Погибший в 1941 году красноармеец упокоился под стенами храма, с которым ожесточенно боролся в 30-е
Борис Михайлович Майоров - рядовой 5-й дивизии народного ополчения 33-й армии Резервного фронта. Уходя в августе 1941 года на войну, 38-летний ополченец оставил дома беременную жену с четырьмя детьми и уже в октябре погиб близ урочища Петровский Хутор под Спас-Деменском в тяжелом, по свидетельству поисковиков, бою горстки бойцов за высоту N 202. В бакелитовом "смертном" медальоне Бориса Михайловича нашли обрывок бумаги с выведенными химическим карандашом именем, годом рождения и адресом.
Дальнейшее - заслуга неравнодушных, взявшихся за розыски и сумевших выяснить: жена и сыновья фронтовика похоронены на Старо-Марковском кладбище.
Через год воин упокоился на родине рядом с супругой. Таким был посмертный путь Бориса Михайловича Майорова - подлинное чудо возвращения и восстановления памяти.
Но есть у случившегося и другое, воистину судьбоносное измерение. Уже после похорон неожиданно выяснилось, что вернувшийся на родину Майоров - председатель Ново-Архангельского сельсовета с 1927 года. И он же - главный проводник репрессий против "кулаков" и "церковников" села, объединенных приходским советом Успенского храма. Местный уроженец, Борис Майоров начал свой рабочий путь на московской мебельной фабрике "Мюр и Мерилиз", служил в Рабоче-крестьянской Красной армии, был охранником на пороховом складе, а затем, в возрасте всего лишь 25 лет, возглавил в родном селе сельсовет. Оказанное партией доверие новый председатель оправдал сполна.
В уголовном деле многолетнего старосты Успенского храма 60-летнего Степана Тихоновича Мурлыкова и по сию пору лежит подписанная молодым председателем сельсовета справка в ОГПУ: "Мурлыков является как социально опасный элемент и подлежит изоляции, т.к. при участии Мурлыкова по деревне общественная работа срывается, без него же работа как c/сов, а также и других организаций наладится..."
С этой справки начались мытарства Степана Тихоновича: ссылка, аресты, расстрел на Бутовском полигоне осенью 1937 года...
"Принимая во внимание, что все выше указанные граждани являються чуждыми элементами соввласти, все из них имеют кулацкие хозяйства нажитые путем эксплуатацией рабочей силы, при чем таковые являються явными противниками всем мероприятия соввласти..." - малограмотные формулировки щедро рассыпаны в протоколах заседаний сельсовета, который после ареста Мурлыкова без промедления взялся за следующего старосту церкви, бывшего конторщика Дмитрия Ивановича Цирулева, и прочих членов приходского собрания. Отголоски смертельной борьбы - в докладных председателя Бориса Майорова:
"Ехавши с суда, лишенец Мурлыков А.С. набросился на меня с ножом, грозил меня убить за то что я отдал [его] под суд".
Александр Степанович Мурлыков - сын церковного старосты и член приходского совета. Он также будет расстрелян на Бутовском полигоне за несколько недель до казни отца.
В списке "чуждых элементов соввласти" перечислено 8 фамилий, в том числе еще один член приходского совета храма Успения и будущий бутовский смертник - Андрей Сергеевич Маннов. Миталевы, Макеевы, Арчуковы, Мурлыковы - односельчане Майорова. Раскол шел по живому телу сельского мира, рассекая порой и семьи.
Имена сосланных и расстрелянных радетелей о храме вернулись на родную землю совсем незадолго до Бориса Михайловича Майорова - в книге "Храм Успения Пресвятой Богородицы в селе Архангельском-Тюрикове: 1755-2015". Затем они были увековечены на памятном обелиске у стен церкви. А вскоре после гонимых у этих же стен суждено было упокоиться гонителю. Так все эти люди вновь встретились под сенью старинной елизаветинской церкви.
Надгробным словом проводил Бориса Михайловича Майорова настоятель храма, на закрытии которого председатель настаивал...
Не нам судить павших, каждый из которых во весь рост, не щадя себя, встал на своей войне для защиты Родины: для одного в 30-е годы это был предками выстроенный родной храм, для другого в 41-м - Москва. Знаю только, что, прикоснувшись к этим трагическим судьбам в качестве хранителя истории старой усадебной церквушки, я стал свидетелем того, как на тихом российском погосте спустя без малого сто лет для Бориса Михайловича Майорова закончилась Гражданская война.