победило?..
Партия для Троцкого была лишь фоном для живописания им своей «героической» роли в Октябре. Позже, в 1935 году, он запишет в своём дневнике: «Если бы в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции». Комментарии, как говорится, излишни. В «Уроках Октября» данная мысль заключена в подтексте. Сталин первым обнажил её, первым развенчал легенду об особой роли Троцкого в Октябрьском восстании, что было для последнего непереносимо.
Выступая на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС в ноябре 1924 года, Сталин говорил: «Троцкисты усиленно распространяют слухи о том, что вдохновителем и единственным руководителем Октябрьского восстания являлся Троцкий. Эти слухи особенно усиленно распространяются так называемым редактором сочинений Троцкого, Ленцнером. Сам Троцкий, систематически обходя партию, ЦК партии и Петроградский комитет партии, замалчивая руководящую роль этих организаций в деле восстания и усиленно выдвигал себя, как центральную фигуру Октябрьского восстания, вольно или невольно, способствует распространению слухов об особой роли Троцкого в восстании. Я далёк от того, чтобы отрицать несомненно важную роль Троцкого в восстании. Но должен сказать, что никакой особой роли в Октябрьском восстании Троцкий не играл и играть не мог, что, будучи председателем Петроградского Совета, он выполнял лишь волю соответствующих партийных инстанций».
И далее: «Иначе и не могло быть: стоило Троцкому нарушить волю ЦК, чтобы лишиться влияния на ход дел. Разговоры об особой роли Троцкого есть легенда, распространяемая услужливыми «партийными» кумушками.
Это не значит, конечно, что Октябрьское восстание не имело своего вдохновителя. Нет, у него был свой вдохновитель и руководитель. Но это был Ленин, а не кто-либо другой».
Сталин всё расставил по своим местам.
Поверженный Лев до конца своих дней мстил Сталину за его, Льва Троцкого, разоблачение. Но всё это случится потом. Тогда же, в 1924 году, он не решился на публичный ответ.
Сталин не был бы Сталиным, если бы не поставил вопрос: «для чего понадобились Троцкому все эти легенды об Октябре и подготовке Октября, о Ленине и партии Ленина?» И если бы не дал ответа на него: «Троцкому «дозарезу» нужно развенчать партию, её кадры, чтобы от развенчивания партии перейти к развенчанию ленинизма. Развенчивание же ленинизма необходимо для того, чтобы протащить троцкизм, как «единственную», «пролетарскую» (не шутите!) идеологию. Всё это, конечно (о, конечно!), под флагом ленинизма, чтобы процедура протаскивания прошла «максимально безболезненно».
Сталин вскрыл особенности троцкизма и показал его опасность для судьбы Октября: подмена социалистической революции в России (одной стране) непрерывной (перманентной) революцией в мировом масштабе; подрыв единства партии организационным оппортунизмом («Троцкизм в организационной области есть теория сожительства революционеров и оппортунистов, их группировок и группировочек в недрах единой партии»); стремление к разрушению авторитета партийных лидеров («Троцкизм есть недоверие к лидерам большевизма, попытка к их дискредитированию, к их развенчанию»).
Победи Троцкий Сталина в их идейной и политической схватке, Октябрьскую революцию, а она продолжалась, ожидал бы трагичный исход. Возник бы кризис Советской власти от насильственного втягивания страны в авантюрную мировую революцию, что могло бы, при непременном содействии буржуазного Запада, привести к реставрации капитализма в России. Её распад, при вероятности новой гражданской войны, был бы неизбежен.
Сталин впервые использовал понятие «новый троцкизм» и определил его характерные черты: приспособление ленинизма к требования троцкизма (прежде всего, к идее «чистой» пролетарской диктатуры, исключающей союз пролетариата и крестьянства); подрыв единства партии путём «противопоставления старых кадров партийному молодняку»; противопоставление троцкистски трактуемого Ленина партийному руководству страны, его курсу. Новый троцкизм (неотроцкизм по-современному) отличался от старого, дореволюционного, лишь тактическими ухищрениями. Стратегия его оставалась прежней — перманентная революция.
Неотроцкизм заявил о себе при Хрущёве (понятно, что в современной редакции), но был остановлен: бросок к коммунизму, при уповании на отсутствие фатальной неизбежности войны, не состоялся. В буржуазно-либеральной редакции неотроцкизм проявил себя в полной мере в годы горбачёвской перестройки. Под лозунгами «Революция продолжается!», «Больше демократии — больше социализма!» Горбачёв и компания осуществили демонтаж партии и Советского государства — капитализм вернулся в Россию. Великий Октябрь был предан, его идеалы осквернены.
Позиции Сталина и Троцкого в Октябре 1917 года прямо противоположны. Прямо противоположным было их отношение к великой русской революции.
Троцкий вынужден был называть Октябрьскую революцию русской, потому что так называл её Ленин. Но ничего русского, национального в ней Троцкий не желал видеть. Смотрел на неё как на запал всемирной революции с обязательным её центром в Европе. С Европой, Западом связывал он судьбу Октября. Пользуясь современной терминологией, скажем: Троцкий был воинствующим евроцентристом. Его интернационализм имел западноевропейский характер. Он напоминает сегодня западный глобализм, но в оболочке «перманентности»: для Троцкого — всё должно решиться на Западе и Западом. Его никогда не интересовали национальные интересы России. Он и мысли не допускал о национальном своеобразии Октябрьской революции. О русском крестьянстве (читайте — о русском народе) говорил с презрением: «Что же такое наша революция, если не бешеное восстание... против мужицкого корня старой русской истории».
Сталин был пролетарским интернационалистом и, как и Ленин, долгое время отдавал дань идее международной революции. Но следуя Ленину и оставаясь пролетарским интернационалистом, он всё больше стал задумываться о национальном характере будущей социалистической революции в России — о её русском характере, прежде всего. Есть основание для такого предположения.
В 1913 году в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин замечает: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы». В этой же работе делает заключение: от решения судьбы русского вопроса, как аграрного (крестьянского), зависит освобождение, т. е. судьба всех наций России. Сталин впервые вводит в марксизм понятие «русский вопрос» и определяет его интернациональный, общенациональный смысл в России.
В 1917 году на VI съезде РСДРП(б), отвечая на вопросы по докладу о политическом положении, Сталин говорит о Советах как наиболее целесообразной форме организации борьбы рабочего класса за власть и особо выделяет: «Это форма чисто русская». Не без его активного участия писались резолюции
VI съезда — в них революция в России называется русской. А в принятом съездом манифесте РСДРП встречается такое выражение: «Английские и американские капиталисты, которые в качестве кредиторов стали хозяевами русской жизни...».
Вспомним ещё раз полемику Сталина с Преображенским на VI съезде партии. Отводя евроцентристскую поправку последнего в резолюцию съезда, Сталин (ещё раз процитируем) категорично заявил: «Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». По этому поводу Р.Такер — известный американский политолог, антисталинист заметил: «Это примечательное заявление, заслуживающее в силу своей спонтанности тем большего внимания, на какой-то короткий момент приоткрыло завесу над лежащим в его основе русоцентризмом Сталина. В обмене мнениями проступали контуры будущей дискуссии в партии относительно возможности построения социализма в Советской России без революции в Европе, а в сталинском «творческом марксизме» 1917 года уже содержалась в зародыше идея построения социализма в одной, отдельно взятой стране».
Оставим на совести американца язвительность, когда он говорит о сталинском «творческом марксизме», и скажем: Сталин до Октября 1917 года мыслил категориями всемирной и национальной, русской истории, он осознавал такую важнейшую национально-историческую особенность России, как ведущая роль русского народа в её образовании и развитии. Уже тогда Сталин мыслил как революционер-политик, государственник, Троцкий — как «революционный» космополит, западник. Их непримиримое противостояние было неизбежным.
Выпячивание Троцким своей исключительной роли в истории Октября и сознательное замалчивание им роли Сталина выгодно всем антисоветчикам — от западных советологов с примкнувшими к ним радзинскими и млечиными, до так называемых нынешних патриотов, ведущих свою родословную от проантантовских Деникина и Колчака. Первым ненавистна национальная природа великой русской революции, вторым — её классовая природа. Сталин, как и Ленин, соединял в себе эти две ипостаси Октября.
Усилиями Троцкого и троцкистов был начат процесс обесценивания роли Сталина в Октябре 1917 года. Сегодня Троцкого «оживили», чтобы продолжить этот процесс — Сталина на Западе и в прозападных правящих кругах России страшатся даже усопшего.
Величайший революционер и политик ХХ века, он проявил себя человеком недюжинного ума и воли в истории Октября. В Октябре Сталин был рядом с Лениным. Тогда никто не мог подумать, что рядом с гением — гений. Это ясно теперь каждому, кто пытается объективно оценить историю прошедшего столетия.
(с) Юрий Белов
PS. Стоит помнить, что Сталин не только великий вождь и строитель сверхдержавы, но и великий революционер.