22 октября президент России Владимир Путин в Казани принимал лидеров стран БРИКС, а специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников старался понять: просматривается ли в происходящем «упорядоченная многополярность» и «международная справедливость».

Казань производит на вышедшего из самолета, севшего в машину и поехавшего человека неплохое впечатление.

А поскольку из самолета выходили считай что все прибывшие на саммит, то Казань произвела неплохое впечатление на всех.

Правда, не всем досталось то, что получили первые-вторые лица государств, выходящие из самолета. Их встречал, как правило, глава Республики Татарстан Рустам Минниханов, потчевал хлебом-солью (очевидно, от федеральной власти, чтобы приличия были соблюдены) и чак-чаком от региональной (чтобы было вкусно).

Попробовать чак-чак превратилось в испытание для многих. Ничто же для непосвященных не предвещало. И тут вдруг вот он, господин Минниханов, и чак-чак, блюдо неизведанное, которое изведать предстоит, ибо ясно, что встречающие не отступят ни на шаг от законов гостеприимства, так что делать нечего: надо пробовать.

Сначала министр иностранных дел Бразилии Мауру Виейра, прилетевший вместо президента Лулы да Силвы, принял неизбежное (Лула да Силва лишний раз порадовался, что не поехал, то есть не стал рисковать).

Потом Абий Ахмед Али, премьер-министр Эфиопии, то есть страны, заскочившей, как известно, в последний вагон БРИКС, когда поезд уже набрал ход, а стоп-кран дернул министр иностранных дел России Сергей Лавров, и в конце концов все удивились, что вместе с ними едет теперь такой пассажир, помолясь Аллаху и сложив перед собой руки, приоткусил неизвестное ему блюдо.

Затем настала очередь премьер-министра Индии Нарендры Моди, который проявил максимум благоразумия и присущей ему тонкости: отказываться не стал, но и пробовать тоже, а только благодарно прикоснулся и к караваю, и к чак-чаку. И никто не скажет, что сделал что-то не так. Он, в конце концов, суровый вегетарианец. Не стоило и предлагать.

Президент ЮАР Сирил Рамафоса оказался не так осмотрителен и тем более предусмотрителен. Все гостеприимство, выпущенное по нему прямой наводкой, попало в цель.

— Это вот так надо! — без воодушевления показал господин Минниханов на каравай.

Президент ЮАР отломил кусочек и попробовал.

— А это — сладкое! — воскликнул Рустам Минниханов и продемонстрировал, как он сам любит чак-чак.

Вот это вкусно так вкусно! Вот что было написано у него на лице. И он добился, чтобы то же самое было написано на лице у президента ЮАР.

— Зис из рашен! — разъяснил господин Минниханов, махнув в сторону каравая.— А зис из — татар!

На ветру прозвучало, конечно, как «тартар».

Потом к нему прямо в руки с трапа, можно сказать, попал председатель КНР Си Цзиньпин. Тот повел себя наиболее благоразумно и предсказуемо. Понимая неотвратимость случающегося, он попробовал все предложенное и сказал, кивнув, в свою очередь, в сторону чак-чака:

— А у нас в Китае тоже такое есть.

Потому что нет ничего такого, чего в Китае не делали бы.

А президент Мавритании Мухаммед ульд Газуани просто расковырял и каравай, и чак-чак. И это был перебор.

Между тем первые переговоры у Владимира Путина на территории Казанского кремля были с Дилмой Руссефф, бывшим президентом Бразилии и главой Нового банка развития БРИКС.

С российской стороны было столько переговорщиков, что госпожа Руссефф, войдя в переговорную комнату, даже, такое впечатление, попятилась (она-то была одна), но затем совладала с собой и провела эти переговоры, хотя сложилось впечатление, что принимающая сторона все это время хотела от нее чего-то большего. Казалось даже, что она не оправдывает каких-то более ранних авансов (или взносов стран—участниц БРИКС) и ей надо бы подтянуться, ускориться, что ли, мобилизоваться, в конце концов, чтобы не стать демобилизованной.

Насчет авансов не секрет: Новый банк развития уже третий год не финансирует проекты в России, следуя международным санкциям. Но как раз такого рвения от госпожи Руссефф и не ждут. Можно ведь было делать все по закону, в том числе и международному, но без фанатизма. В конце концов, Россия свои авансы госпоже Руссефф отдает.

Очевидно, что господин Путин хорошо относится к бразильской коллеге и намерен был все сказать ей, но мягко, и она ожидала, что скажет, но, может, именно это нервное ожидание сыграло с ней злую шутку: держалась она, по крайней мере на людях, непримиримо, чем могла вызвать и ответную реакцию.

Среди российских переговорщиков особым вниманием у журналистов пользовалась глава Центробанка Эльвира Набиуллина, сидевшая как раз с краю, чтобы удобнее было ее теребить вопросами. Но она ни на один не ответила, и было это объяснимо: каждое ее слово было бы обязательно использовано не только против нее, но и против всех, ибо ничего, кроме вероятности повышения ключевой ставки, сейчас всех и не интересует. А нет ничего хорошего, что она могла бы сейчас сказать людям.

Следующим собеседником Владимира Путина стал премьер-министр Индии Нарендра Моди, которому российский президент что-то рассказывал около минуты, прежде чем понял, что тот внимательно слушает его без наушников синхронного перевода.

— У нас такие отношения, что я считал, что вы так все понимаете! — смеялся господин Путин.

Господин Моди успокаивающе кивнул, и я подумал о том, что он и правда не много потерял.

Надо сказать, что все происходило довольно быстро, а значит, согласно законам гостеприимства, то есть предначертанного и никогда не исполняемого сценария. Очевидно, все друг друга по многу раз предупреждали, что график беспрецедентно насыщенный и что такого не было в новейшей истории России (хотя на саммите Россия—Африка в Санкт-Петербурге год назад было и не такое), и в конце концов напугали, так что дольше часа никакие двусторонние переговоры в этот день не длились.

Пресса была зажата в небольшом помещении на первом этаже. Журналисты вынуждены ежедневно сдавать ПЦР-тесты, и это, кажется, их полностью выматывает еще до начала работы. А еще и тесное непроветриваемое помещение, уставленное к тому же чак-чаком... В пресс-центр его переоборудовали из гардеробных и коридоров, ведущих в туалеты. Впрочем, выдумать что-то иное в одной из самых небольших башен казанского Кремля, где проходили двусторонние переговоры, было сложно.

Делегация ЮАР была традиционно цветаста и, пожалуй, лишь этим внесла разнообразие в двустороннее.

Российские переговорщики от гостя к гостю почти не менялись — ни в лице, ни по составу участников. Перед началом переговоров с председателем КНР, словно выждав пару раундов, вдруг вступили в ожесточенные переговоры на своем уровне прямо у стола замглавы президентской администрации Максим Орешкин и глава Центробанка Эльвира Набиуллина. Они оба время от времени рубили сплеча, причем буквально (руки только и летали), и это производило впечатление. Впрочем, не исключено, это был тот случай, когда они, что бы ни делали, на самом деле только тешились.

Журналисты тем временем самозабвенно снимали друг друга, ибо в огромном количестве подошли китайские коллеги, которые были намерены оккупировать все выигрышные места на фото- и ТВ-позициях, поскольку всегда привыкли брать свое, причем криком и локтями. Но и российские вроде бы решили стоять насмерть. Я думал, будет бой не ради славы (хотя и ради нее тоже), а ради жизни на Земле, но этого в конце концов не случилось: весь пар ушел в эти саспенс-съемки друг друга, и потом уж все разместились где и как хотели. Да и поздно уже было, темнело.

— Сегодня после нашей беседы за ужином встречаемся в кругу лидеров государств — участников БРИКС,— говорил российский президент,— впервые в новом, расширенном составе. Только что разговаривал, закончил только что разговор с президентом Бразилии господином Лулой. Как известно, по медицинским соображениям он должен был остаться дома. Очень сожалеет, что не смог лично приехать, но намерен завтра в видеорежиме вместе с нами поработать. Я, правда, сказал ему, что это будет четыре часа только по местному времени. Как-то негуманно... Но он все-таки настаивает, говорит: нет, я хочу лично принять участие хотя бы по видеоконференции!

То есть Владимир Путин намерен был всеми этими подробностями развеять разговоры насчет того, что президент Бразилии отказался ехать в Казань по другим причинам.

Си Цзиньпин, можно было не сомневаться, подготовился к встрече:

— Мне стало известно, что 400 лет назад Великий чайный путь, который соединил наши страны, также проходил через Казань. И через этот путь китайский уишаньский чай везли именно в Россию,— заметил он.

Председатель КНР играючи сформулировал основные смыслы своей внешней политики:

— Мы вышли на верный путь выстраивания отношений между великими державами на принципах неприсоединения, неконфронтации и ненаправленности против третьих сторон.

«Международная справедливость» — это, согласитесь, новый термин. Во имя нее можно пережить и много несправедливостей.

— В условиях невиданной за столетия тектонической трансформации международная ситуация переживает серьезные перемены и потрясения,— оценил Си Цзиньпин происходящее именно сейчас, и к этому следовало прислушиваться.— Но это не может поколебать мое убеждение в незыблемости стратегического выбора двух стран в пользу твердой взаимной поддержки, незыблемости глубокой многовековой дружбы между нашими странами и незыблемости чувства долга Китая и России как великих держав.

От этих слов трудно будет, если что, отказаться. Или нет.

— БРИКС,— продолжал он,— пожалуй, одна из самых важных платформ сотрудничества для консолидации широкого развивающегося мира и стран с формирующимся рынком. Он выступает системообразующим фактором формирования равноправной, упорядоченной многополярности и общедоступной инклюзивной экономической глобализации.

«Упорядоченная многополярность» — еще один новый термин.

В том смысле, что прямо тут, на саммите БРИКС, ее и упорядочивали.

Еще через час лидеры стран БРИКС начинали ужинать в казанской Ратуше.

Чак-чак уже многозначительно стоял на столе.